Сущности (Секретные материалы)

Сущности Shapes
Эпизод сериала «Секретные материалы»
Лайл Паркер превращается в Маниту. В отличие от сюжета эпизода, грим и спецэффекты получили одобрение критиков.
Основная информация
Номер серии	Сезон 1 Эпизод 19
Режиссёр	Дэвид Наттер
Автор сценария	Мерилин Осборн
Код производителя	1X18
Дата показа	1 апреля 1994
Продолжительность	45 минут
Приглашённые актёры
Тай Миллер (Лайл Паркер) Майкл Хорс (шериф Чарльз Тскани) Доннели Роудс (Джим Паркер) Джимми Херман (Иш) Рене Морисо (Гвен Гуденснейк)
Хронология серий
◄ Чудотворец И пала тьма ►
Список эпизодов

«Сущности»К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан) или «Образы»К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан) (англ. «Shapes») — девятнадцатый эпизод первого сезона сериала «Секретные материалы», главные герои которого, специальные агенты ФБР Фокс Малдер (Дэвид Духовны) и Дана Скалли (Джиллиан Андерсон), расследуют сложно поддающиеся научному объяснению преступления.

В данном эпизоде Малдер и Скалли расследуют убийство индейца в резервации штата Монтана, обнаруживая, что имеют дело с оборотнем. Эпизод является «монстром недели» и не связан с основной «мифологией сериала», заданной в пилотной серии.

«Сущности» впервые вышли в эфир 1 апреля 1994 год на телеканале Fox. Общее количество американских домохозяйств, видевших премьерный показ, оценивается в 7,2 миллиона. Эпизод получил смешанные отзывы: среди недостатков критики чаще отмечали вторичность и предсказуемость сюжета, тогда как к достоинствам относили актёрскую игру, спецэффекты и общую атмосферу серии.

Сюжет

Агенты ФБР Дана Скалли и Фокс Малдер отправляются в резервацию индейцев Трего, в штате Монтана, для расследования убийства американского индейца, Джозефа Гуденснейка, которого застрелил владелец ранчо — Джим Паркер. Первоначально кажется, что мотивом убийства стал спор по поводу прав на участок земли, хотя Паркер утверждал, что он скорее стрелял в чудовищное животное, чем в человека. Сын Паркера, Лайл, отмечен свежими шрамами, которые подтверждают историю его отца.

На месте стрельбы Скалли приводит доказательства того, что с такого близкого расстояния, с которого был застрелен Гуденснейк, его невозможно было спутать со зверем. Однако Малдер обнаруживает следы, которые приводят к месту, где следы человека переходят в следы неизвестного животного. Скалли отвергает показания Паркера, но Малдер показывает ей найденный рядом большой кусок человеческой кожи.

Прибыв в резервацию, Малдер и Скалли наталкиваются на враждебное и презрительное отношение аборигенов. Один из старейшин, Иш, объясняет это событиями во время инцидента в Вундед-Ни 1973 года, в котором он сам принимал участие. На вопрос, почему был убит Джо Гуденснейк, Иш уверенно отвечает, что Паркер убил, то что ищет ФБР. Это заявление вызывает гнев сестры Гуденснейка, Гвен, которая уверена, что Паркер убил её брата из-за земельного участка, и возмущается, что её соседи слишком напуганы местными легендами, чтобы разделять её точку зрения. Шериф Чарльз Тскани позволяет Скалли провести поверхностный осмотр тела Гуденснейка, но запрещает делать вскрытие, несмотря на то, что Малдер обнаруживает у убитого длинные клыки.

Тело Гуденснейка предают огню на традиционной церемонии, за которой агенты наблюдают со стороны. Малдер делится со Скалли своими подозрениями, что дело связано с первыми официальными «Секретными материалами» — серией жестоких убийств, по мнению Малдера совершенных оборотнями. Скалли отвергает эту теорию и взамен выдвигает предположение о клинической ликантропии. Ночью старший Паркер оказывается разорван на части неизвестным животным. На следующее утро голого Лайла находят без сознания в ближайшем лесу, и Скалли увозит его в больницу.

Иш рассказывает Малдеру легенду о Маниту — создании, что может овладевать человеком и трансформировать его, переходя к новому хозяину после смерти старого. Иш уверен, что видел создание в юности, но был слишком напуган, чтобы сопротивляться ему. Также он рассказывает, что маниту овладевает человеком примерно каждые восемь лет, что соответствует датам прошлых убийств. Гвен, видевшая ночью убийство Паркера-старшего, в страхе пытается убежать подальше, угнав машину Иша, но Тскани её останавливает.

Доктор звонит Малдеру, сообщая, что, по результатам анализов, в желудке Лайла Паркера были обнаружены следы крови его отца, которая могла туда попасть только будучи проглоченной. Скалли уже увезла выписанного Паркера домой, и Малдер с Тскани спешат на ранчо. Тем временем, Паркер превращается в маниту и пытается убить Скалли, но приезд Малдера и Тскани заставляет его спрятаться. Обыскивая дом, Малдер находит невредимую Скалли, но тут на них пытается напасть маниту, которого убивает Тскани. В свете фонаря, агенты видят на полу голого мёртвого Лайла Паркера без видимых изменений тела.

