Оскар (фильм, 1991)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Оскар
Oscar
Жанр

комедия

Режиссёр

Джон Лэндис

В главных
ролях

Сильвестр Сталлоне
Мариса Томей
Орнелла Мути
Кирк Дуглас
Линда Грей

Оператор

Мак Ахльберг

Композитор

Элмер Бернстайн

Кинокомпания

Touchstone Pictures

Длительность

110 мин.

Бюджет

~ $35 млн

Сборы

$23 562 716 (USA)[1]

Страна

США США

Год

1991

IMDb

ID 0102603

К:Фильмы 1991 года

«Оскар» — комедийный кинофильм 1991 года режиссёра Джона Лэндиса. Фильм иногда называют голливудским ремейком одноимённого фильма 1967 года, хотя на самом деле он просто снят по той же пьесе Клода Манье.

Фильм стал первой попыткой Сильвестра Сталлоне сняться в комедийной роли.

Несмотря на то, что фильм в течение двух недель был номером один в американском прокате, он не дал больших кассовых сборов — он собрал лишь $23,5 млн. Бюджет в $35 млн так и не окупился.





Сюжет

Гангстер «Снэпс» («Щелкун», кличка происходит от привычки Проволоне щёлкать пальцами) Анджело Проволоне (Сильвестр Сталлоне) обещал своему умирающему отцу (Кирк Дуглас), что он оставит криминальное прошлое и займётся честным бизнесом.

Спустя месяц он готовится принять у себя банкиров, чтобы купить долю в их бизнесе и войти в правление банка — заняться серьёзным бизнесом.

Однако утром судьбоносного дня в доме Анджело Проволоне появляется Энтони Розано (Винсент Спано), молодой бухгалтер Снэпса. Скромный служащий обращается к нему с просьбой увеличить ему зарплату. Деньги ему нужны потому, что он собирается жениться на дочери Анджело. После свадьбы он готов вернуть $50 тыс., которые он украл у Проволоне.

Дочь Снэпса, Лиза, несколько месяцев назад имела исключительно платонический роман с шофером своего отца Оскаром (иных кавалеров у находящейся под непрестанным контролем отца девушки и быть не могло). Потому, когда к ней врывается Снэпс с обвинениями, что она тайком встречается с «его служащим», Лиза думает о том, что её руки просит Оскар.

В течение фильма горничная Анджело пытается сказать ему, что собирается уволиться, но тот постоянно игнорирует её. В отместку она подговаривает Лизу, которая переживает, что отец откажется выдавать её замуж «за какого-то шофера», но мечтает при этом наконец-то вырваться из родительского дома, соврать отцу, что она беременна…

Тем временем в дом к Снэпсу приходит девушка по имени Тереза, которая признается, что это она встречалась с Энтони Розано, что она любит его, и, чтобы придать себе в глазах амбициозного бухгалтера побольше значимости, назвалась дочерью Снэпса Проволоне. Снэпс понимает, что у него есть легкий способ получить назад свои $50 тысяч долларов, но при этом не выдавать замуж Лизу…

Итак, Анджело решил вопрос со своими $50 тысячами, но у него новая проблема: беременная незамужняя дочь — позор семьи…

Однако, и тут Снэпс находит выход: Торнтон Пул, преподаватель правильного произношения, нанятый Анджело, чтобы он «поработал» с его речью (ведь респектабельный бизнесмен должен изъясняться вовсе не так, как это делал гангстер) — вот прекрасная партия для его Лизы. Дело за малым — уговорить доктора Пула…

Однако успеть все в один день не так-то просто. Приходит наниматься на работу новая горничная, которая при этом оказывается бывшей пассией самого Снэпса и по совместительству матерью Терезы, выдававшей себя за дочь Анджело Проволоне… И, как выясняется, она все-таки дочь Анджело. При этом жена Снэпса София успела переговорить с Энтони Розано, который поставил её в известность о том, что женится на её дочери, при этом Лиза говорит, что она выходит замуж за Оскара да ещё беременна от него, и Софии очень интересно, что это у её мужа за новая дочь, «которая не Лиза» и на которой женится Энтони…

Кроме того, за домом Снэпса следят сразу 2 группы — под предводительством бывшего конкурента Снэпса гангстера Вендетти, который не верит, что Снэпс ушел на покой, и думает, что Снэпс, наоборот, «что-то затевает», и готовится нанести удар по «логову Проволоне»; и под предводительством лейтенанта чикагской полиции Туи, который так же не верит в то, что Снэпс отошел от дел, и так же подозревает, что Снэпс «что-то задумал», и поэтому, наблюдая суету в доме Снэпса, ждет малейшего повода, чтобы «повязать всю шайку».

Да и банкиры, с которыми намерен встретиться Снэпс, тоже не так просты — они нуждаются в деньгах Анджело, но не готовы пускать гангстера в свой респектабельный бизнес…

Ещё больше запутывают все и братья Фануччи — первоклассные портные, которые весь день крутятся в доме Проволоне с новым костюмом Анджело и мыслями о том, как бы получить побольше денег, и подручные Анджело, бывшие головорезы, ныне исполняющие должности камердинера, дворецкого и лакея — они все время не могут запомнить, что босса больше нельзя звать «босс», а в доме лучше не хранить оружие…

И, наконец, весь день в дом вносят и выносят некий коричневый саквояж…

В общем, тем незабвенным утром Анджело Проволоне придется крутиться как Фигаро, чтобы решить все проблемы, остаться в выигрыше, хотя сдержать слово, данное отцу, так и не удалось…

В конце-концов появится сам Оскар… но, слава богу, всего на пару секунд.

