План Даллеса

План Да́ллеса (Доктри́на Даллеса) — согласно теории заговора, план действий США против СССР, составленный во время холодной войны и заключавшийся в скрытом моральном разложении населения СССР. Авторство плана приписывается Аллену Даллесу, главе ЦРУ в 1953—1961 годах. Целью этого плана якобы являлось уничтожение СССР методами пропаганды, нацеленной на разобщение национальностей и социальных групп, потерю традиций, нравственных ценностей, моральное разложение населения страны. В виде, цитируемом сторонниками его подлинности, «План Даллеса» нигде не был опубликован, а английский оригинал этого текста никогда не был представлен. Текст, приписываемый Даллесу, впервые появился в российской печати в начале 1990-х годов и представляет собой подборку фрагментов романа А. С. Иванова «Вечный зов» в редакции 1981 года.

Под названием «План Даллеса» в России фигурирует также подборка выдержек из меморандума 20/1 Совета национальной безопасности США «Задачи в отношении России» от 18 августа 1948 года. Этот меморандум, будучи реальным американским документом, не имеет никакого отношения к Аллену Даллесу, и он не преследовал целей морального разложения советского общества.

Текст «Плана Даллеса», восходящий к роману А. С. Иванова

Литературные истоки «Плана Даллеса»

Впервые высказывание, схожее по смыслу с «планом Даллеса», появилось в СССР в 1965 году в Киеве, в романе Юрия Дольд-Михайлика «У чёрных рыцарей»:

«Натолкните их на мысль, что они должны уповать на Бога, завлеките их в секту, а если таковой не имеется, организуйте сами!.. Славяне любят попеть за рюмкой водки. Напомните им, как отлично они варили самогон во время гражданской войны. (…) Вооружим любителей острого словца анекдотами, высмеивающими их настоящее и будущее. (…) Отравляйте душу молодёжи неверием в смысл жизни, пробуждайте интерес к сексуальным проблемам, заманивайте такими приманками свободного мира, как модные танцы, красивые тряпки, специального характера пластинки, стихи, песни (…). Поссорьте молодых со старшим поколением».

Текст «Плана» почти дословно совпадает с высказываниями одного из отрицательных героев — бывшего русского жандармского офицера, а на момент высказывания штандартенфюрера СС — произнесёнными им во второй части романа «Вечный зов» Анатолия Иванова (начиная с редакции 1981 г.):

— Как сказать, как сказать… — покачал головой Лахновский, <…>— <…>Потому что голова у тебя не тем заполнена, чем, скажем, у меня. О будущем ты не задумывался. Окончится война — всё как-то утрясётся, устроится. И мы бросим всё, что имеем, чем располагаем: всё золото, всю материальную мощь на оболванивание и одурачивание людей! Человеческий мозг, сознание людей способно к изменению. Посеяв там хаос, мы незаметно подменим их ценности на фальшивые и заставим их в эти фальшивые ценности поверить! Как, спрашиваешь? Как?!
Лахновский по мере того, как говорил, начал опять, в который уж раз, возбуждаться, бегать по комнате.
— Мы найдём своих единомышленников: своих союзников и помощников в самой России! — срываясь, выкрикнул Лахновский.

Также существует значительное сходство между текстом Анатолия Иванова и высказыванием Петруши Верховенского из произведения «Бесы» Фёдора Достоевского: «мы пустим пьянство, сплетни, донос; мы пустим неслыханный разврат…» далее по тексту — «мы пустим смуту… не надо образования… одно или два поколения разврата теперь необходимо; разврата неслыханного, подленького, когда человек обращается в гадкую, трусливую, жестокую, себялюбивую мразь…» (глава 8).

Популярность в России

Впервые текст «Плана Даллеса» был опубликован в одном из выступлений митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна (Снычёва) в газете «Советская Россия» 20 февраля 1993 года. Митрополит Иоанн ссылался на этот план, наряду с «Протоколами сионских мудрецов», в доказательство того, что Западом ведётся против России «подлая, грязная война, хорошо оплачиваемая, тщательно спланированная, непрерывная и беспощадная». Почти одновременно «план» был процитирован поэтом и публицистом Борисом Олейником в журнале «Молодая гвардия» (№ 7, июль 1993 года), редактировавшимся тогда самим Анатолием Ивановым. Текст многократно публиковался в газетах левой и национально-патриотической направленности. «План» цитировался также влиятельными общественными деятелями, такими как Владимир Жириновский, Никита Михалков и Михаил Задорнов.

Журналист Александр Кочуков в опубликованной в 2004 году в «Красной звезде» статье писал: «Ветераны спецслужб допускают, что в распоряжении КГБ СССР могло оказаться изложение речи Даллеса на каком-то закрытом заседании», источником при этом мог быть советский разведчик-нелегал или перебежчик одной из спецслужб США, имя которого не может быть раскрыто. По мнению Кочукова, возможно, что во времена Брежнева выдержку из агентурного сообщения немного отредактировали, придали ей «эмоциональной окраски» и т. д., а затем по каналам КГБ вбросили в среду советских журналистов и писателей.

