Нарышкин, Лев Александрович (1785)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Лев Александрович Нарышкин

Портрет Л. А. Нарышкина
работы[1] Джорджа Доу. Военная галерея Зимнего Дворца, Государственный Эрмитаж (Санкт-Петербург)
Дата рождения

5 февраля 1785(1785-02-05)

Дата смерти

17 ноября 1846(1846-11-17) (61 год)

Место смерти

Неаполь

Принадлежность

Российская империя Российская империя

Род войск

Кавалерия

Годы службы

1803—1846

Звание

генерал-лейтенант,
генерал-адъютант

Награды и премии

ордена Св.Анны 1-й ст. с короной, Георгия 4-го кл., Владимира 3-й ст., командор Иоанна Иерусалимского; прусские: Пур ле Мерит и Красного Орла 2-й ст., шведский Военный орден Меча 3-го кл., французский Почётного легиона, гессен-кассельские: Военный заслуг и Золотого Льва, ганноверский Гвельфов 1-й ст., баденский Церингенского Льва; золотая сабля «за храбрость»

Лев Алекса́ндрович Нары́шкин (5 февраля 1785 — 17 ноября 1846, Неаполь) — генерал-лейтенант, генерал-адъютант из рода Нарышкиных, строитель дворца на Фонтанке.





Биография

Происхождение

Лев Александрович Нарышкин родился 5 февраля 1785 года в семье обер-гофмаршала Александра Львовича Нарышкина (1760—1826) и Марии Алексеевны Сенявиной (1762—1822), дочери адмирала Алексея Наумовича Сенявина (1722—1797). По матери Лев Нарышкин приходился двоюродным братом графу М. С. Воронцову.

Служба

Домашнее воспитание получил под руководством аббата Николя. Службу начал при дворе, 15 марта 1799 года пожалован в камергеры. 22 января 1803 года в чине поручика был зачислен в лейб-гвардии Преображенский полк. 13 февраля 1807 года переведен штаб-ротмистром в лейб-гвардии Гусарский полк, в рядах которого участвовал в битвах под Гутштадтом, Гейльсбергом и Фридландом, получив ранение в руку и будучи награждён золотой саблей. После окончания боевых действий вышел в отставку и вернулся к службе при дворе в звании камергера.

28 марта 1812 года возвратился на военную службу в чине ротмистра и поступил в Изюмский гусарский полк, участвовал в сражении с французской армией под Островно, а также под Смоленском и при Бородине; в последнем сражении был ранен в голову. В сентябре 1812 года назначен адъютантом генерала Фердинанда Винцингероде, после пленения последнего французами добровольно отправился в плен вместе с ним, надеясь спасти генерала; в итоге был отбит у французов под Витебском отрядом казаков. Оказавшись на свободе, вновь поступил на службу в лейб-гвардии Гусарский полк, 19 ноября 1812 года произведен в полковники за проявленную в сражении на Березине храбрость. В 1813 году возглавлял один из «летучих» отрядов, участвовал в сражении с французской армией под Калишем и в преследовании французов в Пруссии и Саксонии и за отличия в боях 11 января 1814 года получил чин генерал-майора.

Позже служил в корпусе Винцингероде, входившем в состав Северной армии, участвовал в боях под Гросбеереном и Денневицем. 9 октября 1813 года получил орден Св. Георгия 4-го класса

За отличие в сражении с французами при Денневице, где захватил 8 французских орудий
Сражался также в так называемой Битве народов под Лейпцигом; был ранен, награждён за это сражение орденом Св. Владимира 3-й степени. Впоследствии возглавлял отдельную казачью бригаду, служил в Голландии и Северной Франции.

В период с 1815 по 1818 год находился в рядах русского экспедиционного корпуса во Франции. После возвращения на родину вышел 23 марта 1824 года в отставку и вновь поступил на дворцовую службу — в должности шталмейстера.

