Наш городок (Секретные материалы)

Наш городок Our Town
Эпизод сериала «Секретные материалы»
Человек в ритуальной маске. Режиссёр эпизода Роб Боуман вспоминал, что сцены, где фигурировала маска, было труднее всего снимать.
Основная информация
Номер серии	Сезон 2 Эпизод 24
Режиссёр	Роб Боуман
Автор сценария	Фрэнк Спотниц
Код производителя	телеканал FOX
Дата показа	12 мая 1995
Приглашённые актёры
Джон Милфорд (Уолтер Чейко) Каролина Кава (Дорис Кернс) Гари Граббс (шериф Аренс) Тимоти Уэббер (Джесс Харольд) Габриэль Миллер (Пола Грей) Робин Моссли (доктор Вэнс Рэндольф) Джон Макларен (Джордж Кернс)
Хронология серий
◄ Рассеянный свет Анасази ►
Список эпизодов

«Наш городок» (англ. «Our Town») — 24-й эпизод 2-го сезона сериала «Секретные материалы», главные герои которого — агенты ФБР Фокс Малдер (Дэвид Духовны) и Дана Скалли (Джиллиан Андерсон), расследуют сложно поддающиеся научному объяснению преступления, называемые Секретными материалами.

В данном эпизоде Малдер и Скалли расследуют пропажу Джорджа Кернса - инспектора федеральной санитарно-эпидемиологической службы в городе Дадли, штат Арканзас. Собиравшийся закрыть градообразующую птицефабрику Кернс страдал от редкой неврологической болезни, которая загадочным образом начинает распространяться среди жителей города. Новые улики приводят Малдера и Скалли к выводу, что среди жителей Дадли широко распространён каннибализм. Эпизод является «монстром недели» и никак не связан с основной «мифологией сериала», заданной в первой серии.

Премьера «Нашего городка» состоялась 12 мая 1995 года на телеканале Fox. В США серия получила рейтинг домохозяйств Нильсена, равный 9,4 с 17-процентной долей, который означает, что в день выхода серию посмотрели 9 миллионов домохозяйств. От критиков эпизод получил смешанные отзывы.

Сюжет

Пожилой сотрудник санэпиднадзора Джордж Кернс приезжает ночью в лес в окрестностях города Дадли, штат Арканзас, с молодо выглядящей любовницей по имени Пола Грей. Женщина предлагает сначала её поймать и убегает в глубь леса. Кернс бежит за ней, но вскоре теряет её из виду. Споткнувшись, он поднимается и видит перед собой множество огоньков в кустах, перед тем как высокая фигура в маске отрубает ему голову боевым топором.

Малдер и Скалли приезжают в Дадли, так как пропавший Кернс – был федеральным служащим, а свидетель, проезжавший по окружной дороге мимо Дадли, видел в поле необъяснимые огни. На месте, где якобы были огни, Малдер и Скалли обнаруживают большое кострище в поле, но местный шериф Аренс утверждает, что это нелегальное сжигание мусора. Навестив жену Кернса, Дорис, которая говорит, что её муж, скорее всего, сбежал с молодой любовницей, агенты едут на местную птицефабрику «Чейко», которую Кернс собирался закрыть из многочисленных нарушений санитарных норм. Управляющий фабрики, Джесс Харольд, считает, что замечания Кернса были адресованы, а сам инспектор просто хотел навредить фабрике из личной неприязни. Управляющий показывает агентам «гордость фабрики» - большую мясорубку, в которой перемалываются отходы производства, идущие на корм курицам. Пола Грей, которая работает на конвейере, внезапно нападает на Харольда с ножом, но шериф Аренс её убивает из табельного оружия. Штатный врач фабрики, доктор Вэнс Рэндольф, говорит агентам, что Пола последнее время жаловалась на сильные головные боли как и Кернс до этого.