По высказанному в 2006 году мнению эксперта Фонда национальной и международной безопасности, профессора Академии ФСБ РФ О. М. Хлобустова, «для утверждения о том, что „фальшивка разоблачена“, время ещё не пришло».

В апреле 2007 года лидер незарегистрированной партии «Великая Россия» А. Н. Савельев заявил о подлинности текста «плана Даллеса», поскольку он «целиком и полностью отражает как политику США по отношению к СССР, так и достигнутые этой политикой результаты — разложение самосознания нашего народа и разрушение нашей страны».

Политолог, специалист по российско-американским отношениям Николай Злобин считает, что ни Даллес, ни какой-либо другой американский чиновник или политик не мог ничего подобного написать, поскольку этот текст полностью противоречит основам проводившейся в тот период американской политики по отношению к СССР. В частности, Злобин отмечает, что никакой установки на пропаганду космополитизма по отношению к народам СССР в 1945 году не существовало. Политика противостояния СССР была строго противоположная — пытаться пробудить национальное сознание, особенно у национальных меньшинств. Кроме того, указание в тексте, что Аллен Даллес был на тот момент директором ЦРУ, абсолютно бессмысленно, поскольку ЦРУ было создано двумя годами позже, Даллес стал директором ЦРУ в 1953 году, и никаких «доктрин» он не создавал. Злобин отмечает, что все документы того времени давно рассекречены и доступны бесплатно любому исследователю в американских архивах. Но такой документ никто не нашёл, поскольку его не существует. Поэтому он считает, что появление такого текста — чисто внутрироссийская проблема.

Владимир Соловьёв обращает внимание на исследование Николая Саквы, который выявил первоисточник «плана Даллеса» в романах Дольд-Михайлика и Иванова.

По мнению политолога Джули Федор, несмотря на очевидную фальшивость, этот текст оказал большее влияние на национальное самосознание в России, чем любой из многочисленных рассекреченных документов периода холодной войны.

В июне 2015 года Асбестовский городской суд признал текст «План Даллеса по уничтожению СССР (России)» экстремистским материалом. До этого в городе распространялись листовки, где на одной стороне был напечатан текст «Плана Даллеса по уничтожению СССР (России)», а с другой — текст «Последние пожелания „Иванам“». В ходе изучения листовок сотрудники криминалистической лабораторией УФСБ России по Свердловской области установили, что содержание листовок направлено «на возбуждение ненависти и вражды по отношению к представителям государственной власти современной России».

В 2016 году губернатор Самарской области Николай Меркушкин накануне выборов в Государственную думу неоднократно упоминал план Даллеса, обвиняя в его исполнении политика и общественного деятеля Алексея Навального

Меморандум СНБ 20/1 как «План Даллеса»

Иногда «Планом Даллеса» называют меморандум 20/1 СНБ США («Задачи в отношении России») от 18 августа 1948 (NSC 20/1 1948), представляющий собой подготовленный Советом национальной безопасности США по запросу министра обороны Джеймса Форрестола аналитический документ о долгосрочных целях политики США в отношении СССР. Этот документ был составлен во время кризиса, связанного с советской блокадой Западного Берлина, и не связан ни с Аленом Даллесом, ни с ЦРУ. Совпадений и общих мест в текстах так называемого «Плана Даллеса» (восходящего к роману Иванова) и «Меморандума 20/1 СНБ США» нет. При этом под именем «плана Даллеса» фигурирует не полный текст документа, а контаминация выдержек, приведённых в книге Н. Н. Яковлева «ЦРУ против СССР» (М.: Правда, 1983).

Согласно рассекреченному и опубликованному тексту Меморандума 20/1, основные задачи американской политики в отношении СССР делились на:

• военные (на случай войны и победы над СССР)
• мирные (при отсутствии войны). «Мирные» цели сводились к следующему:
  • «А.Уменьшить мощь и влияние Москвы до таких пределов, в которых они больше не будут представлять угрозу миру и стабильности международного сообщества
  • B. Добиться коренных изменений в теории и практике международных отношений, которых придерживается правительство, находящееся у власти в России».

Первая задача предполагала «сокращение чрезмерной мощи России», однако «без необходимости затрагивать основные жизненные интересы русского государства», исключительно с помощью уничтожения неформальных каналов международного коммунистического влияния. «Таким образом, отмирание структуры власти, которая ранее была известна как Третий Интернационал, которая пережила употребления этого названия, не должно включать никакого официального унижения правительства в Москве и никаких формальных уступок со стороны Советского государства». Это относится и к прекращению системы сателлитных связей между СССР и странами Восточной Европы, с превращением последних в полноценных, полностью суверенных участников международных отношений. В отношении границ СССР документ занимал двоякую позицию: его авторы готовы принять «во имя поддержания мира» расширение этих границ после 1939 г., но не в отношении стран Прибалтики — здесь авторы настаивают на принципиальной поддержке прибалтийских народов. Однако, поскольку выход Прибалтики из состава СССР затрагивал бы уже национальные интересы СССР и был бы невозможен без войны, авторы доклада не пропагандируют этого варианта, а предлагают компромиссный, с предоставлением странам Балтии «автономных режимов, в целом соответствующих культурным потребностям и национальным стремлениям народов, о которых идёт речь».

