Мейер, Эрнст

Эрнст Мейер
Место рождения:	Просткен, Восточная Пруссия, Германская империя
Дата смерти:	2 февраля 1930(1930-02-02)
Место смерти:	Потсдам
Гражданство:	Германия Германия
Партия:	СДПГ, Союз Спартака, КПГ
Основные идеи:	Коммунизм
Род деятельности:	Политик

Эрнст Мейер (нем. Ernst Meyer; 10 июля 1887, Просткен — 2 февраля 1930, Потсдам) — деятель немецкого социал-демократического и коммунистического движения, один из создателей Коммунистической партии Германии, экономист и философ.

Биография

Родился в Просткене, Восточная Пруссия, в религиозной рабочей семье. Изучал экономику, психологию и философию в Кёнигсбергском университете.

В 1908 вступил в Социал-демократическую партию Германии. Работал в редакции центральной социал-демократической газеты «Форвертс», по инициативе Гуго Гаазе с 1913 был её политическим редактором. Во время Первой мировой войны входил в левое крыло СДП, близко дружил с Лео Йогихесом. Участвовал в создании группы «Спартак», писал статьи и листовки «Союза Спартака»; будучи единственным членом Союза в редакции «Форвертс», боролся с линией её большинства в поддержку империалистической войны, за что 15 апреля 1915 был исключён из редакции.

Вместе с Бертой Тальгеймер был делегатом от Союза Спартака на Циммервельдской международной конференции социалистов (1915), один из пяти участников от Германии. Мейер и Тальгеймер не подписали резолюции Циммервальдской Левой, направленной на разрыв революционных социалистов с реформистами. Участвовал также в Кинтальской конференции в 1916. В 1918 работал в советском полпредстве в Берлине.

После создания Коммунистической партии Германии вошёл в состав её Центрального комитета. В годы Революции 1918—1919 член редакции газеты Роте Фане — центрального органа КПГ. В августе 11921 на съезде КПГ выступил с центральным докладом, что говорит о его высокой позиции среди лидеров КПГ. Член ЦК компартии Германии в 1919—1923, 1927—1928 годы (после 1923 отстранён от руководства ультралевой группой Рут Фишер и Аркадия Маслова). Член политбюро ЦК, председатель Политбюро ЦК в феврале 1921 — январе 1923.

Летом 1920 участвовал во Втором конгрессе Коминтерна в Москве. 7 августа 1920 избран кандидатом в члены Исполкома Коминтерна, а также членом Малого бюро ИККИ, 17 августа 1921 вошёл в состав Кооперативной секции (комиссии) ИККИ, в сентябре 1921 — в Подкомиссию по вопросу о международном займе. В 1922 вернулся в Москву, участвовал в Четвёртом конгрессе Коминтерна.

В 1921 избран депутатом от КПГ в прусский ландтаг.

С 1922 муж Розы Левине, вдовы Евгения Левине.

Весной 1926 участвовал в Шестом расширенном пленуме ИККИ, а в ноябре того же года — в Седьмом расширенном пленуме. В этот период он уже подвергся серьёзной критике по германскому вопросу (в частности, вместе с Артуром Эвертом и Герхардом Эйслером выступал за сотрудничестве с СДПГ).

В 1928 активно выступил против линии Эрнста Тельмана. На 12 съезде КПГ в июне 1929 был снят со всех партийных постов.

Зимой 1929—1930 слёг в больницу с приступом пневмонии, вызванной давним туберкулёзом. Умер в Потсдаме 2 февраля 1930 в возрасте 43 лет.

Отзывы современников

Товарищ Мейера Пауль Фрёлих охарактеризовал его как «очень хладнокровный, трезвый и осторожный мыслитель».

Лев Троцкий писал:

Игра Сталина—Бухарина привела уже к тому, что руководство германской компартией попало целиком в руки архиправой группы Эрнста Мейера. Мейер является заведомым оппортунистом-представителем подлинного «социал-демократического уклона». Никакой серьёзной связи с рабочими массами у Мейера никогда не было. Это — типично верхушечный бюрократ, которых в Германии много. Мейер в Циммервальде шёл с Мартовым и Аксельродом против Ленина. Мейера сняли с германского ЦК ещё при Ленине. Мейер интриговал в 1922 году против партии вместе с «известным» Фрисландом, перебежавшим затем открыто на сторону социал-демократов. Мейер в 1922 году плёлся в хвосте социал-демократии в вопросе о кампании по поводу убийства Ратенау. К Мейеру полны недоверия рабочие-коммунисты. Мейер в 1926 году во время VI расширенного ИККИ в Москве вызывающе заявил: «Не я иду к ЦК, а ЦК идёт ко мне».

Ссылки

• [www.fedy-diary.ru/html/012011/29012011-03a.html Адибеков Г. М., Шахназарова Э. Н., Шириня К. К. Организационная структура Коминтерна. 1919—1943.]
• [books.google.ru/books?id=UWALiF59JU4C Branko M. Lazić, Milorad M. Drachkovitch. Biographical dictionary of the Comintern. Hoover Institution, 1986.]
• [www.redov.ru/istorija/arhiv_trockogo_tom_1/p42.php Архив Троцкого. Том 1.]

Отрывок, характеризующий Мейер, Эрнст

– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.


Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.