Уолтер Чейко, дед Полы Грей и её опекун, даёт агентам разрешение на её вскрытие. Малдер выясняет, что Поле Грей было 47 лет, хотя выглядела она значительно моложе. Вскрытие показывает, что Грей страдала от синдрома Крейтцфельда-Якоба – редкой смертельной болезни. Находясь в пути, агенты чуть не сталкиваются с грузовиком фабрики, водитель которого, как выясняется, также страдал от этого синдрома. Грузовик падает в реку, куда сливаются отходы с птицефабрики. Озадаченный кроваво-красным цветом реки, Малдер просит шерифа прочесать дно, и тот нехотя соглашается. В реке обнаруживаются кости, как минимум, девяти человек, включая Кернса. У всех найденных скелетов отсутствует череп, а кости на концах выглядят так как будто подвергались шлифовке или кипячению. Тем временем, Рэндольф и Харольд озабоченно обсуждают, что количество заболевших синдромом Крейтцфельда-Якоба сильно увеличилось за последнее время.

Используя базу данных ФБР, Малдер выясняет, что за последние пятьдесят лет в радиусе двухсот миль от Дадли исчезло 87 человек. Малдер подозревает, что среди жителей города имеет место каннибализм, что теоретически может объяснять, почему Пола Грей так молодо выглядела, несмотря на свой возраст. Малдер также приходит к выводу, что раз Кернс страдал синдромом Крейтцфельда-Якоба, то и другие жители города могли заразиться, съев его тело. Агенты решают проверить городской реестр актов гражданского состояния, чтобы узнать какого возраста жители Дадли, но, оказывается, что в хранилище документов недавно произошёл сильный пожар.

В доме Чейко Дорис Кернс близка к истерике, так как помогла скрыть обстоятельства убийства своего мужа и боится разоблачения. Чейко в присутствии Харольда успокаивает её, но Дорис в страхе, что Чейко её убьет, едет домой и звонит Малдеру. Тот отправляет Скалли к Дорис, но человек в маске с топором нападает на миссис Кернс в её доме.

Прибыв в особняк Чейко, Малдер не обнаруживает того дома, но находит запертый шкаф. Взломав шкаф, Малдер находит там отрубленные и высушенные головы нескольких человек, включая Джорджа Кернса. Чейко оглушает Скалли в доме Дорис Кернс и везёт её в поле, где уже горит большой костёр, вокруг которого толпятся местные жители. Еду из большого котла им раздаёт доктор Рэндольф, а командует всеми Харольд. Чейко бранит Харольда за то, что тот убил «одну из наших» и допустил эпидемию смертельной болезни. В ответ Харольд приказывает убить старика, и человек в маске отрубает тому голову. Скалли укладывают на гильотину вслед за Чейко, но подоспевший Малдер убивает палача, который оказывается шерифом Аренсом. В начавшейся суматохе Харольда, пытающегося убить Малдера, сбивает с ног и затаптывает разбегающаяся толпа.

В закадровом комментарии Скалли рассказывает, что птицефабрика Чейко была закрыта Минсельхозом США, а от болезни Крейтцфельда-Якоба умерло 27 жителей города. Чейко, которому на момент смерти было 93 года, был пилотом во время Второй мировой войны и был сбит над Новой Гвинеей, после чего провёл какое-то время среди каннибалов племени «джале». Также Скалли говорит, что тело Чейко так и не было найдено, а заключительная сцена даёт понять, что оно было перемолото в фабричной мясорубке и скормлено курицам.

Производство

Автором сценария «Нашего городка» выступил Фрэнк Спотниц, в дальнейшим взявший на себя функции ответственного продюсера сериала. Это стало его первым самостоятельным сценарием к «Секретным материалам». По замыслу Спотница, центральной идеей сюжета был каннибализм, происходящий на птицефабрике – концепция, которая лично у него вызывала чрезвычайное отвращение. Вдохновением послужил фильм «Плохой день в Блэк Роке», по сюжету которого жители города хранят страшную тайну. Отдельную роль сыграла давно прочитанная Спотницом статья, где говорилось о болезни саламандр, вызванной поеданием других саламандр. Брат Спотница позднее предложил ему обыграть эту тему в сценарии.

