Первая Иудейская война

Первая Иудейская война
Римская провинция Иудея в I веке н. э.
Дата	66-73 года н. э.
Место	Иудея
Итог	победа Римской империи
Противники
Римская империя Еврейский народ
Командующие
Гай Цестий Галл, Веспасиан, Тит, Луций Флавий Сильва Ноний Басс Симон Бар-Гиора, Иосиф Флавий
Силы сторон
60 000-80 000 (?) 300 000 (?)
Потери
неизвестно около 1 100 000

Перва́я Иуде́йская война́ — восстание евреев в Стране Израиля (66—71 годы) против владычества Римской империи. Восстание было описано еврейским историком Иосифом Флавием, озаглавившим свой труд «Иудейские войны».

Начало восстания

Восстание было вызвано притеснениями римлянином Гессием Флором, корыстолюбивым правителем, назначенным императором Нероном в Иудею. Движущей силой восстания стало движение ревнителей-зелотов. Восстание охватило всю страну Израиля и даже перекинулось на большие еврейские общины в соседних Египте и Сирии; в Александрии, Дамаске и других городах шли убийства и уличные битвы, в которых гибли десятки тысяч человек.

Разгром Цестия Галла

В 66 году правитель Сирии, Цестий Галл, двинулся к Иерусалиму c XII-ым легионом (Legio XII Fulminata) для подавления мятежа, и даже смог войти в город, но, отбитый Симоном (Шимоном) бар Гиорой, начал отступать. Во время отступления попал в засаду возле Беф-Орона, потеряв 6000 воинов. Евреи восстановили теократическое правление. Во главе восставших стоял первосвященник Анна, среди предводителей выдвинулись Иосиф бен Матитьягу (Иосиф Флавий), областной военачальник Галилеи, и Иоанн Гискальский.

Контрнаступление римлян в Галилее

На смену Цестию прислан был Веспасиан, собравший в Антиохии 60 000 римских и союзнических воинов. После долгой осады он взял город Иотапату (Йодфат), стоящий между Птолемаидой и Тивериадой; при этом погибло 40 000 иудеев, многие сами лишили себя жизни; к числу сдавшихся принадлежал и Иосиф бен Матитьягу, в плену взявший имя Иосиф Флавий.

Другие города Галилеи (в частности Гамла) потерпели вскоре ту же участь, и уцелевшие отряды зелотов поспешили укрыться в Иерусалиме. Здесь пошли сильные партийные раздоры. Партия умеренных была заподозрена в расположении к римлянам и лишилась всякого влияния; зелоты убили Анну и других вождей умеренной партии и, призвав в Иерусалим идумеян, устроили террористическое управление. Среди них самих вскоре произошёл раскол: вокруг Симона бар Гиоры собралась партия простого народа, вокруг Иоанна Гискальского — образованные классы; третья партия, с Элеазаром во главе, назвалась священнической.

Взятие Иерусалима

В 70 году сын Веспасиана, Тит, по поручению отца, осадил Иерусалим. Иудеи мужественно защищались; в городе возник сильный голод, и уже в первые месяцы осады от него погибло 115 880 человек. После сопровождавшегося страшной резней и разрушениями взятия города Тит отправился в Рим, где отпраздновал великолепный триумф; в числе пленных, шедших за колесницей триумфатора, были вожди инсургентов, Иоанн и Симон.

Иоанн был брошен в темницу, где и умер, а Симон был казнён. В Палестине, после взятия Иерусалима, война ещё продолжалась с тем же ожесточением с остатками радикального крыла зелотов сикариев; последней пала Массада. Когда стены крепости были так сильно повреждены, что час от часу ожидалось их падение, сикарии сожгли свои дома и сокровища, убили жен и детей своих и себя.

Жертвы

В течение всей войны, по словам древних писателей, было убито 600 000 человек (при 2-миллионом населении Палестины); число погибших от голода, проданных в рабство и т. д. не определяется, но оно было громадно.

Результаты

Доставшаяся большой кровью победа над малочисленным народом несла так мало чести, что ни Веспасиан, ни Тит не захотели принять титул Judaicus («победитель иудеев»). Только надписи на монетах, выбитых в честь победы, говорили о «покорённой Иудее». Палестина была разделена на участки и роздана или распродана новым поселенцам; подать, которую иудеи платили в Иерусалимский храм, они теперь должны были платить новопостроенному храму Юпитера Капитолийского. Управление провинцией было отделено от Сирии; наместником назначался обыкновенно преторианский легат императора.

См. также

• Камца и Бар Камца
• Шекель Первой Иудейской войны

Ссылки

• [jhist.org/teacher/uch17.htm Первая Иудейская война]

Отрывок, характеризующий Первая Иудейская война

– Я не из любопытства упомянул вам об этом, государь мой, но по более важным причинам. – Он помолчал, не выпуская Пьера из своего взгляда, и подвинулся на диване, приглашая этим жестом Пьера сесть подле себя. Пьеру неприятно было вступать в разговор с этим стариком, но он, невольно покоряясь ему, подошел и сел подле него.
– Вы несчастливы, государь мой, – продолжал он. – Вы молоды, я стар. Я бы желал по мере моих сил помочь вам.
– Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.