Мечта (фильм, 1941)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Мечта
Жанр

Социально-психологический

Режиссёр

Михаил Ромм

Автор
сценария

Евгений Габрилович
Михаил Ромм

В главных
ролях

Елена Кузьмина
Владимир Соловьёв
Виктор Щеглов
Фаина Раневская
Аркадий Кисляков

Оператор

Борис Волчек

Композитор

Генрик Варс

Кинокомпания

Мосфильм

Длительность

100 минут

Страна

СССР СССР

Язык

Русский

Год

1941

IMDb

ID 0033889

К:Фильмы 1941 года

«Мечта» — советский художественный фильм режиссёра Михаила Ромма, вышедший на киностудии Мосфильм в 1941 году.





Сюжет

Действие фильма происходит в 1933 году. Из бедных сёл Западной Украины, принадлежавших в те времена Польше, тянулись в города тысячи людей в поисках работы и счастья. Среди них Анна. Проработав всю ночь швейцаром в местном ресторанчике, под утро возвращалась она к своим обязанностям прислуги в меблированных комнатах под гордым названием «Мечта». Все обитатели этого пансиона — люди, сломанные жизнью, тщетно пытающиеся выпрямиться, но, несмотря на все усилия, так или иначе терпящие поражение в схватке с безжалостным миром. А во главе этого корабля, который вот-вот пойдёт ко дну, стоит мадам Скороход, которая убеждена: уж она-то «выбилась в люди». В ней парадоксально смешивались сострадание и жесточайшая беспощадность к тем, кто ниже её по социальному статусу, всепоглощающая скупость и такая же безмерная любовь к сыну-неудачнику, ради которого она жила, трудилась, совершала низости, понимая в глубине души всю бесполезность этих усилий.

В ролях

Съёмочная группа

Факты

  • Натурные съёмки проходили во Львове

Напишите отзыв о статье "Мечта (фильм, 1941)"

Ссылки

  • Художественный фильм [www.youtube.com/watch?v=7ZNPCk1S9YE «Мечта»] на сайте youtube.
  • [2011.russiancinema.ru/index.php?e_dept_id=2&e_movie_id=3552 «Мечта»] на сайте «Энциклопедия отечественного кино»
  • [ruskino.ru/mov/782 «Мечта»] на Рускино.ру
  • «Мечта» (англ.) на сайте Internet Movie Database

Отрывок, характеризующий Мечта (фильм, 1941)

В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.
«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».
Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился.