Протоколы сионских мудрецов

Протоколы сионских мудрецов
Жанр:	пропаганда
Автор:	Матвей Головинский (предположительно)
Язык оригинала:	французский
Дата написания:	конец XIX - начало XX в.в.
Дата первой публикации:	1903
Текст произведения в Викитеке

«Протоко́лы сио́нских мудрецо́в» — подложный антисемитский документ, в котором излагаются планы евреев по установлению мирового господства и разрушению христианского мира. Впервые опубликован на русском языке в 1903 году под видом отчёта о тайных собраниях сионистов в Базеле. Текст «Протоколов» стал предлогом для антисемитов начала XX столетия и сыграл важную роль в обосновании теории «иудеомасонского заговора».

Подложность «Протоколов» была отмечена в печати и независимых расследованиях уже вскоре после публикации и в современной науке считается доказанной. Вместе с тем и в настоящее время имеются многочисленные сторонники мнения о подлинности текста «Протоколов». За свою историю существования документ переиздавался многомиллионными тиражами и был переведен на многие языки мира.

Источники и прототипы

Историк и политолог Вальтер Лакер отмечает, что у «Протоколов» были исторические прототипы. Среди них он называет памфлет немецкого публициста Вильгельма Марра, в 1879 году предрекающего победу еврейства над германизмом и революцию в России, брошюру «Речь главного раввина» писателя Германа Гедше, вышедшую под псевдонимом «сэр Джон Рэтклиф» и сочинение румынского авантюриста Миллинера, написанное под псевдонимом «майор Осман-бей Кибризли-заде». Сочинения Гедше и Миллинера, обвиняющие евреев в заговоре с целью захвата власти в мире, пользовались большим успехом в России.

Французский историк Пьер-Андре Тагиефф считает, что цели создателей протоколов были не в том, чтобы создать всепланетный миф XX века. Их задача была значительно скромнее. Тагиефф пишет, что задача фальсификаторов была в том чтобы опорочить любую попытку модернизации Российской империи, представив её как «еврейский проект». Фактически «Протоколы» были инструментом, который мог позволить убедить царя избавиться от министра финансов Сергея Витте. Ряд исследователей предполагает, что для этого мог быть похищен и использован сатирический текст известного в то время рьяного противника Витте Ильи Циона. Только после 1917 года эта фальшивка стала восприниматься как идея о всемирном еврейском заговоре.

Одна из наиболее распространённых версий гласит, что «Протоколы» — это плагиат малоизвестного памфлета середины XIX века, направленного против Наполеона III. Памфлет назывался «Диалог в аду между Монтескьё и Макиавелли», его автором был французский адвокат и сатирик Морис Жоли. Сразу после напечатания в 1864 году памфлет был запрещён во Франции. В тексте «Протоколов» в основном использованы реплики Макиавелли из «Диалога», хотя встречаются заимствования и из реплик Монтескьё. Текстуальные совпадения оказались настолько велики, что факт плагиата совершенно очевиден.

Профессор российско-американского учебно-научного центра библеистики и иудаики РГГУ, доктор филологических наук Леонид Кацис отметил, что «Существовала целая серия подобных мистико-конспирологических текстов, которые заимствовали друг у друга идеи, куски и так далее». И поэтому, по его мнению, «говорить о подлинности или авторстве смысла просто нет».

Авторство и происхождение

Происхождение документов разными людьми и в разных изданиях указывалось по-разному, зачастую различные трактовки входили в противоречие друг с другом.

Существует ряд версий о происхождении «Протоколов». Сторонники теории подлинности «Протоколов» не дают точного ответа на этот вопрос. Так, Сергей Нилус приводит в разных изданиях три различные версии получения им протоколов, отличающиеся друг от друга разными утверждениями о происхождении текстов. Николай Марков утверждает, не приводя источников, что «подлинная рукопись „Протоколов“ была изъята в 1897 году во время конгресса сионистов в Швейцарии из портфеля вождя сионистов Теодора Герцля», а «изъятие» произвёл агент российской тайной полиции.