Идея обнаружения человеческих костей, которые подвергались кипячению в котле, возникла в процессе подготовки к съёмкам эпизода «Анасази». С этим же связано имя основателя и название птицефабрики Чейко: именно так назывался каньон в Нью-Мексико, где были обнаружены кости людей, съеденных индейцами анасази. Некоторые персонажи, в свою очередь, были названы в честь реально существовавших каннибалов, тогда как идея редкой неврологической болезни, которой заражаются некоторые персонажи, была навеяна куру – заболеванием, распространявшимся в Новой Гвинее через ритуальный каннибализм среди жителей племени форе. Кости, по сценарию выловленные из реки, были пластиковыми, а заметные на них швы были отшлифованы напильником. От настоящих костей было решено отказаться по причине их дороговизны и дискомфорта, который бы они вызывали у членов съёмочной группы.

Режиссёр Роб Боуман признался, что при съёмках был очень вымотан, так как эпизод был предпоследним во втором сезоне, и особого вдохновения не испытывал. В итоге, это привело к тому, что для завершения съёмок потребовалось дополнительное время. Боуман вспоминал, что самым сложным моментом стала съёмка кульминационной сцены жертвоприношения хотя бы потому, что в ней была задействована ритуальная маска. По словам Боумана: «маска чертовски пугала меня, потому что я думал [если я не сниму это правильно, это будет очень глупо выглядеть]». Эти переживания Боумана на исполнителе роли палача-городского шерифа отрицательно не отразились: Гари Граббс позднее сыграл роль капитана пожарной команды в фильме «Секретные материалы», режиссёром которого также выступил Боуман.

О конечной версии эпизода Спотниц отозвался следующим образом: «Я очень доволен тем, как всё было выполнено, и, думаю, что это была хорошая тайна». Позднее он написал, что эпизод ему начал «нравиться больше по мере прошествия времени».

Эфир и реакция

Премьера эпизода в США состоялась 12 мая 1995 года на канале Fox. По шкале Нильсена эпизод получил рейтинг 9,4 с 17-процентной долей, что означает, что 9,4 процента от всех телевизоров в стране были включены в тот вечер, и 17 процентов из этого числы были настроены на премьеру «Нашего городка». Общее число домохозяйств США, видевших премьерных показ, оценивается в 9 миллионов.

От критиков эпизод получил смешанные отзывы. «Entertainment Weekly» оценил «Наш городок» на «C+» (2,75 из 4), описав серию как «пугающую, но большей частью из-за происходящего на птицефабрике». В статье для «The A.V. Club», Зак Хэндлен поставил эпизоду оценку «B–» (3,25 из 4) из-за типичного начала: «Разве мы это раньше не видели? Примерно, миллион раз в десятках фильмов ужасов и даже именно в этом сериале». Однако, он положительно оценил раскрытие мотивов, двигавших антагонистами, и чувство общности среди жителей города.

«Television Without Pity» поставил «Наш городок» на пятое место в списке эпизодов сериала, вызывающих наибольшие кошмары. Роберт Ширман и Ларс Пирсон в книге «Wanting to Believe: A Critical Guide to The X-Files, Millennium & The Lone Gunmen» присвоили эпизоду две звезды из возможных пяти. Похвалив сценариста за наслоение нескольких тем, центрирующихся вокруг каннибализма, авторы посчитали, что «Спотниц заводит метафору слишком далеко», приводя финальную сцену в качестве доказательства. Ширман и Пирсон также раскритиковали режиссёрскую работу Боумана, отметив недостаточность усилий, чтобы заставить «странную чёрную комедию Спотница работать», а саундтрек эпизода за авторством Марка Сноу авторы назвали «автопилотной». По их мнению, композитор сериала опять использовал ту же музыку, которой всегда сопровождает появление персонажей, «взявших чуть больше, чем надо от племенной культуры». Также они отрицательно восприняли похищение Скалли, оценив этот сюжетный ход как «механизм введения Малдера в действие».

