Парья (этнос)

Парья — этническая группа парья, причисляемая обычно к среднеазиатским цыганам. Также известны как мазанг — этот термин по отношению к ним используют среднеазиатские «цыгане»-люли (джуги, мугат). Парья в свою очередь называют словом «мазанг» джуги, а к себе это название не применяют.

Таджикским и узбекским окружением термин «мазанг» был воспринят преимущественно для наименования группы парья. Отсюда часто встречающееся утверждение, что мазанги, якобы, никогда не занимались попрошайничеством (парья преимущественно сельскохозяйственные работники). Но, поскольку традиционно оседлое население часто путает разные «цыганские» группы, мазангами иногда называют и джуги, и западных цыган (рома).

Язык парья

Открытый и описанный И. М. Оранским язык парья относится к индоарийским языкам и занимает промежуточное положение между хинди и современными цыганскими языками.

См. также

• Пария

Литература

• Оранский И. М. Таджикоязычные этнографические группы Гиссарской долины (Средняя Азия). Этнолингвистическое исследование. М.: «Наука», Главная редакция восточной литературы, 1983, УДК 902.7("-9.155.0)

Отрывок, характеризующий Парья (этнос)

Когда, купив кафтан (с целью только участвовать в народной защите Москвы), Пьер встретил Ростовых и Наташа сказала ему: «Вы остаетесь? Ах, как это хорошо!» – в голове его мелькнула мысль, что действительно хорошо бы было, даже ежели бы и взяли Москву, ему остаться в ней и исполнить то, что ему предопределено.
На другой день он, с одною мыслию не жалеть себя и не отставать ни в чем от них, ходил с народом за Трехгорную заставу. Но когда он вернулся домой, убедившись, что Москву защищать не будут, он вдруг почувствовал, что то, что ему прежде представлялось только возможностью, теперь сделалось необходимостью и неизбежностью. Он должен был, скрывая свое имя, остаться в Москве, встретить Наполеона и убить его с тем, чтобы или погибнуть, или прекратить несчастье всей Европы, происходившее, по мнению Пьера, от одного Наполеона.
Пьер знал все подробности покушении немецкого студента на жизнь Бонапарта в Вене в 1809 м году и знал то, что студент этот был расстрелян. И та опасность, которой он подвергал свою жизнь при исполнении своего намерения, еще сильнее возбуждала его.
Два одинаково сильные чувства неотразимо привлекали Пьера к его намерению. Первое было чувство потребности жертвы и страдания при сознании общего несчастия, то чувство, вследствие которого он 25 го поехал в Можайск и заехал в самый пыл сражения, теперь убежал из своего дома и, вместо привычной роскоши и удобств жизни, спал, не раздеваясь, на жестком диване и ел одну пищу с Герасимом; другое – было то неопределенное, исключительно русское чувство презрения ко всему условному, искусственному, человеческому, ко всему тому, что считается большинством людей высшим благом мира. В первый раз Пьер испытал это странное и обаятельное чувство в Слободском дворце, когда он вдруг почувствовал, что и богатство, и власть, и жизнь, все, что с таким старанием устроивают и берегут люди, – все это ежели и стоит чего нибудь, то только по тому наслаждению, с которым все это можно бросить.