Писарев, Георгий Иванович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Георгий Иванович Писарев
Дата рождения

23 марта 1919(1919-03-23)

Место рождения

с. Ермолаевка, Каинский уезд, Томская губерния, РСФСР

Дата смерти

12 сентября 1981(1981-09-12) (62 года)

Место смерти

Москва, СССР

Принадлежность

Красная армия

Род войск

пехота

Годы службы

1939—1976

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Часть

6-я гвардейская мотострелковая дивизия

Командовал

полком, дивизией

Сражения/войны

Великая Отечественная война

Награды и премии
  • Знак «Гвардия»
  • Знак МО СССР «25 лет Победы в Великой Отечественной войне»
В отставке

с 1976 года, жил и работал в Москве

Георгий Иванович Писарев (23 марта 1919, с. Ермолаевка, Томская губерния — 12 сентября 1981, Москва) — Герой Советского Союза. Участник Великой Отечественной войны. Командир мотострелкового батальона 26-й мотострелковой Сивашской бригады (19-й танковый корпус, 6-я гвардейская армия, 1-й Прибалтийский фронт), майор[1].





Биография

Ранние годы

Георгий Писарев родился 23 марта 1919 года в селе Ермолаевка (ныне Убинского района Новосибирской области) в русской крестьянской семье. Окончил 10 классов. Работал секретарём райкома комсомола в городе Томск.

В РККА с 1939 года. После окончания полковой школы служил в танковом полку. В 1940 г. окончил военно-политическое училище. Член ВКП(б) с 1941 года.

Участие в Великой Отечественной войне

В Действующей армии Великой Отечественной войны с 22 июня 1941 года — начал войну в районе города Брест. Участвовал в Сталинградской битве. После окончания курсов усовершенствования командного состава направлен на командные должности. Летом 1943 года в должности командира танкового батальона участвовал в Курской битве и в Донбасской наступательной операции, совершил глубокий рейд по тылам врага в Северной Таврии. В апреле — мае 1944 года отважно действовал в Крымской наступательной операции, в составе передового подвижного отряда пересёк Крымский полуостров и вышел к Севастополю, участвовал в освобождении Джанкоя и Симферополя.

Подвиг

Командир мотострелкового батальона 26-й мотострелковой Сивашской бригады (19-й танковый корпус (СССР), 6-я гвардейская армия, 1-й Прибалтийский фронт) майор Г. Писарев особо отличился в ходе Прибалтийской стратегической наступательной операции 1944 года.

6 октября 1944 года в полосе 6-й гвардейской армии был введен в бой 19-й танковый корпус, в составе которого майор Писарев командовал мотострелковым батальоном 26-й мотострелковой Сивашской бригады. Майор Писарев умело организовал прорыв обороны врага и форсирование реки Вардува в районе города Седа Литва. Умело организовав бой, Писарев на командирском танке вырвался вперёд, увлекая за собой подчиненных. При этом переправа была захвачена в неповреждённом состоянии, а сам Писарев раздавил танком несколько орудий врага. На следующий день, 7 октября, майор Писарев оставил для прикрытия переправы несколько танков, а сам с главными силами батальона прорвался в тыл врага. Танкисты обнаружили колонну отступавших гитлеровских войск и стремительно атаковали её. В этом бою были раздавлены, сожжены и захвачены до 150 автомашин, 15 орудий, 15 бронетранспортёров врага. В плен захвачено свыше 200 гитлеровцев, ещё несколько десятков уничтожены в бою. Умелые действия майора Писарева обеспечили успешный ввод в прорыв главных сил корпуса. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 марта 1945 года за образцовое выполнение заданий командования в борьбе против немецко-фашистских захватчиков и проявленные при этом мужество и героизм Писареву Георгию Ивановичу было присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (7583)[2].

В 1945 году участвовал в Восточно-Прусской наступательной операции.

После войны

После войны продолжал службу в армии. В 1953 году окончил Военную академию имени М. В. Фрунзе. Командовал танковыми полком. В 1966—1968 годах командовал в ГСВГ 6-й гвардейской мотострелковой Львовской ордена Ленина Краснознамённой ордена Суворова дивизией (Бернау). Последнее место службы — штаб гражданской обороны города Москва.

С 1976 генерал-майор Писарев Г. И. — в запасе. Жил в городе-герое Москва.

Умер в Москве 12 сентября 1981 года, похоронен на Кунцевском кладбище (участок 9-3).


В воспоминаниях современников

… в 19-м танковом корпусе генерала И. Д. Васильева … отличился …командир передового отряда майор Писарев. Вырвавшись со своим батальоном далеко вперёд, он вышел к крупному населённому пункту Седа. Узнав, что там сильный гарнизон, майор повёл батальон в обход Седы с севера. В пути отряд встретил мотоколонну гитлеровцев, с ходу атаковал её и разгромил, уничтожив 15 бронетранспортёров, 15 орудий и 150 автомашин. Подойдя к укреплённому пункту с тыла, он внезапной атакой истребил фашистский гарнизон, захватив 200 пленных, 15 орудий и много другого вооружения. Противнику так и не удалось выбить из Седы отважный батальон, и он несколько часов держал оборону, пока не подошли главные силы 26-й мотострелковой бригады полковника Храповицкого. Георгию Ивановичу Писареву было присвоено звание Героя Советского Союза.

— Герой Советского Союза Маршал Советского Союза Баграмян И.Х. Так шли мы к победе. - М: Воениздат, 1977.- С.457.

Награды

Память

Напишите отзыв о статье "Писарев, Георгий Иванович"

Примечания

  1. На момент присвоения звания Героя Советского Союза.
  2. Подвиг народа.