Литература

• Cornell, Paul, Day, Martin, Topping, Keith. X-Treme Possibilities. — Virgin Publications, Ltd, 1998. — ISBN 0-7535-0228-3.
• Edwards Ted. X-Files Confidential. — Little, Brown and Company, 1996. — ISBN 0-316-21808-1.
• X Marks the Spot: On Location with The X-Files. — Arsenal Pulp Press, 1999. — ISBN 1-55152-066-4.
• Lovece Frank. The X-Files Declassified. — Citadel Press, 1996. — ISBN 0-8065-1745-X.
• Lowry Brian. The Truth is Out There: The Official Guide to The X-Files. — Harper Prism, 1995. — ISBN 0-06-105330-9.
• Hurwitz, Matt and Knowles, Chris. The Complete X-Files: Behind the Series the Myths and the Movies. — New York, US: Insight Editions, 2008. — ISBN 1933784725.
• Wanting to Believe: A Critical Guide to The X-Files, Millennium & The Lone Gunmen. — Mad Norwegian Press, 2009. — ISBN 097594469X.

Отрывок, характеризующий Наш городок (Секретные материалы)

– Как же? Вы со всею массой своею обрушились на несчастного Мортье при одной дивизии, и этот Мортье уходит у вас между рук? Где же победа?
– Однако, серьезно говоря, – отвечал князь Андрей, – всё таки мы можем сказать без хвастовства, что это немного получше Ульма…
– Отчего вы не взяли нам одного, хоть одного маршала?
– Оттого, что не всё делается, как предполагается, и не так регулярно, как на параде. Мы полагали, как я вам говорил, зайти в тыл к семи часам утра, а не пришли и к пяти вечера.
– Отчего же вы не пришли к семи часам утра? Вам надо было притти в семь часов утра, – улыбаясь сказал Билибин, – надо было притти в семь часов утра.
– Отчего вы не внушили Бонапарту дипломатическим путем, что ему лучше оставить Геную? – тем же тоном сказал князь Андрей.
– Я знаю, – перебил Билибин, – вы думаете, что очень легко брать маршалов, сидя на диване перед камином. Это правда, а всё таки, зачем вы его не взяли? И не удивляйтесь, что не только военный министр, но и августейший император и король Франц не будут очень осчастливлены вашей победой; да и я, несчастный секретарь русского посольства, не чувствую никакой потребности в знак радости дать моему Францу талер и отпустить его с своей Liebchen [милой] на Пратер… Правда, здесь нет Пратера.
Он посмотрел прямо на князя Андрея и вдруг спустил собранную кожу со лба.
– Теперь мой черед спросить вас «отчего», мой милый, – сказал Болконский. – Я вам признаюсь, что не понимаю, может быть, тут есть дипломатические тонкости выше моего слабого ума, но я не понимаю: Мак теряет целую армию, эрцгерцог Фердинанд и эрцгерцог Карл не дают никаких признаков жизни и делают ошибки за ошибками, наконец, один Кутузов одерживает действительную победу, уничтожает charme [очарование] французов, и военный министр не интересуется даже знать подробности.
– Именно от этого, мой милый. Voyez vous, mon cher: [Видите ли, мой милый:] ура! за царя, за Русь, за веру! Tout ca est bel et bon, [все это прекрасно и хорошо,] но что нам, я говорю – австрийскому двору, за дело до ваших побед? Привезите вы нам свое хорошенькое известие о победе эрцгерцога Карла или Фердинанда – un archiduc vaut l'autre, [один эрцгерцог стоит другого,] как вам известно – хоть над ротой пожарной команды Бонапарте, это другое дело, мы прогремим в пушки. А то это, как нарочно, может только дразнить нас. Эрцгерцог Карл ничего не делает, эрцгерцог Фердинанд покрывается позором. Вену вы бросаете, не защищаете больше, comme si vous nous disiez: [как если бы вы нам сказали:] с нами Бог, а Бог с вами, с вашей столицей. Один генерал, которого мы все любили, Шмит: вы его подводите под пулю и поздравляете нас с победой!… Согласитесь, что раздразнительнее того известия, которое вы привозите, нельзя придумать. C'est comme un fait expres, comme un fait expres. [Это как нарочно, как нарочно.] Кроме того, ну, одержи вы точно блестящую победу, одержи победу даже эрцгерцог Карл, что ж бы это переменило в общем ходе дел? Теперь уж поздно, когда Вена занята французскими войсками.
– Как занята? Вена занята?
– Не только занята, но Бонапарте в Шенбрунне, а граф, наш милый граф Врбна отправляется к нему за приказаниями.