Покидая резервацию, агенты узнают, что Гвен уехала в неизвестном направлении, а Иш горько шутит, предсказывая новую встречу с Малдером и Скалли примерно через восемь лет.

Производство

Эпизод «Сущности» был написан после того, как исполнительные продюсеры телеканала Fox предложили, что сериал должен содержать «больше традиционных» сюжетных линий. Продюсеры Джеймс Вонг и Глен Морган стали искать легенды о маниту, чтобы сформировать сюжетную концепцию эпизода, будучи уверенными, что «шоу ужасов должно быть способно использовать эти легенды, витающие вокруг с XIII столетия». Несмотря на то, что эпизод является «монстром недели» и не связан напрямую с основной «мифологией сериала», назвать его абсолютно самостоятельным тоже нельзя. Серия следует общей сюжетной линии в хронологической последовательности: так, в разговоре с подобранным на опушке леса Лайлом, Скалли упоминает смерть своего отца, имевшую место в более ранеем эпизоде «Где-то за морем». Кроме того, «Сущности» стал первой серией «Секретных материалов», в которой была использована тематика американских индейцев и их национальный фольклор, которые, в дальнейшем, были включены в «мифологию сериала».

Приглашенная звезда Майкл Хорс, играющий шерифа Чарльза Тскани, стал третьим гостевым актёром, прежде появлявшимся вместе с Дэвидом Духовны в сериале «Твин Пикс». Первой стала Клэр Стэнсфилд, исполнительница роли существа из эпизода «Дьявол из Джерси», а вторым — Дон Дэвис, ранее изобразивший отца Скалли в эпизоде «Где-то за морем». В дальнейшем, в «Секретных материалах» снялись ещё несколько актёров из «Твин Пикса»: Майкл Андерсон, сыгравший владельца отеля в эпизоде второго сезона «Розыгрыш»; Кеннет Уэлш, исполнивший роль Саймона Гейтса в «Откровениях» в третьем сезоне; и Ричард Беймер — главный антагонист в эпизоде «Кровожадный» четвёртого сезона.

Большая часть эпизода была снята в Мейпл Ридж и Питт Мидоуз (Британская Колумбия) в местечке под названием Бордертаун — классическом городке времён Дикого Запада, построенном специально для съёмок фильмов. Место было выбрано для наружных съёмок резервации и всех павильонных сцен. Несмотря на то, что место покрыто галькой, сильные дожди размыли дорогу и оставили так много грязи, что оборудование и транспорт увязли. Подобные погодные условия затруднили съемки следующего эпизода «И пала тьма».

Сцена с погребальным костром снималась в естественном свете обыкновенного костра, а поющие и молящиеся индейцы были отобраны после недельных встреч режиссёра Дэвида Наттера с канадскими индейцами в Ванкувере. Он был уверен, что съемка непрофессионалов добавит сцене большей аутентичности. Также известно, что в финальный вариант эпизода не вошла потенциально юмористическая сцена, в которой дорогу машине агентов преградили коровы, и Скалли пытается их распугать, размахивая руками и крича фразы навроде «Бейсбольная перчатка!» и «Кожаная сумочка!».

Гримировочный процесс по превращению Лайла Паркера в оборотня занимал около 3-4 часов. По словам исполнителя роли, Тая Миллера, самым трудным — было привыкнуть в контактным линзам, делавшие глаза его персонажа чёрными. Клыки же были очень острыми, и актёру приходилось быть очень осторожным, чтобы не поранить самого себя.

Эфир и реакция

«Сущности» вышли в эфир в США на канале Fox 1 апреля 1994 года. По шкале Нильсена эпизод получил рейтинг 7,6 с 14-процентной долей, означающий, что из всех телевизоров в американских домохозяйствах 7,6 процента были включены в момент премьеры, и 14 процентов из этого числа были настроены на просмотр эпизода. Общее количество домохозяйств, видевших премьерный показ, оценивается в 7,2 миллиона.

В ретроспективном обзоре первого сезона Entertainment Weekly присвоил «Сущностям» оценку «D+» (1,3 балла из 4 возможных), описав эпизод как «садово-огородный сюжет с оборотнем», куда невозможно «вонзить зубы». Зак Хэндлен в статье для The A.V. Club описал эпизод «полностью предсказуемым», а сюжет счёл «неоригинальным». Однако Хэндлен положительно оценил работу актёров, в особенности, Майкла Хорса. Мэтт Хэй из Den of Geek охарактеризовал эпизод как «очень базовую и немного затянутую детективную историю об оборотне», которая, однако, выигрышно смотрится благодаря спецэффектам и общей атмосфере. Джейн Голдман в книге «The X-Files Book of the Unexplained» (рус. Книга необъяснимостей „Секретных материалов“) посчитала, что эпизод серьезно коверкает изображаемый в нём народный фольклор. По словам Голдман, «для коренного населения называть сумасшедшего зверя-людоеда „Маниту“ — это все равно, что называть Чарльза Мэнсона „Богом“».

