Ольгин, Хорхе

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Хорхе Ольгин
Общая информация
Полное имя Хорхе Марио Ольгин
Родился
Долорес, Буэнос-Айрес, Аргентина
Гражданство
Рост 177 см
Вес 68 кг
Позиция защитник
Информация о клубе
Клуб завершил карьеру
Карьера
Клубная карьера*
1971—1979 Сан-Лоренсо 247 (17)
1980—1983 Индепендьенте 127 (13)
1984—1988 Архентинос Хуниорс 148 (22)
Национальная сборная**
1976—1982 Аргентина 60 (0)
Тренерская карьера
1988 Архентинос Хуниорс
1993 Сан-Лоренсо Резерв
1994 Фудзиэда Блюкс
1995 Фукуока Блюкс
1996 Архентинос Хуниорс
1997 Саприсса
1998 Колон Санта-Фе
1998 Альмагро
1999—2000 Депортиво Эспаньол
2002—2003 Санта-Барбара
2003—2004 Алахуэленсе
Международные медали
Чемпионаты мира
Золото Аргентина 1978

* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.

** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Хо́рхе Ма́рио Ольги́н (исп. Jorge Mario Olguín; 17 мая 1952, Долорес, провинция Буэнос-Айрес) — аргентинский футболист, фланговый правый и центральный защитник. Игрок национальной сборной Аргентины. Чемпион мира 1978 года, участник чемпионата мира 1982. По завершении карьеры футболиста стал тренером.





Биография

Хорхе Ольгин — воспитанник столичного «Сан-Лоренсо», за который провёл первую половину своей профессиональной карьеры. В составе «красно-синих» он трижды становился чемпионом Аргентины.

В 1980 году перешёл в «Индепендьенте», с которым стал чемпионом Метрополитано в 1983 году.

Последние годы в футболе провёл в составе «Архентинос Хуниорс», в период расцвета этой команды. Вместе с «красными жуками» он завоевал Кубок Либертадорес в 1985 году, Межамериканский кубок, а также ещё два раза становился чемпионом Аргентины.

За сборную Аргентины Ольгин выступал с 1976 по 1982 год. Ольгин был одним из ключевых игроков в составе команды Сесара Менотти на победном домашнем мундиале 1978 года, цементируя центр обороны «альбиселесте».

По окончанию карьеры футболиста работал тренером в аргентинских «Архентинос Хуниорс», «Колоне», «Альмагро», «Депортиво Эспаньоле», в японской «Ависпе Фукуока», костариканских «Саприссе», «Санта-Барбаре» и «Алахуэленсе»[1].

Достижения

В качестве игрока

В качестве тренера

Напишите отзыв о статье "Ольгин, Хорхе"

Примечания

  1. [www.campusvirtual.atfa.com.ar/CV%20Olguin.pdf Jorge Mario Olguín] (исп.). Campus virtual (2005). Проверено 17 октября 2015.

Ссылки

  • [www.national-football-teams.com/v2/player.php?id=19312 Статистика на сайте National Football Teams(англ.)
  • [www.elgrafico.com.ar/2014/05/07/C-5273-idolos-de-la-seleccion-jorge-mario-olguin.php Idolos de la Selección: Jorge Mario Olguín]  (исп.)
  • Diego Borinsky. [www.elgrafico.com.ar/2014/08/11/C-5663-olguin-100x100-lo-que-se-les-da-a-los-campeones-del-mundo-es-una-vergenza.php Olguín, 100x100: «Lo que se les da a los campeones del mundo es una vergüenza»] (исп.). El Gráfico (11 августа 2014). Проверено 17 октября 2015.


</div> </div>

Отрывок, характеризующий Ольгин, Хорхе



Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.