Морган, Льюис Генри

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Морган, Льюис»)
Перейти к: навигация, поиск
Льюис Генри Морган
Lewis-Henri Morgan
Дата рождения:

21 ноября 1818(1818-11-21)

Место рождения:

деревня Аврора, штат Нью-Йорк

Дата смерти:

17 декабря 1881(1881-12-17) (63 года)

Место смерти:

Рочестер, штат Нью-Йорк

Страна:

США

Научная сфера:

Антропология

Известен как:

один из основоположников эволюционизма в социальных науках

Лью́ис Ге́нри Мо́рган (англ. Lewis-Henri Morgan; 21 ноября 1818, деревня Аврора штата Нью-Йорк — 17 декабря 1881, Рочестер штата Нью-Йорк) — американский учёный, этнограф, социолог, историк. Внёс крупный вклад в теорию социальной эволюции, науки о родстве, семье. Создатель научной теории первобытного общества, один из основоположников эволюционизма в социальных науках.





Биография

Родился неподалеку от Нью-Йорка, закончил Юнион-колледж в 1840 году, в 1844 году поступил в адвокатуру в г. Рочестер. В 1855 году сделался участником, впоследствии — одним из директоров железнодорожной компании, став преуспевающим буржуа. Однако главным для Моргана было занятие не бизнесом, а наукой. Кроме научной и коммерческой деятельности, Морган занимался политикой, отстаивая радикальные буржуазно-демократические взгляды, был левым республиканцем. В 1861 году был избран от республиканской партии в палату представителей штата Нью-Йорк, где был яростным противником рабства и сторонником борьбы против мятежного рабовладельческого Юга. В 1868 году был избран в сенат штата Нью-Йорк, где активно выступал за радикальную реконструкцию Юга, за полную отмену всякой расовой дискриминации, отстаивал введение избирательных прав для негритянского населения. Из-за резкости взглядов уже в 1869 году был забаллотирован.

Ещё в 1840 году создал общество под названием «Великий орден ирокезов», ставившее целью изучение и защиту прав индейцев, выступавшее против захвата индейской территории земельными спекулянтами. Дело было доведено до рассмотрения в конгрессе США, который решил его в пользу индейцев; и в знак признания заслуг Морган был принят в ряды племени. Защитой индейцев Морган занимался до конца жизни, обличая правительственную коррупцию, открыто, в том числе печатно, выступая против военных операций против сиу, ирокезов и других племен.

В 1875 году был избран членом Национальной академии наук, а в 1879 году — президентом Американской ассоциации содействия развитию науки.

Научные работы

В 1851 году выходит в свет его первое исследование — «Лига ирокезов». В 1859-1862 годах Морган с целью сбора материала изучает индейские племена Запада и Северо-Запада. Как итог в 1870 году выходит в свет монография «Системы родства и свойства человеческой семьи», в которой был дан эскиз эволюции семейно-брачных отношений от состояния промискуитета через разные формы группового брака к моногамии. В дальнейшем идеи, изложенные в этих ранних работах Моргана получили окончательное оформление в книге «Древнее общество или исследование линий человеческого прогресса от дикости через варварство к цивилизации» (1877, русс. пер. — Л., 1933). В этой работе были заложены основы изучения истории первобытного общества; была представлена эволюция семейно-брачных отношений, а также дана периодизация развития человечества, сыгравшая значительную роль как в исторической науке, так и в философии истории.

Теория Моргана

Ядром теории Моргана является обоснованная им на большом фактическом материале теория о едином прогрессивном пути развития человечества. Вслед за шотландским философом-просветителем А. Фергюсоном, Морган придерживался периодизации истории, включавшей три этапа: дикость, варварство и цивилизацию, причем первые две стадии были им детально разработаны и разбиты на три ступени (низшую, среднюю и высшую) каждая. На стадии дикости в человеческой деятельности господствовали охота, рыболовство и собирательство, отсутствовала частная собственность, существовало равенство. На стадии варварства появляется земледелие и скотоводство, возникает частная собственность и социальная иерархия. Третья стадия — цивилизация — связана с возникновением государства, классового общества, городов, письменности и т. д.

Моргановская периодизация стала основой для научного изучения доклассового общества и его перехода к классовому (цивилизованному). Морганом были открыты два принципиально различных типа обществ, сменявших друг друга в ходе общественного развития: первый по времени основан на личности и личных отношениях (фактически, речь идет о роде); второй основан на территории и частной собственности и представляет собой государство.

В «Древнем обществе» Морган обосновал своё открытие универсальности материнского рода, разбив тем самым господствовавшую до того времени теорию, согласно которой основной ячейкой человеческого общества была патриархальная семья, основанная на частной собственности и власти отца. Это открытие сыграло революционную роль в развитии этнологии и истории первобытности. Согласно Моргану, семейно-брачные отношения проходят в своем развитии путь от промискуитета через групповой брак к моногамии, а последовательно сменявшими друг друга формами семьи были кровнородственная семья, пуналуальная семья, парная и моногамная семьи. Несмотря на то, что гипотезы Моргана о существовании кровнородственной семьи и семьи пуналуа были опровергнуты, в целом его идеи о материнском роде и общей логике развития семьи стали общепризнанными.

Независимо от Маркса Морган фактически пришёл к материалистическому пониманию истории. Работа Моргана «Древнее общество» легла в основу одного из базовых марксистских трудов — книги Ф. Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства».

Последователи

Взгляды Моргана стали основой первой научной школы в этнологии — эволюционизма, сторонники которого вслед за Морганом (Э.Тейлор, Дж. Фрэзер, Дж. Мак-Леннан) искали общие закономерности развития культуры и общества, отстаивали идеи прогресса и закономерности в истории. Несмотря на ряд подвергшихся критике положений эволюционизма, большая часть из них сохраняет своё значение и в современной науке.

Сочинения на русском языке

  • Морган Л. Г. Дома и домашняя жизнь американских туземцев // Материалы по этнографии. — Л.: Институт народов Севера ЦИК СССР, 1934. — Т. 2.
  • Морган Л. Г. Древнее общество или исследование линий человеческого прогресса от дикости через варварство к цивилизации. — Л., 1933.
  • Морган Л. Г. Древнее общество или исследование линий человеческого прогресса от дикости через варварство к цивилизации // Материалы по этнографии. — Л.: Институт народов Севера ЦИК СССР, 1934. — Т. 1.
  • Морган Л. Г. Лига ходеносауни, или ирокезов / Пер. с англ. Бломквист Е. Э. — М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1983.

Напишите отзыв о статье "Морган, Льюис Генри"

Литература

См. также

Отрывок, характеризующий Морган, Льюис Генри

– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.


Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C'est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.