Литература

  • Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1988. — Т. 2 /Любов — Ящук/. — 863 с. — 100 000 экз. — ISBN 5-203-00536-2.
  • Звезды доблести ратной. — 2-е изд., доп. — Новосибирск, 1986. — С. 257—259.
  • Навечно в сердце народном. — 3-е изд., доп. и испр. — Минск, 1984. — С. 413.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=10023 Писарев, Георгий Иванович]. Сайт «Герои Страны».

  • [www.podvignaroda.ru/?n=46801619 Писарев Георгий Иванович]. Подвиг народа. Проверено 14 февраля 2015.
  • [sibmemorial.ru/node/1221 Писарев Георгий Иванович]. Новосибирская книга памяти. Проверено 14 февраля 2015.

Отрывок, характеризующий Писарев, Георгий Иванович

– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.


Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
– Дуняша! – прошептала она. – Дуняша! – вскрикнула она диким голосом и, вырвавшись из тишины, побежала к девичьей, навстречу бегущим к ней няне и девушкам.


17 го августа Ростов и Ильин, сопутствуемые только что вернувшимся из плена Лаврушкой и вестовым гусаром, из своей стоянки Янково, в пятнадцати верстах от Богучарова, поехали кататься верхами – попробовать новую, купленную Ильиным лошадь и разузнать, нет ли в деревнях сена.
Богучарово находилось последние три дня между двумя неприятельскими армиями, так что так же легко мог зайти туда русский арьергард, как и французский авангард, и потому Ростов, как заботливый эскадронный командир, желал прежде французов воспользоваться тем провиантом, который оставался в Богучарове.
Ростов и Ильин были в самом веселом расположении духа. Дорогой в Богучарово, в княжеское именье с усадьбой, где они надеялись найти большую дворню и хорошеньких девушек, они то расспрашивали Лаврушку о Наполеоне и смеялись его рассказам, то перегонялись, пробуя лошадь Ильина.
Ростов и не знал и не думал, что эта деревня, в которую он ехал, была именье того самого Болконского, который был женихом его сестры.
Ростов с Ильиным в последний раз выпустили на перегонку лошадей в изволок перед Богучаровым, и Ростов, перегнавший Ильина, первый вскакал в улицу деревни Богучарова.
– Ты вперед взял, – говорил раскрасневшийся Ильин.
– Да, всё вперед, и на лугу вперед, и тут, – отвечал Ростов, поглаживая рукой своего взмылившегося донца.
– А я на французской, ваше сиятельство, – сзади говорил Лаврушка, называя французской свою упряжную клячу, – перегнал бы, да только срамить не хотел.
Они шагом подъехали к амбару, у которого стояла большая толпа мужиков.
Некоторые мужики сняли шапки, некоторые, не снимая шапок, смотрели на подъехавших. Два старые длинные мужика, с сморщенными лицами и редкими бородами, вышли из кабака и с улыбками, качаясь и распевая какую то нескладную песню, подошли к офицерам.
– Молодцы! – сказал, смеясь, Ростов. – Что, сено есть?
– И одинакие какие… – сказал Ильин.
– Развесе…oo…ооо…лая бесе… бесе… – распевали мужики с счастливыми улыбками.
Один мужик вышел из толпы и подошел к Ростову.
– Вы из каких будете? – спросил он.
– Французы, – отвечал, смеючись, Ильин. – Вот и Наполеон сам, – сказал он, указывая на Лаврушку.
– Стало быть, русские будете? – переспросил мужик.
– А много вашей силы тут? – спросил другой небольшой мужик, подходя к ним.
– Много, много, – отвечал Ростов. – Да вы что ж собрались тут? – прибавил он. – Праздник, что ль?
– Старички собрались, по мирскому делу, – отвечал мужик, отходя от него.
В это время по дороге от барского дома показались две женщины и человек в белой шляпе, шедшие к офицерам.
– В розовом моя, чур не отбивать! – сказал Ильин, заметив решительно подвигавшуюся к нему Дуняшу.
– Наша будет! – подмигнув, сказал Ильину Лаврушка.
– Что, моя красавица, нужно? – сказал Ильин, улыбаясь.
– Княжна приказали узнать, какого вы полка и ваши фамилии?
– Это граф Ростов, эскадронный командир, а я ваш покорный слуга.
– Бе…се…е…ду…шка! – распевал пьяный мужик, счастливо улыбаясь и глядя на Ильина, разговаривающего с девушкой. Вслед за Дуняшей подошел к Ростову Алпатыч, еще издали сняв свою шляпу.
– Осмелюсь обеспокоить, ваше благородие, – сказал он с почтительностью, но с относительным пренебрежением к юности этого офицера и заложив руку за пазуху. – Моя госпожа, дочь скончавшегося сего пятнадцатого числа генерал аншефа князя Николая Андреевича Болконского, находясь в затруднении по случаю невежества этих лиц, – он указал на мужиков, – просит вас пожаловать… не угодно ли будет, – с грустной улыбкой сказал Алпатыч, – отъехать несколько, а то не так удобно при… – Алпатыч указал на двух мужиков, которые сзади так и носились около него, как слепни около лошади.
– А!.. Алпатыч… А? Яков Алпатыч!.. Важно! прости ради Христа. Важно! А?.. – говорили мужики, радостно улыбаясь ему. Ростов посмотрел на пьяных стариков и улыбнулся.
– Или, может, это утешает ваше сиятельство? – сказал Яков Алпатыч с степенным видом, не заложенной за пазуху рукой указывая на стариков.
– Нет, тут утешенья мало, – сказал Ростов и отъехал. – В чем дело? – спросил он.
– Осмелюсь доложить вашему сиятельству, что грубый народ здешний не желает выпустить госпожу из имения и угрожает отпречь лошадей, так что с утра все уложено и ее сиятельство не могут выехать.