По пункту B имелось в виду прекращение со стороны СССР идеологизированной и ориентированной на идеологическую гегемонию политики с заменой её политикой, построенной на принципах «терпимости и международного сотрудничества», предполагающих признание за всеми народами и странами равных прав и права преследования национальных целей, расходящихся с коммунистической идеологией.

Особый комплекс целей выдвигался на случай войны и победы над СССР. Указывалось, что США не должны осуществлять оккупацию страны и брать на себя ответственность за неё (прежде всего ввиду невозможности контролировать столь обширные территории и многочисленное население); также они не должны стремиться к самостоятельному насаждению демократии западного образца, ввиду слабости, если не отсутствия, демократических традиций в России. Следует считаться с любым правительством, которое возникнет, и принимать как должное, что ни одно правительство России не будет однозначно проамериканским и устраивающим США во всех отношениях. Возможно даже, на значительной части страны сохранится коммунистический режим. В любом случае новая Россия:

• а) не должна быть настолько сильной в военном отношении, чтобы угрожать соседям;
• б) должна предоставить широкую автономию национальным меньшинствам;
• в) должна экономически зависеть от внешнего мира;
• г) не должна установить нового «железного занавеса».

Авторы однозначно выступают за предоставление независимости прибалтийским республикам, но считают, что для Украины, ввиду её тесных культурных и исторических связей с Россией и несформированности украинской нации, достаточно широкой федерации; впрочем, если Украина без поддержки США провозгласит независимость, против этого не следует выступать. При этом констатировалось, что США и союзники не потерпят, чтобы в побеждённой России или в её части у власти оставался кто-либо из нынешних советских лидеров.

В развитие директивы СНБ 20/1, в начале 1950 г. была разработана дополняющая её директива СНБ-68 («Цели и задачи в отношении национальной безопасности»). В разделе выводов она, в целом, кратко повторяла рекомендации предыдущей, но при этом содержала развёрнутый анализ природы американо-советского противостояния, как её видели в Вашингтоне. С точки зрения американского руководства, основной целью США в нём является «обеспечение целостности и жизнеспособности нашего свободного общества, основанного на понятиях достоинства и чести человека», тогда как основной целью советских руководителей «является сохранение и укрепление своего абсолютного могущества в Советском Союзе и на территориях, находящихся сейчас под их контролем. Вместе с тем реализация этого плана, по мнению советских лидеров, требует постоянного расширения власти и полного уничтожения любой действенной оппозиции. Таким образом, этот план предполагает либо свержение, либо уничтожение государственного аппарата и структуры общества в странах несоветского мира, а также их замену на зависимые от Кремля или им контролируемые». Главное препятствие на пути реализации этой цели — США, которые Советы поэтому стремятся уничтожить любыми средствами. «Кремль рассматривает Соединённые Штаты в качестве единственной преграды на пути реализации своего основного плана. Основной конфликт — это противостояние идеи свободы, в основе которой лежит законность, и идеи рабства мрачной деспотии Кремля» — подчёркивают авторы документа. «Не желая того, наше свободное общество оказывается перед неумолимым вызовом, бросаемым советской системой. Никакая другая система ценностей так не противоречит нашей, не является столь непоколебимой в своей цели уничтожить нас и не готова использовать для достижения своих целей наиболее опасные тенденции и процессы, происходящие в нашем обществе. Никакая другая система не пытается столь искусно и властно пробудить иррационализм, скрытый в человеческом существе, и никакая другая система не имеет поддержки столь сильного и крепнущего центра военной власти». В случае войны рекомендовалось не предъявлять России условий «безоговорочной капитуляции, подчинения советского народа или лишения России её экономического потенциала» — это должно неизбежно сплотить народы России «вокруг режима, их поработившего». Предполагалось добиваться «принятия СССР некоторых особых условий, при которых смогут процветать свободные институты и при которых народы России будут иметь возможность определять свою собственную судьбу. И если мы сможем превратить русский народ в своих союзников, мы облегчим нашу задачу и сделаем победу более верной»..

Аналогичные теории за рубежом

• В 1946 году СМИ Великобритании опубликовали документ под названием «Коммунистические правила революции», якобы обнаруженные в Германии союзными войсками. Их основные положения:

«1. Развратить молодежь; отвести её от религии. Внушить ей интерес к сексу.

