Осада Мирандолы

Осада Мирандолы
Основной конфликт: Война Камбрейской лиги
Осада Мирандолы (иллюстрация из «Космографии» Себастьяна Мюнстера)
Дата	19 декабря 1510 — 20 января 1511 года
Место	Мирандола, Италия
Итог	Капитуляция крепости
Противники
Папская область Франция Мирандола
Командующие
Франческо Мария делла Ровере Юлий II Алессандро Тривульцио
Силы сторон
неизвестны около 600 человек 500 пехоты 70 кавалерии
Потери
неизвестны неизвестны

Осада Мирандолы (итал. Assedio della Mirandola; 19 декабря 1510 — 20 января 1511 года) — осада крепости Мирандола, предпринятая папскими войсками в ходе войны Камбрейской лиги (третья из Итальянских войн).

Предыстория

После распада лиги Камбре (1510), куда входили Папское государство, Франция, Священная Римская империя и Феррара, папа Юлий II решил расширить свои владения за счёт земель бывшего союзника — Феррарского герцогства. Получив поддержку венецианцев, летом 1510 года войска папы выступили в поход и 17 августа взяли Модену. Сам папа через несколько недель прибыл в Болонью, чтобы находиться ближе к театру военных действий.

Но сил для осады Феррары у папской армии явно не хватало; к тому же её командующий, герцог Урбинский Франческо Мария делла Ровере, должен был опасаться войск французского полководца Карла де Шамона, который в октябре 1510 года произвёл ложную атаку против Модены и подошёл к Болонье. Юлий II сумел заключить с французами перемирие, и после их отхода герцог Урбинский решил занять Конкордию и Мирандолу — два города, лежавшие к западу от Феррары и прикрывавшие путь на Болонью.

Силы сторон

Гарнизон Мирандолы состоял из 500 французских пехотинцев и 70 кавалеристов, оставленных де Шамоном. Управляла городом Франческа Тривульцио, вдова синьора Мирандолы Лодовико Пико и дочь знаменитого кондотьера, маршала Франции Джан Джакомо Тривульцио.

Ход осады

Конкордия пала, не оказав серьёзного сопротивления, и 19 декабря армия Юлия II подошла к Мирандоле. Но здесь события приняли иной оборот: граждане города и французские солдаты не помышляли о сдаче и приготовились к длительной осаде. Герцог Урбинский приказал своим войскам разбить укреплённый лагерь. Между сторонами началась артиллерийская перестрелка. Положение осаждающих осложнялось плохими погодными условиями: почти каждый день дул сильный ветер и шёл снег.

Офицеры папской армии склонялись к тому, чтобы прервать осаду, так как вести войну зимой было не в традициях того времени. Но Юлий II постоянно призывал их к активным действиям; наконец, 6 января 1511 года папа лично прибыл в лагерь своих войск под Мирандолой.

Оказавшись там, папа Юлий проявил себя как деятельный военачальник: он лично инспектировал войска и участвовал в разработке военных операций, подвергая свою жизнь опасности наравне с другими капитанами. Ставка папы располагалась в монастыре Святой Иустины неподалёку от осаждённого города. 17 января ядро, пущенное со стен Мирандолы, попало в крышу здания, где находился понтифик, и убило двоих его слуг. Сам папа остался невредим.

Тем не менее в целом ход осады складывался неблагоприятно для запертых в Мирандоле. Холода сыграли на руку осаждающим: ров, окружавший крепость, замёрз (об этом упоминает Макиавелли в трактате «О военном искусстве»), что облегчило ведение осады и позволило солдатам папы пробить брешь в крепостной стене. 20 января защитники Мирандолы, видя успехи армии папы, а также не надеясь на помощь со стороны французов, объявили о капитуляции.

Последующие события

Захватив Мирандолу, Юлий II изгнал оттуда Франческу Тривульцио и передал власть в городе брату Лодовико Пико Джанфранческо. Армия папы оставила позиции в окрестностях города и двинулась к Модене.

Однако это был последний успех папы в кампании 1511 года. В мае Джан Джакомо Тривульцио, заменивший покойного Карла де Шамона во главе французских войск в Италии, начал новый поход, обошёл Мирандолу и с налёта взял Болонью, воспользовавшись поддержкой её жителей. Две недели спустя была освобождена Мирандола, после чего правительницей снова стала дочь Джан Джакомо. Планы святого отца по захвату части Феррарского герцогства провалились, теперь он был вынужден сражаться с французами в Романье.

Интересные факты

• С осадой Мирандолы связано появление итальянского мясного блюда дзампоне.
• В осаде принимал участие Бальдассаре Кастильоне — выдающийся писатель эпохи Возрождения, сопровождавший своего патрона — герцога Урбинского.
• Поведение Юлия II во время осады Мирандолы дало повод Франсуа Рабле в четвёртой книге «Гаргантюа и Пантагрюэля» заметить: «…я их видел без омофора, но зато в шлеме и в персидской тиаре, и меж тем как во всем христианском мире царили тогда тишина и спокойствие, они одни вели вероломную и ожесточенную войну». После капитуляции папа Римский, духовный глава всех христиан, въехал в город через пролом в стене, подпоясанный саблей. Этот поступок вызвал большой резонанс в европейском обществе, стоявшем на пороге Реформации.

