Михаловская земля
| Михаловская земля | |
| Другие названия |
(нем.) Michelau |
|---|---|
| Население |
150 000 жителей |
| Государства на территории: | |
Миха́ловская земля́ (польск. Ziemia michałowska; нем. Michelau; лат. terra Michaloviensis) — историческая область в Польше, являющаяся частью Хельминской земли. Название происходит от Михалова — важного в Средневековье города на польско-прусском пограничье, позже уничтоженного пожаром и поглощённого городом Бродница. Находилась на территории современных Бродницкого, Новомястского, а также частично Илавского и Дзялдовского повятов, где ныне проживает около 150 тысяч человек.
История
До прихода крестоносцев Михаловская земля принадлежала мазовецким князьям и часто была ареной борьбы между поляками и пруссами. В 1303 году Михаловская земля была вассализирована Тевтонским орденом, а в 1317 году полностью вошла в его состав.
По условиям Мельнского мира 1422 года, Польша навсегда отказывалась от претензий на Михаловскую землю, однако уже в 1466 году в Торне был заключен мирный договор между Тевтонским орденом и Королевством Польским, по которому Михаловская земля передавалась Польше как часть Королевской Пруссии.
В результате первого раздела Речи Посполитой (1772) Михаловская земля была присоединена к Королевству Пруссия. В 1807-1815 годах территория входила в состав подконтрольного Наполеону Герцогства Варшавского. В 1815 году решением Венского конгресса из земель Варшавского герцогства было создано Великое герцогство Познанское, однако уже в 1817 году Михаловская земля была включена в состав Западной Пруссии.
В результате Первой мировой войны и непосредственно Версальского договора в январе 1920 года Михаловская земля была присоединена к возрождённой Польше. Во время Второй мировой войны была оккупирована Германией, а в январе 1945 года освобождена Красной армией.
Напишите отзыв о статье "Михаловская земля"
Ссылки
- [dir.icm.edu.pl/pl/Slownik_geograficzny/Tom_VI/310 Ziemia Michałowska] // Słownik geograficzny Królestwa Polskiego i innych krajów słowiańskich. — Tom VI (Malczyce — Netreba). — 1885.
См. также
Отрывок, характеризующий Михаловская земля
Мужики подошли и взяли его за плечи и ноги, но он жалобно застонал, и мужики, переглянувшись, опять отпустили его.– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.
– Ах боже мой! Боже мой! Что ж это?.. Живот! Это конец! Ах боже мой! – слышались голоса между офицерами. – На волосок мимо уха прожужжала, – говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».
Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