2. Ложной аргументацией разрушить старые моральные ценности (…).

5. Отвлечь умы от политики, переключив всё внимание на спорт, книги о сексе, игры и прочие маловажные занятия.

6. Поставить под свой контроль все средства массовой информации.

7. Разрушить веру людей в их естественных лидеров, изображая их в постыдном, смешном и оскорбительном виде»

• 24 августа 1960 г. «Лос-Анджелес гералд» опубликовала выдержки из брошюры «Промывание мозгов. Изложение русского руководства по психополитике». Сама брошюра «Brain-Washing» была издана в Нью-Йорке в 1955 г. фондом Рона Хаббарда — фантаста и основателя «саентологической церкви». В «русском руководстве по психополитике» указывалось:

«Сделав доступными всевозможные наркотики, давая подростку спиртное, восхваляя его необузданность, пичкая его секс-литературой, (…) психополитик может воспитать в нём необходимую нам склонность к беспорядку, безделью и бесполезному времяпрепровождению и побудить его выбрать решение, которое даст ему полную свободу во всём — то есть Коммунизм. (…) Если вы сможете убить национальную гордость и патриотизм в подрастающем поколении, вы завоюете эту страну».

Литература

Текст «Плана Даллеса»

[www.russkoedelo.org/mysl/miscellaneous/dulles_plan.php «План Даллеса по уничтожению СССР (России)»]

Первоисточники

• [www.sakva.ru/Nick/NSC_20_1R.html Меморандум 20/1 1948]
• [www.grinchevskiy.ru/1945-1990/direktiva-snb-68.php Директива СНБ-68 (NSC-68)]
• Анатолий Иванов. [www.erlib.com/%D0%90%D0%BD%D0%B0%D1%82%D0%BE%D0%BB%D0%B8%D0%B9_%D0%98%D0%B2%D0%B0%D0%BD%D0%BE%D0%B2/%D0%92%D0%B5%D1%87%D0%BD%D1%8B%D0%B9_%D0%B7%D0%BE%D0%B2._%D0%A2%D0%BE%D0%BC_ii/34 Вечный зов. Том II. Издание 1981 года].

Научная литература

• Julie Fedor. Chekists Look Back on the Cald War: The Polemical Literature // Michael Herman, Gwilym Hughes. Intelligence in the Cold War: What Difference Did it Make?. — Routledge, 2013. — P. 88-109. — ISBN 9781317979944.

Публицистика

• Александр Кочуков. [www.redstar.ru/2004/10/28_10/4_01.html Аллен Даллес — Война после войны] (недоступная ссылка с 26-05-2013 (3989 дней) — история, копия)
• Александр Данилов. [2000.net.ua/f/59808 Настоящий Даллес и его фальшивый план как ремейк «Бесов»]
• Анатолий Вассерман. [www.computerra.ru/blogs/wasserman/398409/ Развали себя сам]
• Семен Борзенко. [rutube.ru/tracks/3157049.html?v=c54616a78c49c3c5d96c715c27c05d3b&autoStart=true Мракобесие. Недоразумение господина Даллеса]
• Саква Н. [sakva.ru/Nick/DullPlan.html Что такое «план Даллеса»?]
• Хлобустов О. М. [www.observer.materik.ru/observer/N1_2006/1_14.HTM Фальшивка ли план Даллеса?] // Обозреватель-Observer. — 2006. — N 1. — С. 105—109

Отрывок, характеризующий План Даллеса

– Говорят, что государь неохотно передал эту власть Кутузову. On dit qu'il rougit comme une demoiselle a laquelle on lirait Joconde, en lui disant: «Le souverain et la patrie vous decernent cet honneur». [Говорят, что он покраснел, как барышня, которой бы прочли Жоконду, в то время как говорил ему: «Государь и отечество награждают вас этой честью».]
– Peut etre que la c?ur n'etait pas de la partie, [Может быть, сердце не вполне участвовало,] – сказала Анна Павловна.
– О нет, нет, – горячо заступился князь Василий. Теперь уже он не мог никому уступить Кутузова. По мнению князя Василья, не только Кутузов был сам хорош, но и все обожали его. – Нет, это не может быть, потому что государь так умел прежде ценить его, – сказал он.
– Дай бог только, чтобы князь Кутузов, – сказала Анпа Павловна, – взял действительную власть и не позволял бы никому вставлять себе палки в колеса – des batons dans les roues.
Князь Василий тотчас понял, кто был этот никому. Он шепотом сказал:
– Я верно знаю, что Кутузов, как непременное условие, выговорил, чтобы наследник цесаревич не был при армии: Vous savez ce qu'il a dit a l'Empereur? [Вы знаете, что он сказал государю?] – И князь Василий повторил слова, будто бы сказанные Кутузовым государю: «Я не могу наказать его, ежели он сделает дурно, и наградить, ежели он сделает хорошо». О! это умнейший человек, князь Кутузов, et quel caractere. Oh je le connais de longue date. [и какой характер. О, я его давно знаю.]
– Говорят даже, – сказал l'homme de beaucoup de merite, не имевший еще придворного такта, – что светлейший непременным условием поставил, чтобы сам государь не приезжал к армии.
Как только он сказал это, в одно мгновение князь Василий и Анна Павловна отвернулись от него и грустно, со вздохом о его наивности, посмотрели друг на друга.