Один из издателей «Протоколов» Георгий Бутми настаивает на том, что нельзя отождествлять «сионских мудрецов» с представителями сионистского движения.

Некоторые сторонники подлинности «Протоколов» (например, Юрий Бегунов и Олег Платонов) опираются на документ (записку), написанный в 1927 году проживавшим в Югославии эмигрантом Филиппом Петровичем Степановым, бывшим прокурором Московской синодальной конторы, камергером и действительным статским советником

В 1895 году мой сосед по имению Тульской губернии отставной майор Алексей Николаевич Сухотин передал мне рукописный экземпляр «Протоколов Сионских Мудрецов». Он мне сказал, что одна его знакомая дама (не назвал мне её), проживавшая в Париже, нашла их у своего приятеля (кажется из евреев) и, перед тем, чтобы покинуть Париж, тайно от него перевела их и привезла этот перевод, в одном экземпляре, в Россию и передала этот экземпляр ему — Сухотину.

Я сначала отпечатал его в ста экземплярах на гектографе, но это издание оказалось трудно читаемым, и я решил напечатать его в какой-нибудь типографии, без указания времени, города и типографии; сделать это мне помог Аркадий Ипполитович Келлеповский, состоявший тогда чиновником особых поручений при Великом Князе Сергее Александровиче; он дал их напечатать Губернской Типографии; это было в 1897 году. С. А. Нилус перепечатал эти протоколы полностью в своём сочинении, со своими комментариями.

В настоящее время этот документ хранится в архиве Свято-Троицкого монастыря (Джорданвилль, США). Фактических подтверждений слов Степанова нет, упомянутые им издания до настоящего времени не обнаружены. Заявление Степанова считается одним из важных документов по истории «Протоколов» как сторонниками подлинности, так и критиками.

Учёные и исследователи также не придерживаются единого мнения о времени и месте появления «Протоколов». Так, Норман Кон датирует их составление между 1897 и 1899 годами во Франции на французском языке русскими агентами. Пьер-Андре Тагиефф полагает, что, вероятнее всего, они были составлены в 1900—1901 годах, по месту и авторству он согласен с версией Кона. Чезаре Дж. Де Микелис считает, что они были созданы на русском языке между апрелем 1902-го и августом 1903 года. Михаэль Хагемейстер говорит, что свидетели Слиозберг и Тихомиров, утверждавшие, что протоколы существовали в рукописном виде и даже ходили в России на рубеже столетий, заслуживают доверия, но сам делает вывод, что вопрос «кем, когда и с какой целью был создан этот текст — остаётся открытым».

Вопрос об авторстве «Протоколов» является предметом отдельной дискуссии.

В исследованиях, посвящённых этой проблеме, в качестве автора чаще всего называется имя Матвея Головинского — журналиста, жившего в Париже и сотрудничавшего с российской разведкой. Считается, что именно Головинский составил «Протоколы», работая под руководством полицейского чиновника Петра Рачковского. Версия об авторстве Головинского изначально опиралась на свидетельство польско-французской писательницы Катажины Ржевуской-Радзивилл и американки Генриетты Херблат. Эта версия подвергалась критике как сторонниками подлинности «Протоколов» (например, генералом А. Д. Нечволодовым), так и теми, кто был уверен в их поддельности — в частности, Владимиром Бурцевым и Борисом Николаевским. Бурцев указывал, что Головинский уехал из Парижа гораздо раньше, чем по версии Радзивилл и Херблат работал над созданием «Протоколов».