22 мая 1843 года вернулся на действительную военную службу с зачислением в Императорскую Свиту. 6 декабря 1843 пожалован в генерал-адъютанты, а год спустя — произведен в генерал-лейтенанты. Умер от болезни, находясь в отпуске в Неаполе. Похоронен в Санкт-Петербурге, в Благовещенской усыпальнице Александро-Невской лавры.

С 1824 года был женат на Ольге Станиславовне Потоцкой (1802—1861), брак оказался не из счастливых, в чём многие винили тётку Марию Антоновну Нарышкину, у которой Лев Александрович проводил все дни и часто ночи. Имел одну дочь Софью (1829—1894), в 1846 году вышедшую замуж за графа Петра Павловича Шувалова (1819—1900), сына П. А. Шувалова.

Напишите отзыв о статье "Нарышкин, Лев Александрович (1785)"

Примечания

  1. Государственный Эрмитаж. Западноевропейская живопись. Каталог / под ред. В. Ф. Левинсона-Лессинга; ред. А. Е. Кроль, К. М. Семенова. — 2-е издание, переработанное и дополненное. — Л.: Искусство, 1981. — Т. 2. — С. 254, кат.№ 8128. — 360 с.

Ссылки

  • [www.museum.ru/1812/Persons/slovar/sl_n04.html Словарь русских генералов, участников боевых действий против армии Наполеона Бонапарта в 1812—1815 гг.] // Российский архив : Сб. — М., студия «ТРИТЭ» Н. Михалкова, 1996. — Т. VII. — С. 488—489.


Отрывок, характеризующий Нарышкин, Лев Александрович (1785)