Литература

• Cantor, Paul A. Gilligan Unbound: Pop Culture in the Age of Globalization. — Rowman & Littlefield, 2003. — ISBN 0-7425-0779-3.
• Jane Goldman. The X-Files Book of the Unexplained. — Simon & Schuster, 1997. — ISBN 0-684-81962-7.
• David Lavery, Angela Hague, Marla Cartwright. Deny All Knowledge: Reading The X-Files. — 1996. — ISBN 0-8156-2717-3.
• Louisa Gradnitzer, Todd Pittson. X Marks the Spot: On Location with The X-Files. — Arsenal Pulp Press, 1999. — ISBN 1-55152-066-4.
• Frank Lovece. The X-Files Declassified. — Citadel Press, 1996. — ISBN 0-8065-1745-X.
• Brian Lowry. The Truth is Out There: The Official Guide to the X-Files. — Harper Prism, 1995. — ISBN 0-06-105330-9.

Ссылки

• «Сущности» (англ.) на сайте Internet Movie Database
• [www.tv.com/shows/the-xfiles/shapes-509/ Эпизод] на TV.com
• [www.tymiller.org/the-x-files-shapes-werewolf-transformation/ Фотографии со съёмочной площадки на официальном сайте Тая Миллера]

Отрывок, характеризующий Сущности (Секретные материалы)

– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.
– Вы не получили моего письма? – спросил он, и не дожидаясь ответа, которого бы он и не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся, и с акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами опять вошел на лестницу и опять обнял сестру. – Какая судьба! – проговорил он, – Маша милая – и, скинув шубу и сапоги, пошел на половину княгини.


Маленькая княгиня лежала на подушках, в белом чепчике. (Страдания только что отпустили ее.) Черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; румяный, прелестный ротик с губкой, покрытой черными волосиками, был раскрыт, и она радостно улыбалась. Князь Андрей вошел в комнату и остановился перед ней, у изножья дивана, на котором она лежала. Блестящие глаза, смотревшие детски, испуганно и взволнованно, остановились на нем, не изменяя выражения. «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за что я страдаю? помогите мне», говорило ее выражение. Она видела мужа, но не понимала значения его появления теперь перед нею. Князь Андрей обошел диван и в лоб поцеловал ее.
– Душенька моя, – сказал он: слово, которое никогда не говорил ей. – Бог милостив. – Она вопросительно, детски укоризненно посмотрела на него.
– Я от тебя ждала помощи, и ничего, ничего, и ты тоже! – сказали ее глаза. Она не удивилась, что он приехал; она не поняла того, что он приехал. Его приезд не имел никакого отношения до ее страданий и облегчения их. Муки вновь начались, и Марья Богдановна посоветовала князю Андрею выйти из комнаты.
Акушер вошел в комнату. Князь Андрей вышел и, встретив княжну Марью, опять подошел к ней. Они шопотом заговорили, но всякую минуту разговор замолкал. Они ждали и прислушивались.
– Allez, mon ami, [Иди, мой друг,] – сказала княжна Марья. Князь Андрей опять пошел к жене, и в соседней комнате сел дожидаясь. Какая то женщина вышла из ее комнаты с испуганным лицом и смутилась, увидав князя Андрея. Он закрыл лицо руками и просидел так несколько минут. Жалкие, беспомощно животные стоны слышались из за двери. Князь Андрей встал, подошел к двери и хотел отворить ее. Дверь держал кто то.
– Нельзя, нельзя! – проговорил оттуда испуганный голос. – Он стал ходить по комнате. Крики замолкли, еще прошло несколько секунд. Вдруг страшный крик – не ее крик, она не могла так кричать, – раздался в соседней комнате. Князь Андрей подбежал к двери; крик замолк, послышался крик ребенка.
«Зачем принесли туда ребенка? подумал в первую секунду князь Андрей. Ребенок? Какой?… Зачем там ребенок? Или это родился ребенок?» Когда он вдруг понял всё радостное значение этого крика, слезы задушили его, и он, облокотившись обеими руками на подоконник, всхлипывая, заплакал, как плачут дети. Дверь отворилась. Доктор, с засученными рукавами рубашки, без сюртука, бледный и с трясущейся челюстью, вышел из комнаты. Князь Андрей обратился к нему, но доктор растерянно взглянул на него и, ни слова не сказав, прошел мимо. Женщина выбежала и, увидав князя Андрея, замялась на пороге. Он вошел в комнату жены. Она мертвая лежала в том же положении, в котором он видел ее пять минут тому назад, и то же выражение, несмотря на остановившиеся глаза и на бледность щек, было на этом прелестном, детском личике с губкой, покрытой черными волосиками.
«Я вас всех люблю и никому дурного не делала, и что вы со мной сделали?» говорило ее прелестное, жалкое, мертвое лицо. В углу комнаты хрюкнуло и пискнуло что то маленькое, красное в белых трясущихся руках Марьи Богдановны.

Через два часа после этого князь Андрей тихими шагами вошел в кабинет к отцу. Старик всё уже знал. Он стоял у самой двери, и, как только она отворилась, старик молча старческими, жесткими руками, как тисками, обхватил шею сына и зарыдал как ребенок.