Болконский после усталости и впечатлений путешествия, приема и в особенности после обеда чувствовал, что он не понимает всего значения слов, которые он слышал.
– Нынче утром был здесь граф Лихтенфельс, – продолжал Билибин, – и показывал мне письмо, в котором подробно описан парад французов в Вене. Le prince Murat et tout le tremblement… [Принц Мюрат и все такое…] Вы видите, что ваша победа не очень то радостна, и что вы не можете быть приняты как спаситель…
– Право, для меня всё равно, совершенно всё равно! – сказал князь Андрей, начиная понимать,что известие его о сражении под Кремсом действительно имело мало важности ввиду таких событий, как занятие столицы Австрии. – Как же Вена взята? А мост и знаменитый tete de pont, [мостовое укрепление,] и князь Ауэрсперг? У нас были слухи, что князь Ауэрсперг защищает Вену, – сказал он.
– Князь Ауэрсперг стоит на этой, на нашей, стороне и защищает нас; я думаю, очень плохо защищает, но всё таки защищает. А Вена на той стороне. Нет, мост еще не взят и, надеюсь, не будет взят, потому что он минирован, и его велено взорвать. В противном случае мы были бы давно в горах Богемии, и вы с вашею армией провели бы дурную четверть часа между двух огней.
– Но это всё таки не значит, чтобы кампания была кончена, – сказал князь Андрей.
– А я думаю, что кончена. И так думают большие колпаки здесь, но не смеют сказать этого. Будет то, что я говорил в начале кампании, что не ваша echauffouree de Durenstein, [дюренштейнская стычка,] вообще не порох решит дело, а те, кто его выдумали, – сказал Билибин, повторяя одно из своих mots [словечек], распуская кожу на лбу и приостанавливаясь. – Вопрос только в том, что скажет берлинское свидание императора Александра с прусским королем. Ежели Пруссия вступит в союз, on forcera la main a l'Autriche, [принудят Австрию,] и будет война. Ежели же нет, то дело только в том, чтоб условиться, где составлять первоначальные статьи нового Саmро Formio. [Кампо Формио.]
– Но что за необычайная гениальность! – вдруг вскрикнул князь Андрей, сжимая свою маленькую руку и ударяя ею по столу. – И что за счастие этому человеку!
– Buonaparte? [Буонапарте?] – вопросительно сказал Билибин, морща лоб и этим давая чувствовать, что сейчас будет un mot [словечко]. – Bu onaparte? – сказал он, ударяя особенно на u . – Я думаю, однако, что теперь, когда он предписывает законы Австрии из Шенбрунна, il faut lui faire grace de l'u . [надо его избавить от и.] Я решительно делаю нововведение и называю его Bonaparte tout court [просто Бонапарт].
– Нет, без шуток, – сказал князь Андрей, – неужели вы думаете,что кампания кончена?
– Я вот что думаю. Австрия осталась в дурах, а она к этому не привыкла. И она отплатит. А в дурах она осталась оттого, что, во первых, провинции разорены (on dit, le православное est terrible pour le pillage), [говорят, что православное ужасно по части грабежей,] армия разбита, столица взята, и всё это pour les beaux yeux du [ради прекрасных глаз,] Сардинское величество. И потому – entre nous, mon cher [между нами, мой милый] – я чутьем слышу, что нас обманывают, я чутьем слышу сношения с Францией и проекты мира, тайного мира, отдельно заключенного.
– Это не может быть! – сказал князь Андрей, – это было бы слишком гадко.
– Qui vivra verra, [Поживем, увидим,] – сказал Билибин, распуская опять кожу в знак окончания разговора.
Когда князь Андрей пришел в приготовленную для него комнату и в чистом белье лег на пуховики и душистые гретые подушки, – он почувствовал, что то сражение, о котором он привез известие, было далеко, далеко от него. Прусский союз, измена Австрии, новое торжество Бонапарта, выход и парад, и прием императора Франца на завтра занимали его.
Он закрыл глаза, но в то же мгновение в ушах его затрещала канонада, пальба, стук колес экипажа, и вот опять спускаются с горы растянутые ниткой мушкатеры, и французы стреляют, и он чувствует, как содрогается его сердце, и он выезжает вперед рядом с Шмитом, и пули весело свистят вокруг него, и он испытывает то чувство удесятеренной радости жизни, какого он не испытывал с самого детства.
Он пробудился…
«Да, всё это было!…» сказал он, счастливо, детски улыбаясь сам себе, и заснул крепким, молодым сном.