В то время как это происходило в Петербурге, французы уже прошли Смоленск и все ближе и ближе подвигались к Москве. Историк Наполеона Тьер, так же, как и другие историки Наполеона, говорит, стараясь оправдать своего героя, что Наполеон был привлечен к стенам Москвы невольно. Он прав, как и правы все историки, ищущие объяснения событий исторических в воле одного человека; он прав так же, как и русские историки, утверждающие, что Наполеон был привлечен к Москве искусством русских полководцев. Здесь, кроме закона ретроспективности (возвратности), представляющего все прошедшее приготовлением к совершившемуся факту, есть еще взаимность, путающая все дело. Хороший игрок, проигравший в шахматы, искренно убежден, что его проигрыш произошел от его ошибки, и он отыскивает эту ошибку в начале своей игры, но забывает, что в каждом его шаге, в продолжение всей игры, были такие же ошибки, что ни один его ход не был совершенен. Ошибка, на которую он обращает внимание, заметна ему только потому, что противник воспользовался ею. Насколько же сложнее этого игра войны, происходящая в известных условиях времени, и где не одна воля руководит безжизненными машинами, а где все вытекает из бесчисленного столкновения различных произволов?
После Смоленска Наполеон искал сражения за Дорогобужем у Вязьмы, потом у Царева Займища; но выходило, что по бесчисленному столкновению обстоятельств до Бородина, в ста двадцати верстах от Москвы, русские не могли принять сражения. От Вязьмы было сделано распоряжение Наполеоном для движения прямо на Москву.
Moscou, la capitale asiatique de ce grand empire, la ville sacree des peuples d'Alexandre, Moscou avec ses innombrables eglises en forme de pagodes chinoises! [Москва, азиатская столица этой великой империи, священный город народов Александра, Москва с своими бесчисленными церквами, в форме китайских пагод!] Эта Moscou не давала покоя воображению Наполеона. На переходе из Вязьмы к Цареву Займищу Наполеон верхом ехал на своем соловом энглизированном иноходчике, сопутствуемый гвардией, караулом, пажами и адъютантами. Начальник штаба Бертье отстал для того, чтобы допросить взятого кавалерией русского пленного. Он галопом, сопутствуемый переводчиком Lelorgne d'Ideville, догнал Наполеона и с веселым лицом остановил лошадь.
– Eh bien? [Ну?] – сказал Наполеон.
– Un cosaque de Platow [Платовский казак.] говорит, что корпус Платова соединяется с большой армией, что Кутузов назначен главнокомандующим. Tres intelligent et bavard! [Очень умный и болтун!]
Наполеон улыбнулся, велел дать этому казаку лошадь и привести его к себе. Он сам желал поговорить с ним. Несколько адъютантов поскакало, и через час крепостной человек Денисова, уступленный им Ростову, Лаврушка, в денщицкой куртке на французском кавалерийском седле, с плутовским и пьяным, веселым лицом подъехал к Наполеону. Наполеон велел ему ехать рядом с собой и начал спрашивать:
– Вы казак?
– Казак с, ваше благородие.
«Le cosaque ignorant la compagnie dans laquelle il se trouvait, car la simplicite de Napoleon n'avait rien qui put reveler a une imagination orientale la presence d'un souverain, s'entretint avec la plus extreme familiarite des affaires de la guerre actuelle», [Казак, не зная того общества, в котором он находился, потому что простота Наполеона не имела ничего такого, что бы могло открыть для восточного воображения присутствие государя, разговаривал с чрезвычайной фамильярностью об обстоятельствах настоящей войны.] – говорит Тьер, рассказывая этот эпизод. Действительно, Лаврушка, напившийся пьяным и оставивший барина без обеда, был высечен накануне и отправлен в деревню за курами, где он увлекся мародерством и был взят в плен французами. Лаврушка был один из тех грубых, наглых лакеев, видавших всякие виды, которые считают долгом все делать с подлостью и хитростью, которые готовы сослужить всякую службу своему барину и которые хитро угадывают барские дурные мысли, в особенности тщеславие и мелочность.