Литература

• Франческо Гвиччардини, [digilander.libero.it/il_guicciardini/index.html «История Италии»]  (итал.) (Storia d’Italia)
• Жан Шарль Сисмонди, [books.google.ru/books?id=rvoFAAAAQAAJ&printsec=frontcover&hl=ru#v=onepage&q&f=false «История итальянских республик в Средние века»]  (итал.) (Storia delle repubbliche italiane dei secoli di mezzo)

Отрывок, характеризующий Осада Мирандолы

– Государь, послать дивизию Клапареда? – сказал Бертье, помнивший наизусть все дивизии, полки и батальоны.
Наполеон утвердительно кивнул головой.
Адъютант поскакал к дивизии Клапареда. И чрез несколько минут молодая гвардия, стоявшая позади кургана, тронулась с своего места. Наполеон молча смотрел по этому направлению.
– Нет, – обратился он вдруг к Бертье, – я не могу послать Клапареда. Пошлите дивизию Фриана, – сказал он.
Хотя не было никакого преимущества в том, чтобы вместо Клапареда посылать дивизию Фриана, и даже было очевидное неудобство и замедление в том, чтобы остановить теперь Клапареда и посылать Фриана, но приказание было с точностью исполнено. Наполеон не видел того, что он в отношении своих войск играл роль доктора, который мешает своими лекарствами, – роль, которую он так верно понимал и осуждал.
Дивизия Фриана, так же как и другие, скрылась в дыму поля сражения. С разных сторон продолжали прискакивать адъютанты, и все, как бы сговорившись, говорили одно и то же. Все просили подкреплений, все говорили, что русские держатся на своих местах и производят un feu d'enfer [адский огонь], от которого тает французское войско.
Наполеон сидел в задумчивости на складном стуле.
Проголодавшийся с утра m r de Beausset, любивший путешествовать, подошел к императору и осмелился почтительно предложить его величеству позавтракать.
– Я надеюсь, что теперь уже я могу поздравить ваше величество с победой, – сказал он.
Наполеон молча отрицательно покачал головой. Полагая, что отрицание относится к победе, а не к завтраку, m r de Beausset позволил себе игриво почтительно заметить, что нет в мире причин, которые могли бы помешать завтракать, когда можно это сделать.
– Allez vous… [Убирайтесь к…] – вдруг мрачно сказал Наполеон и отвернулся. Блаженная улыбка сожаления, раскаяния и восторга просияла на лице господина Боссе, и он плывущим шагом отошел к другим генералам.
Наполеон испытывал тяжелое чувство, подобное тому, которое испытывает всегда счастливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда, когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что чем более обдуман его ход, тем вернее он проигрывает.
Войска были те же, генералы те же, те же были приготовления, та же диспозиция, та же proclamation courte et energique [прокламация короткая и энергическая], он сам был тот же, он это знал, он знал, что он был даже гораздо опытнее и искуснее теперь, чем он был прежде, даже враг был тот же, как под Аустерлицем и Фридландом; но страшный размах руки падал волшебно бессильно.
Все те прежние приемы, бывало, неизменно увенчиваемые успехом: и сосредоточение батарей на один пункт, и атака резервов для прорвания линии, и атака кавалерии des hommes de fer [железных людей], – все эти приемы уже были употреблены, и не только не было победы, но со всех сторон приходили одни и те же известия об убитых и раненых генералах, о необходимости подкреплений, о невозможности сбить русских и о расстройстве войск.
Прежде после двух трех распоряжений, двух трех фраз скакали с поздравлениями и веселыми лицами маршалы и адъютанты, объявляя трофеями корпуса пленных, des faisceaux de drapeaux et d'aigles ennemis, [пуки неприятельских орлов и знамен,] и пушки, и обозы, и Мюрат просил только позволения пускать кавалерию для забрания обозов. Так было под Лоди, Маренго, Арколем, Иеной, Аустерлицем, Ваграмом и так далее, и так далее. Теперь же что то странное происходило с его войсками.
Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то, что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он, испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны, все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что совершалось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь – на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.
Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.
Известие о том, что русские атакуют левый фланг французской армии, возбудило в Наполеоне этот ужас. Он молча сидел под курганом на складном стуле, опустив голову и положив локти на колена. Бертье подошел к нему и предложил проехаться по линии, чтобы убедиться, в каком положении находилось дело.
– Что? Что вы говорите? – сказал Наполеон. – Да, велите подать мне лошадь.
Он сел верхом и поехал к Семеновскому.
В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Наполеон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и измучивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах). Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов, непривычных для его глаз. Это были русские.
Русские плотными рядами стояли позади Семеновского и кургана, и их орудия не переставая гудели и дымили по их линии. Сражения уже не было. Было продолжавшееся убийство, которое ни к чему не могло повести ни русских, ни французов. Наполеон остановил лошадь и впал опять в ту задумчивость, из которой вывел его Бертье; он не мог остановить того дела, которое делалось перед ним и вокруг него и которое считалось руководимым им и зависящим от него, и дело это ему в первый раз, вследствие неуспеха, представлялось ненужным и ужасным.
Один из генералов, подъехавших к Наполеону, позволил себе предложить ему ввести в дело старую гвардию. Ней и Бертье, стоявшие подле Наполеона, переглянулись между собой и презрительно улыбнулись на бессмысленное предложение этого генерала.