На другой день он проснулся поздно. Возобновляя впечатления прошедшего, он вспомнил прежде всего то, что нынче надо представляться императору Францу, вспомнил военного министра, учтивого австрийского флигель адъютанта, Билибина и разговор вчерашнего вечера. Одевшись в полную парадную форму, которой он уже давно не надевал, для поездки во дворец, он, свежий, оживленный и красивый, с подвязанною рукой, вошел в кабинет Билибина. В кабинете находились четыре господина дипломатического корпуса. С князем Ипполитом Курагиным, который был секретарем посольства, Болконский был знаком; с другими его познакомил Билибин.
Господа, бывавшие у Билибина, светские, молодые, богатые и веселые люди, составляли и в Вене и здесь отдельный кружок, который Билибин, бывший главой этого кружка, называл наши, les nфtres. В кружке этом, состоявшем почти исключительно из дипломатов, видимо, были свои, не имеющие ничего общего с войной и политикой, интересы высшего света, отношений к некоторым женщинам и канцелярской стороны службы. Эти господа, повидимому, охотно, как своего (честь, которую они делали немногим), приняли в свой кружок князя Андрея. Из учтивости, и как предмет для вступления в разговор, ему сделали несколько вопросов об армии и сражении, и разговор опять рассыпался на непоследовательные, веселые шутки и пересуды.
– Но особенно хорошо, – говорил один, рассказывая неудачу товарища дипломата, – особенно хорошо то, что канцлер прямо сказал ему, что назначение его в Лондон есть повышение, и чтоб он так и смотрел на это. Видите вы его фигуру при этом?…
– Но что всего хуже, господа, я вам выдаю Курагина: человек в несчастии, и этим то пользуется этот Дон Жуан, этот ужасный человек!
Князь Ипполит лежал в вольтеровском кресле, положив ноги через ручку. Он засмеялся.
– Parlez moi de ca, [Ну ка, ну ка,] – сказал он.
– О, Дон Жуан! О, змея! – послышались голоса.
– Вы не знаете, Болконский, – обратился Билибин к князю Андрею, – что все ужасы французской армии (я чуть было не сказал – русской армии) – ничто в сравнении с тем, что наделал между женщинами этот человек.
– La femme est la compagne de l'homme, [Женщина – подруга мужчины,] – произнес князь Ипполит и стал смотреть в лорнет на свои поднятые ноги.
Билибин и наши расхохотались, глядя в глаза Ипполиту. Князь Андрей видел, что этот Ипполит, которого он (должно было признаться) почти ревновал к своей жене, был шутом в этом обществе.
– Нет, я должен вас угостить Курагиным, – сказал Билибин тихо Болконскому. – Он прелестен, когда рассуждает о политике, надо видеть эту важность.
Он подсел к Ипполиту и, собрав на лбу свои складки, завел с ним разговор о политике. Князь Андрей и другие обступили обоих.