Попав в общество Наполеона, которого личность он очень хорошо и легко признал. Лаврушка нисколько не смутился и только старался от всей души заслужить новым господам.
Он очень хорошо знал, что это сам Наполеон, и присутствие Наполеона не могло смутить его больше, чем присутствие Ростова или вахмистра с розгами, потому что не было ничего у него, чего бы не мог лишить его ни вахмистр, ни Наполеон.
Он врал все, что толковалось между денщиками. Многое из этого была правда. Но когда Наполеон спросил его, как же думают русские, победят они Бонапарта или нет, Лаврушка прищурился и задумался.
Он увидал тут тонкую хитрость, как всегда во всем видят хитрость люди, подобные Лаврушке, насупился и помолчал.
– Оно значит: коли быть сраженью, – сказал он задумчиво, – и в скорости, так это так точно. Ну, а коли пройдет три дня апосля того самого числа, тогда, значит, это самое сражение в оттяжку пойдет.
Наполеону перевели это так: «Si la bataille est donnee avant trois jours, les Francais la gagneraient, mais que si elle serait donnee plus tard, Dieu seul sait ce qui en arrivrait», [«Ежели сражение произойдет прежде трех дней, то французы выиграют его, но ежели после трех дней, то бог знает что случится».] – улыбаясь передал Lelorgne d'Ideville. Наполеон не улыбнулся, хотя он, видимо, был в самом веселом расположении духа, и велел повторить себе эти слова.
Лаврушка заметил это и, чтобы развеселить его, сказал, притворяясь, что не знает, кто он.
– Знаем, у вас есть Бонапарт, он всех в мире побил, ну да об нас другая статья… – сказал он, сам не зная, как и отчего под конец проскочил в его словах хвастливый патриотизм. Переводчик передал эти слова Наполеону без окончания, и Бонапарт улыбнулся. «Le jeune Cosaque fit sourire son puissant interlocuteur», [Молодой казак заставил улыбнуться своего могущественного собеседника.] – говорит Тьер. Проехав несколько шагов молча, Наполеон обратился к Бертье и сказал, что он хочет испытать действие, которое произведет sur cet enfant du Don [на это дитя Дона] известие о том, что тот человек, с которым говорит этот enfant du Don, есть сам император, тот самый император, который написал на пирамидах бессмертно победоносное имя.
Известие было передано.
Лаврушка (поняв, что это делалось, чтобы озадачить его, и что Наполеон думает, что он испугается), чтобы угодить новым господам, тотчас же притворился изумленным, ошеломленным, выпучил глаза и сделал такое же лицо, которое ему привычно было, когда его водили сечь. «A peine l'interprete de Napoleon, – говорит Тьер, – avait il parle, que le Cosaque, saisi d'une sorte d'ebahissement, no profera plus une parole et marcha les yeux constamment attaches sur ce conquerant, dont le nom avait penetre jusqu'a lui, a travers les steppes de l'Orient. Toute sa loquacite s'etait subitement arretee, pour faire place a un sentiment d'admiration naive et silencieuse. Napoleon, apres l'avoir recompense, lui fit donner la liberte, comme a un oiseau qu'on rend aux champs qui l'ont vu naitre». [Едва переводчик Наполеона сказал это казаку, как казак, охваченный каким то остолбенением, не произнес более ни одного слова и продолжал ехать, не спуская глаз с завоевателя, имя которого достигло до него через восточные степи. Вся его разговорчивость вдруг прекратилась и заменилась наивным и молчаливым чувством восторга. Наполеон, наградив казака, приказал дать ему свободу, как птице, которую возвращают ее родным полям.]
Наполеон поехал дальше, мечтая о той Moscou, которая так занимала его воображение, a l'oiseau qu'on rendit aux champs qui l'on vu naitre [птица, возвращенная родным полям] поскакал на аванпосты, придумывая вперед все то, чего не было и что он будет рассказывать у своих. Того же, что действительно с ним было, он не хотел рассказывать именно потому, что это казалось ему недостойным рассказа. Он выехал к казакам, расспросил, где был полк, состоявший в отряде Платова, и к вечеру же нашел своего барина Николая Ростова, стоявшего в Янкове и только что севшего верхом, чтобы с Ильиным сделать прогулку по окрестным деревням. Он дал другую лошадь Лаврушке и взял его с собой.