В ролях

Интересные факты

  • Доктор Пул определяет место рождения по акценту также, как профессор Генри Хиггинс в фильме «Моя прекрасная леди»;
  • В фильме множество отсылок к боксу (он снят сразу после «Рокки 5»).
  • Фильм имеет три номинации на Золотую малину.

Напишите отзыв о статье "Оскар (фильм, 1991)"

Примечания

  1. [www.imdb.com/title/tt0102603/ Oscar (1991) — Internet Movie Database]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Оскар (фильм, 1991)

Наташе было 16 лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом после того, как она с ним поцеловалась. С тех пор она ни разу не видала Бориса. Перед Соней и с матерью, когда разговор заходил о Борисе, она совершенно свободно говорила, как о деле решенном, что всё, что было прежде, – было ребячество, про которое не стоило и говорить, и которое давно было забыто. Но в самой тайной глубине ее души, вопрос о том, было ли обязательство к Борису шуткой или важным, связывающим обещанием, мучил ее.
С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.
Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.
Борис помнил ту Наташу в коротеньком платье, с черными, блестящими из под локон глазами и с отчаянным, детским смехом, которую он знал 4 года тому назад, и потому, когда вошла совсем другая Наташа, он смутился, и лицо его выразило восторженное удивление. Это выражение его лица обрадовало Наташу.
– Что, узнаешь свою маленькую приятельницу шалунью? – сказала графиня. Борис поцеловал руку Наташи и сказал, что он удивлен происшедшей в ней переменой.
– Как вы похорошели!
«Еще бы!», отвечали смеющиеся глаза Наташи.
– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.
Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.
Наташа сидела всё время молча, исподлобья глядя на него. Взгляд этот всё больше и больше, и беспокоил, и смущал Бориса. Он чаще оглядывался на Наташу и прерывался в рассказах. Он просидел не больше 10 минут и встал, раскланиваясь. Всё те же любопытные, вызывающие и несколько насмешливые глаза смотрели на него. После первого своего посещения, Борис сказал себе, что Наташа для него точно так же привлекательна, как и прежде, но что он не должен отдаваться этому чувству, потому что женитьба на ней – девушке почти без состояния, – была бы гибелью его карьеры, а возобновление прежних отношений без цели женитьбы было бы неблагородным поступком. Борис решил сам с собою избегать встреч с Наташей, нo, несмотря на это решение, приехал через несколько дней и стал ездить часто и целые дни проводить у Ростовых. Ему представлялось, что ему необходимо было объясниться с Наташей, сказать ей, что всё старое должно быть забыто, что, несмотря на всё… она не может быть его женой, что у него нет состояния, и ее никогда не отдадут за него. Но ему всё не удавалось и неловко было приступить к этому объяснению. С каждым днем он более и более запутывался. Наташа, по замечанию матери и Сони, казалась по старому влюбленной в Бориса. Она пела ему его любимые песни, показывала ему свой альбом, заставляла его писать в него, не позволяла поминать ему о старом, давая понимать, как прекрасно было новое; и каждый день он уезжал в тумане, не сказав того, что намерен был сказать, сам не зная, что он делал и для чего он приезжал, и чем это кончится. Борис перестал бывать у Элен, ежедневно получал укоризненные записки от нее и всё таки целые дни проводил у Ростовых.


Однажды вечером, когда старая графиня, вздыхая и крехтя, в ночном чепце и кофточке, без накладных буклей, и с одним бедным пучком волос, выступавшим из под белого, коленкорового чепчика, клала на коврике земные поклоны вечерней молитвы, ее дверь скрипнула, и в туфлях на босу ногу, тоже в кофточке и в папильотках, вбежала Наташа. Графиня оглянулась и нахмурилась. Она дочитывала свою последнюю молитву: «Неужели мне одр сей гроб будет?» Молитвенное настроение ее было уничтожено. Наташа, красная, оживленная, увидав мать на молитве, вдруг остановилась на своем бегу, присела и невольно высунула язык, грозясь самой себе. Заметив, что мать продолжала молитву, она на цыпочках подбежала к кровати, быстро скользнув одной маленькой ножкой о другую, скинула туфли и прыгнула на тот одр, за который графиня боялась, как бы он не был ее гробом. Одр этот был высокий, перинный, с пятью всё уменьшающимися подушками. Наташа вскочила, утонула в перине, перевалилась к стенке и начала возиться под одеялом, укладываясь, подгибая коленки к подбородку, брыкая ногами и чуть слышно смеясь, то закрываясь с головой, то взглядывая на мать. Графиня кончила молитву и с строгим лицом подошла к постели; но, увидав, что Наташа закрыта с головой, улыбнулась своей доброй, слабой улыбкой.
– Ну, ну, ну, – сказала мать.
– Мама, можно поговорить, да? – сказала Hаташa. – Ну, в душку один раз, ну еще, и будет. – И она обхватила шею матери и поцеловала ее под подбородок. В обращении своем с матерью Наташа выказывала внешнюю грубость манеры, но так была чутка и ловка, что как бы она ни обхватила руками мать, она всегда умела это сделать так, чтобы матери не было ни больно, ни неприятно, ни неловко.