Муссини, Луиджи

Луиджи Муссини
итал. Luigi Mussini
Автопортрет, 1850 год
Имя при рождении:	Луиджи Муссини
Дата рождения:	19 декабря 1813(1813-12-19)
Место рождения:	Берлин, Пруссия
Дата смерти:	18 июня 1888(1888-06-18) (74 года)
Место смерти:	Сиена, Италия
Жанр:	станковая живопись, религиозная живопись, историческая живопись, портрет
Учёба:	Пьетро Бенвенути
Стиль:	академизм, романтизм

Луиджи Муссини (итал. Luigi Mussini, 19 декабря 1813, Берлин, Пруссия — 18 июня 1888, Сиена, Италия) — итальянский живописец-академист, представитель тосканской школы. Участник революции 1848—1849 годов в Италии, известный шахматист и шахматный композитор.

Биография

Шахматная задача Луиджи Муссини

	a	b	c	d	e	f	g	h
8									8
7									7
6									6
5									5
4									4
3									3
2									2
1									1
	a	b	c	d	e	f	g	h

Обратный мат в четыре хода. 1. Фb8 e5 2. Фh8 e6 3. Лf3 Kрd4 4. Лf4+ Лf4х (436, Nuova Rivista degli Scacchi, 08/1877).

Родился в Германии, в семье капельмейстера прусского двора Натале Муссини и его жена Джулианы, певицы, дочери композитора Джузеппе Сарти. Родители вернулись в Италию (Флоренцию) в 1818 году. В тринадцать лет Луиджи начал обучение живописи под руководством старшего брата Чезаре, также изучал под руководством родителей игру на фортепиано, с детства художник свободно говорил на французском языке, на котором разговаривали родители дома. В 1830 году он стал учеником Академии изящных искусств во Флоренции, где его наставниками были Пьетро Бенвенути и Giuseppe Bezzuoli. Сам художник увлёкся ранней итальянской живописью XV века. В это время Муссини привлекали сюжеты Гомера, Данте, Торквато Тассо, античной и ренессансной истории.

В 1840 году он выиграл стипендию Академии изящных искусств во Флоренции за картину «Эней, спасающийся из Трои» на работу в Риме, четыре года провёл в Риме на Вилле Медичи, где познакомился с Жаном Огюстом Домиником Энгром и завёл широкие знакомства среди римских интеллектуалов. В Риме Муссини сблизился с кругом немецких художников-романтиков — назарейцев. Под влиянием назарейцев, Манифест которых он подписал в 1842 году, отказался от литературных и исторических тем, обратился к живописи религиозного содержания. Несколько месяцев в конце 1844 года провёл в Неаполе.

В 1844 году совместно с учеником Энгра, швейцарским живописцем Францем Адольфом фон Штюрлером, основал во Флоренции на улице Святой Аполлонии школу рисунка, где в рисунке придавалась большое значение линии и детально изучалось наследие итальянских художников дорафаэлевской эпохи. Эта школа по замыслу создателей должна была базироваться на принципах работы живописной мастерской эпохи Возрождения. В 1848—1849 годах принимал участие в борьбе за независимость и объединение Италии, был участником неудачной военной операции по освобождению Ломбардии от австрийцев.

В 1849 году, разочарованной итогами революции в Италии, переехал в Париж, где возобновил сотрудничество с Энгром. В 1851 году вернулся в Италию и получил назначение на пост директора Института изобразительных искусств в Сиене, остававшийся длительное время вакантным. Он занимал эту должность в течение тридцати семи лет, вплоть до своей смерти 18 июня 1888 года. В поздних работах Луиджи Муссини, созданных после возвращения из Парижа, проявилось влияние манерной салонной живописи (в частности влияние портретов Фредерика Лейтона).

Художник имел много учеников и последователей, известных в Италии того времени (среди них: Angelo Visconti, Amos Cassioli, Cesare Maccari, Pietro Aldi, Алессандро Франчи). Портретное изображение Луиджи Муссини в медальоне исполнил скульптор Джованни Дюпре (итал. Giovanni Duprè). Художник был руководителем крупных реставрационных работ. В 1880 году он опубликовал «Scritti d’arte», размышления о живописи и заметки о встречах с выдающимися художниками. После смерти художника была опубликована его переписка (с 1836 по 1888 год).

Художник был председателем или членом различных комиссий и комитетов, ответственных за распределение наград за художественные достижения, за отбор работ для участия в международных выставках, за возведение новых памятников (конкурс на установку памятника Виктору Эммануилу II в Турине в 1879 году; конкурс на создание монументального зала, посвящённого Виктору Эммануилу II, в общественном дворце Сиены в 1883—1888 годах). В 1880 году был избран в городской совет Сиены по списку консервативных конституционистов.

Жена художника Luigia Mussini-Piaggio, тоже художница и его ученица, умерла в 1865 году, их вторая дочь Луиза в 1893 году стала женой бывшего ученика своего отца Алессандро Франчи (итал. Alessandro Franchi).

Деятельность как шахматиста

Увлечением всей жизни художника были шахматы. Муссини был практикующим шахматистом и составлял шахматные задачи, которые публиковались в шахматных изданиях того времени, начиная с 1876 года. Его любимым жанром шахматной композиции был обратный мат — белые начинают и заставляют чёрных объявить мат белому королю в указанное количество ходов. Художник был постоянным автором журнала Nuova Rivista degli Scacchi. Одна из наиболее известных картин художника — «Шахматный турнир при дворе короля Испании», она была написана художником по собственной инициативе около 1883 года и выставлена на многих национальных шахматных турнирах, в которых принимал участие сам художник, показывая достойные результаты.

Луиджи Муссини был основателем и президентом Società Scacchistica Senese в 1877 году.

Особенности творчества

В искусстве художник считал своими непререкаемыми авторитетами Рафаэля, итальянских «примитивов» (особенно художников живописи умбро-тосканской школы), Гвидо Рени. Принадлежал к академической школе, однако в его творчестве прослеживается влияние романтизма.

Галерея

• Luigi Mussini, san crescenzio, (1867).JPG

  Интерьер кафедрального собора в Сиене

• Siena Cathedral - Coronation of the Virgin mosaic.jpg

  Коронование Богоматери. Кафедральный собор в Сиене

• Luigi Mussini- Leonardo da Cutro e Ruy Lopez giocano a scacchi alla corte di Spagna.jpg

  Шахматный турнир при дворе короля Испании, 1883

• Sparta by Luigi Mussini.jpg

  Спартанский мальчик наблюдает последствия чрезмерного потребления алкоголя, 1850

Литература

• Ottino della Chiesa A. L’arte moderna dal neoclassicismo agli ultimi decenni. Milano, 1968; Mazzariol G., Pignatti T. Storia dell’arte italiana. Roma, 1958.

Культура   Италия   Шахматы   Искусство   Живопись

Отрывок, характеризующий Муссини, Луиджи

Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.