Княжна Марья не была в Москве и вне опасности, как думал князь Андрей.
После возвращения Алпатыча из Смоленска старый князь как бы вдруг опомнился от сна. Он велел собрать из деревень ополченцев, вооружить их и написал главнокомандующему письмо, в котором извещал его о принятом им намерении оставаться в Лысых Горах до последней крайности, защищаться, предоставляя на его усмотрение принять или не принять меры для защиты Лысых Гор, в которых будет взят в плен или убит один из старейших русских генералов, и объявил домашним, что он остается в Лысых Горах.
Но, оставаясь сам в Лысых Горах, князь распорядился об отправке княжны и Десаля с маленьким князем в Богучарово и оттуда в Москву. Княжна Марья, испуганная лихорадочной, бессонной деятельностью отца, заменившей его прежнюю опущенность, не могла решиться оставить его одного и в первый раз в жизни позволила себе не повиноваться ему. Она отказалась ехать, и на нее обрушилась страшная гроза гнева князя. Он напомнил ей все, в чем он был несправедлив против нее. Стараясь обвинить ее, он сказал ей, что она измучила его, что она поссорила его с сыном, имела против него гадкие подозрения, что она задачей своей жизни поставила отравлять его жизнь, и выгнал ее из своего кабинета, сказав ей, что, ежели она не уедет, ему все равно. Он сказал, что знать не хочет о ее существовании, но вперед предупреждает ее, чтобы она не смела попадаться ему на глаза. То, что он, вопреки опасений княжны Марьи, не велел насильно увезти ее, а только не приказал ей показываться на глаза, обрадовало княжну Марью. Она знала, что это доказывало то, что в самой тайне души своей он был рад, что она оставалась дома и не уехала.
На другой день после отъезда Николушки старый князь утром оделся в полный мундир и собрался ехать главнокомандующему. Коляска уже была подана. Княжна Марья видела, как он, в мундире и всех орденах, вышел из дома и пошел в сад сделать смотр вооруженным мужикам и дворовым. Княжна Марья свдела у окна, прислушивалась к его голосу, раздававшемуся из сада. Вдруг из аллеи выбежало несколько людей с испуганными лицами.
Княжна Марья выбежала на крыльцо, на цветочную дорожку и в аллею. Навстречу ей подвигалась большая толпа ополченцев и дворовых, и в середине этой толпы несколько людей под руки волокли маленького старичка в мундире и орденах. Княжна Марья подбежала к нему и, в игре мелкими кругами падавшего света, сквозь тень липовой аллеи, не могла дать себе отчета в том, какая перемена произошла в его лице. Одно, что она увидала, было то, что прежнее строгое и решительное выражение его лица заменилось выражением робости и покорности. Увидав дочь, он зашевелил бессильными губами и захрипел. Нельзя было понять, чего он хотел. Его подняли на руки, отнесли в кабинет и положили на тот диван, которого он так боялся последнее время.
Привезенный доктор в ту же ночь пустил кровь и объявил, что у князя удар правой стороны.
В Лысых Горах оставаться становилось более и более опасным, и на другой день после удара князя, повезли в Богучарово. Доктор поехал с ними.
Когда они приехали в Богучарово, Десаль с маленьким князем уже уехали в Москву.
Все в том же положении, не хуже и не лучше, разбитый параличом, старый князь три недели лежал в Богучарове в новом, построенном князем Андреем, доме. Старый князь был в беспамятстве; он лежал, как изуродованный труп. Он не переставая бормотал что то, дергаясь бровями и губами, и нельзя было знать, понимал он или нет то, что его окружало. Одно можно было знать наверное – это то, что он страдал и, чувствовал потребность еще выразить что то. Но что это было, никто не мог понять; был ли это какой нибудь каприз больного и полусумасшедшего, относилось ли это до общего хода дел, или относилось это до семейных обстоятельств?
Доктор говорил, что выражаемое им беспокойство ничего не значило, что оно имело физические причины; но княжна Марья думала (и то, что ее присутствие всегда усиливало его беспокойство, подтверждало ее предположение), думала, что он что то хотел сказать ей. Он, очевидно, страдал и физически и нравственно.
Надежды на исцеление не было. Везти его было нельзя. И что бы было, ежели бы он умер дорогой? «Не лучше ли бы было конец, совсем конец! – иногда думала княжна Марья. Она день и ночь, почти без сна, следила за ним, и, страшно сказать, она часто следила за ним не с надеждой найти призкаки облегчения, но следила, часто желая найти признаки приближения к концу.
Как ни странно было княжне сознавать в себе это чувство, но оно было в ней. И что было еще ужаснее для княжны Марьи, это было то, что со времени болезни ее отца (даже едва ли не раньше, не тогда ли уж, когда она, ожидая чего то, осталась с ним) в ней проснулись все заснувшие в ней, забытые личные желания и надежды. То, что годами не приходило ей в голову – мысли о свободной жизни без вечного страха отца, даже мысли о возможности любви и семейного счастия, как искушения дьявола, беспрестанно носились в ее воображении. Как ни отстраняла она от себя, беспрестанно ей приходили в голову вопросы о том, как она теперь, после того, устроит свою жизнь. Это были искушения дьявола, и княжна Марья знала это. Она знала, что единственное орудие против него была молитва, и она пыталась молиться. Она становилась в положение молитвы, смотрела на образа, читала слова молитвы, но не могла молиться. Она чувствовала, что теперь ее охватил другой мир – житейской, трудной и свободной деятельности, совершенно противоположный тому нравственному миру, в который она была заключена прежде и в котором лучшее утешение была молитва. Она не могла молиться и не могла плакать, и житейская забота охватила ее.