– Le cabinet de Berlin ne peut pas exprimer un sentiment d'alliance, – начал Ипполит, значительно оглядывая всех, – sans exprimer… comme dans sa derieniere note… vous comprenez… vous comprenez… et puis si sa Majeste l'Empereur ne deroge pas au principe de notre alliance… [Берлинский кабинет не может выразить свое мнение о союзе, не выражая… как в своей последней ноте… вы понимаете… вы понимаете… впрочем, если его величество император не изменит сущности нашего союза…]
– Attendez, je n'ai pas fini… – сказал он князю Андрею, хватая его за руку. – Je suppose que l'intervention sera plus forte que la non intervention. Et… – Он помолчал. – On ne pourra pas imputer a la fin de non recevoir notre depeche du 28 novembre. Voila comment tout cela finira. [Подождите, я не кончил. Я думаю, что вмешательство будет прочнее чем невмешательство И… Невозможно считать дело оконченным непринятием нашей депеши от 28 ноября. Чем то всё это кончится.]
И он отпустил руку Болконского, показывая тем, что теперь он совсем кончил.
– Demosthenes, je te reconnais au caillou que tu as cache dans ta bouche d'or! [Демосфен, я узнаю тебя по камешку, который ты скрываешь в своих золотых устах!] – сказал Билибин, y которого шапка волос подвинулась на голове от удовольствия.
Все засмеялись. Ипполит смеялся громче всех. Он, видимо, страдал, задыхался, но не мог удержаться от дикого смеха, растягивающего его всегда неподвижное лицо.
– Ну вот что, господа, – сказал Билибин, – Болконский мой гость в доме и здесь в Брюнне, и я хочу его угостить, сколько могу, всеми радостями здешней жизни. Ежели бы мы были в Брюнне, это было бы легко; но здесь, dans ce vilain trou morave [в этой скверной моравской дыре], это труднее, и я прошу у всех вас помощи. Il faut lui faire les honneurs de Brunn. [Надо ему показать Брюнн.] Вы возьмите на себя театр, я – общество, вы, Ипполит, разумеется, – женщин.
– Надо ему показать Амели, прелесть! – сказал один из наших, целуя кончики пальцев.
– Вообще этого кровожадного солдата, – сказал Билибин, – надо обратить к более человеколюбивым взглядам.
– Едва ли я воспользуюсь вашим гостеприимством, господа, и теперь мне пора ехать, – взглядывая на часы, сказал Болконский.
– Куда?
– К императору.
– О! о! о!
– Ну, до свидания, Болконский! До свидания, князь; приезжайте же обедать раньше, – пocлшaлиcь голоса. – Мы беремся за вас.
– Старайтесь как можно более расхваливать порядок в доставлении провианта и маршрутов, когда будете говорить с императором, – сказал Билибин, провожая до передней Болконского.
– И желал бы хвалить, но не могу, сколько знаю, – улыбаясь отвечал Болконский.
– Ну, вообще как можно больше говорите. Его страсть – аудиенции; а говорить сам он не любит и не умеет, как увидите.


На выходе император Франц только пристально вгляделся в лицо князя Андрея, стоявшего в назначенном месте между австрийскими офицерами, и кивнул ему своей длинной головой. Но после выхода вчерашний флигель адъютант с учтивостью передал Болконскому желание императора дать ему аудиенцию.