В приемной никого уже не было, кроме князя Василия и старшей княжны, которые, сидя под портретом Екатерины, о чем то оживленно говорили. Как только они увидали Пьера с его руководительницей, они замолчали. Княжна что то спрятала, как показалось Пьеру, и прошептала:
– Не могу видеть эту женщину.
– Catiche a fait donner du the dans le petit salon, – сказал князь Василий Анне Михайловне. – Allez, ma pauvre Анна Михайловна, prenez quelque сhose, autrement vous ne suffirez pas. [Катишь велела подать чаю в маленькой гостиной. Вы бы пошли, бедная Анна Михайловна, подкрепили себя, а то вас не хватит.]
Пьеру он ничего не сказал, только пожал с чувством его руку пониже плеча. Пьер с Анной Михайловной прошли в petit salon. [маленькую гостиную.]
– II n'y a rien qui restaure, comme une tasse de cet excellent the russe apres une nuit blanche, [Ничто так не восстановляет после бессонной ночи, как чашка этого превосходного русского чаю.] – говорил Лоррен с выражением сдержанной оживленности, отхлебывая из тонкой, без ручки, китайской чашки, стоя в маленькой круглой гостиной перед столом, на котором стоял чайный прибор и холодный ужин. Около стола собрались, чтобы подкрепить свои силы, все бывшие в эту ночь в доме графа Безухого. Пьер хорошо помнил эту маленькую круглую гостиную, с зеркалами и маленькими столиками. Во время балов в доме графа, Пьер, не умевший танцовать, любил сидеть в этой маленькой зеркальной и наблюдать, как дамы в бальных туалетах, брильянтах и жемчугах на голых плечах, проходя через эту комнату, оглядывали себя в ярко освещенные зеркала, несколько раз повторявшие их отражения. Теперь та же комната была едва освещена двумя свечами, и среди ночи на одном маленьком столике беспорядочно стояли чайный прибор и блюда, и разнообразные, непраздничные люди, шопотом переговариваясь, сидели в ней, каждым движением, каждым словом показывая, что никто не забывает и того, что делается теперь и имеет еще совершиться в спальне. Пьер не стал есть, хотя ему и очень хотелось. Он оглянулся вопросительно на свою руководительницу и увидел, что она на цыпочках выходила опять в приемную, где остался князь Василий с старшею княжной. Пьер полагал, что и это было так нужно, и, помедлив немного, пошел за ней. Анна Михайловна стояла подле княжны, и обе они в одно время говорили взволнованным шопотом:
– Позвольте мне, княгиня, знать, что нужно и что ненужно, – говорила княжна, видимо, находясь в том же взволнованном состоянии, в каком она была в то время, как захлопывала дверь своей комнаты.
– Но, милая княжна, – кротко и убедительно говорила Анна Михайловна, заступая дорогу от спальни и не пуская княжну, – не будет ли это слишком тяжело для бедного дядюшки в такие минуты, когда ему нужен отдых? В такие минуты разговор о мирском, когда его душа уже приготовлена…
Князь Василий сидел на кресле, в своей фамильярной позе, высоко заложив ногу на ногу. Щеки его сильно перепрыгивали и, опустившись, казались толще внизу; но он имел вид человека, мало занятого разговором двух дам.
– Voyons, ma bonne Анна Михайловна, laissez faire Catiche. [Оставьте Катю делать, что она знает.] Вы знаете, как граф ее любит.
– Я и не знаю, что в этой бумаге, – говорила княжна, обращаясь к князю Василью и указывая на мозаиковый портфель, который она держала в руках. – Я знаю только, что настоящее завещание у него в бюро, а это забытая бумага…
Она хотела обойти Анну Михайловну, но Анна Михайловна, подпрыгнув, опять загородила ей дорогу.
– Я знаю, милая, добрая княжна, – сказала Анна Михайловна, хватаясь рукой за портфель и так крепко, что видно было, она не скоро его пустит. – Милая княжна, я вас прошу, я вас умоляю, пожалейте его. Je vous en conjure… [Умоляю вас…]
Княжна молчала. Слышны были только звуки усилий борьбы зa портфель. Видно было, что ежели она заговорит, то заговорит не лестно для Анны Михайловны. Анна Михайловна держала крепко, но, несмотря на то, голос ее удерживал всю свою сладкую тягучесть и мягкость.
– Пьер, подойдите сюда, мой друг. Я думаю, что он не лишний в родственном совете: не правда ли, князь?
– Что же вы молчите, mon cousin? – вдруг вскрикнула княжна так громко, что в гостиной услыхали и испугались ее голоса. – Что вы молчите, когда здесь Бог знает кто позволяет себе вмешиваться и делать сцены на пороге комнаты умирающего. Интриганка! – прошептала она злобно и дернула портфель изо всей силы.
Но Анна Михайловна сделала несколько шагов, чтобы не отстать от портфеля, и перехватила руку.
– Oh! – сказал князь Василий укоризненно и удивленно. Он встал. – C'est ridicule. Voyons, [Это смешно. Ну, же,] пустите. Я вам говорю.
Княжна пустила.
– И вы!
Анна Михайловна не послушалась его.
– Пустите, я вам говорю. Я беру всё на себя. Я пойду и спрошу его. Я… довольно вам этого.
– Mais, mon prince, [Но, князь,] – говорила Анна Михайловна, – после такого великого таинства дайте ему минуту покоя. Вот, Пьер, скажите ваше мнение, – обратилась она к молодому человеку, который, вплоть подойдя к ним, удивленно смотрел на озлобленное, потерявшее всё приличие лицо княжны и на перепрыгивающие щеки князя Василья.
– Помните, что вы будете отвечать за все последствия, – строго сказал князь Василий, – вы не знаете, что вы делаете.
– Мерзкая женщина! – вскрикнула княжна, неожиданно бросаясь на Анну Михайловну и вырывая портфель.
Князь Василий опустил голову и развел руками.
В эту минуту дверь, та страшная дверь, на которую так долго смотрел Пьер и которая так тихо отворялась, быстро, с шумом откинулась, стукнув об стену, и средняя княжна выбежала оттуда и всплеснула руками.
– Что вы делаете! – отчаянно проговорила она. – II s'en va et vous me laissez seule. [Он умирает, а вы меня оставляете одну.]