Оставаться в Вогучарове становилось опасным. Со всех сторон слышно было о приближающихся французах, и в одной деревне, в пятнадцати верстах от Богучарова, была разграблена усадьба французскими мародерами.
Доктор настаивал на том, что надо везти князя дальше; предводитель прислал чиновника к княжне Марье, уговаривая ее уезжать как можно скорее. Исправник, приехав в Богучарово, настаивал на том же, говоря, что в сорока верстах французы, что по деревням ходят французские прокламации и что ежели княжна не уедет с отцом до пятнадцатого, то он ни за что не отвечает.
Княжна пятнадцатого решилась ехать. Заботы приготовлений, отдача приказаний, за которыми все обращались к ней, целый день занимали ее. Ночь с четырнадцатого на пятнадцатое она провела, как обыкновенно, не раздеваясь, в соседней от той комнаты, в которой лежал князь. Несколько раз, просыпаясь, она слышала его кряхтенье, бормотанье, скрип кровати и шаги Тихона и доктора, ворочавших его. Несколько раз она прислушивалась у двери, и ей казалось, что он нынче бормотал громче обыкновенного и чаще ворочался. Она не могла спать и несколько раз подходила к двери, прислушиваясь, желая войти и не решаясь этого сделать. Хотя он и не говорил, но княжна Марья видела, знала, как неприятно было ему всякое выражение страха за него. Она замечала, как недовольно он отвертывался от ее взгляда, иногда невольно и упорно на него устремленного. Она знала, что ее приход ночью, в необычное время, раздражит его.
Но никогда ей так жалко не было, так страшно не было потерять его. Она вспоминала всю свою жизнь с ним, и в каждом слове, поступке его она находила выражение его любви к ней. Изредка между этими воспоминаниями врывались в ее воображение искушения дьявола, мысли о том, что будет после его смерти и как устроится ее новая, свободная жизнь. Но с отвращением отгоняла она эти мысли. К утру он затих, и она заснула.
Она проснулась поздно. Та искренность, которая бывает при пробуждении, показала ей ясно то, что более всего в болезни отца занимало ее. Она проснулась, прислушалась к тому, что было за дверью, и, услыхав его кряхтенье, со вздохом сказала себе, что было все то же.
– Да чему же быть? Чего же я хотела? Я хочу его смерти! – вскрикнула она с отвращением к себе самой.
Она оделась, умылась, прочла молитвы и вышла на крыльцо. К крыльцу поданы были без лошадей экипажи, в которые укладывали вещи.
Утро было теплое и серое. Княжна Марья остановилась на крыльце, не переставая ужасаться перед своей душевной мерзостью и стараясь привести в порядок свои мысли, прежде чем войти к нему.
Доктор сошел с лестницы и подошел к ней.
– Ему получше нынче, – сказал доктор. – Я вас искал. Можно кое что понять из того, что он говорит, голова посвежее. Пойдемте. Он зовет вас…
Сердце княжны Марьи так сильно забилось при этом известии, что она, побледнев, прислонилась к двери, чтобы не упасть. Увидать его, говорить с ним, подпасть под его взгляд теперь, когда вся душа княжны Марьи была переполнена этих страшных преступных искушений, – было мучительно радостно и ужасно.
– Пойдемте, – сказал доктор.
Княжна Марья вошла к отцу и подошла к кровати. Он лежал высоко на спине, с своими маленькими, костлявыми, покрытыми лиловыми узловатыми жилками ручками на одеяле, с уставленным прямо левым глазом и с скосившимся правым глазом, с неподвижными бровями и губами. Он весь был такой худенький, маленький и жалкий. Лицо его, казалось, ссохлось или растаяло, измельчало чертами. Княжна Марья подошла и поцеловала его руку. Левая рука сжала ее руку так, что видно было, что он уже давно ждал ее. Он задергал ее руку, и брови и губы его сердито зашевелились.
Она испуганно глядела на него, стараясь угадать, чего он хотел от нее. Когда она, переменя положение, подвинулась, так что левый глаз видел ее лицо, он успокоился, на несколько секунд не спуская с нее глаза. Потом губы и язык его зашевелились, послышались звуки, и он стал говорить, робко и умоляюще глядя на нее, видимо, боясь, что она не поймет его.
Княжна Марья, напрягая все силы внимания, смотрела на него. Комический труд, с которым он ворочал языком, заставлял княжну Марью опускать глаза и с трудом подавлять поднимавшиеся в ее горле рыдания. Он сказал что то, по нескольку раз повторяя свои слова. Княжна Марья не могла понять их; но она старалась угадать то, что он говорил, и повторяла вопросительно сказанные им слона.
– Гага – бои… бои… – повторил он несколько раз. Никак нельзя было понять этих слов. Доктор думал, что он угадал, и, повторяя его слова, спросил: княжна боится? Он отрицательно покачал головой и опять повторил то же…
– Душа, душа болит, – разгадала и сказала княжна Марья. Он утвердительно замычал, взял ее руку и стал прижимать ее к различным местам своей груди, как будто отыскивая настоящее для нее место.