16 ноября 1999 года петербургский историк Михаил Лепёхин опубликовал во французском журнале «Экспресс» (англ.) материалы, которые доказывают, что автором «Протоколов» был именно Головинский. Согласно выводам Лепёхина, Головинский работал в Париже в «Фигаро» вместе с Шарлем Жоли (1860—1905) — по-видимому, сыном Мориса Жоли. По версии Лепёхина, в начале 1902 года Шарль Жоли побывал как корреспондент «Фигаро» в Санкт-Петербурге, где «Протоколы» впервые упоминались публично в апреле того же года. Вадим Скуратовский, опровергая аргумент Бурцева об отсутствии Головинского в Париже, утверждает, что тот бывал во Франции позднее и имел там резиденцию. Скуратовский поддерживает версию об авторстве Головинского, опираясь на текстологический сравнительный анализ.

Чезаре де Микелис, опираясь на издание «Протоколов» в газете «Знамя» в 1903 году, полагает, что создателями этого текста были известные русские националисты и антисемиты Павел Крушеван и Георгий Бутми. По мнению Микелиса, они перевели и доработали «Диалоги» Жоли. В поддержку своей версии де Микелис приводит множество украинизмов в опубликованной в газете Крушевана версии «Протоколов».

Публикации, события и исследования

Впервые в широкой печати о существовании протоколов упомянул Михаил Меньшиков в статье «Заговоры против человечества», опубликованной в газете «Новое время» (СПб) от 7 (20) апреля 1902 года. Меньшиков писал, что некая светская дама предложила ему ознакомиться с «Протоколами сионских мудрецов». Он сомневался в подлинности «Протоколов» и назвал их распространителей «людьми с повышенной температурой мозга». В дальнейшем многие современники оценивали «Протоколы» как фальсификацию. В частности, в 1938 году философ Николай Бердяев написал:

Я считаю ниже своего достоинства опровергать «протоколы сионских мудрецов». Для всякого не потерявшего элементарного психологического чутья ясно при чтении этого низкопробного документа, что он представляет наглую фальсификацию ненавистников еврейства.

«Протоколы» были впервые изданы в России в 1903 году, в сокращённом виде, санкт-петербургской газетой «Знамя» под названием «Программа завоевания мира евреями». Редактором газеты был Павел Крушеван, известный антисемитскими взглядами. Крушеван утверждал, что это перевод некоего документа, полученного из Франции. В 1905 году Сергей Нилус впервые опубликовал полный текст, содержащий 24 протокола. Сам Нилус был уверен в подлинности протоколов, хотя и признавал, что у него нет никаких материальных доказательств их аутентичности. По словам Нилуса, ему протоколы передал близкий человек по имени Алексей в 1901 году. Как пишет Нилус, с этого года до 1905 года он безуспешно пытался напечатать «Протоколы».. Свою книгу Нилус переиздал в 1911 и в 1917 годах.

Почти одновременно с Нилусом «Протоколы» в 1905 году издал Георгий Бутми. За короткий срок Бутми издал серию брошюр под рубрикой «Обличительные речи», которые торжественно посвящал Союзу русского народа. В этой серии появилась и книга «Враги рода человеческого», в которой «Протоколы» обрамлены обширным вступлением и заключением публикатора. В течение двух лет он переиздал эту книжку не меньше четырёх раз.

Позднее «Протоколы» публиковались неоднократно в разных странах. «Протоколы» стали одним из инструментов антиеврейской пропаганды, они использовались в этих целях антисемитами всего мира, иногда их вспоминают и в наше время.

Когда деятели правого лагеря предложили проект широкого использования «Протоколов сионских мудрецов» для политической борьбы, председатель совета министров П. А. Столыпин велел провести секретное расследование и доложил императору о результатах, свидетельствующих о подлоге. Николай II написал на докладе резолюцию: «Оставьте „Протоколы“. Нельзя делать чистое дело грязными методами».

В 1920 году в США Генри Форд спонсировал издание «Протоколов» тиражом 500 тыс. экземпляров, опубликовав также в 1920—1922 гг. в своей газете «The Dearborn Independent» серию антисемитских статей, озаглавленных «Международное еврейство. Важнейшая проблема мира». В 1921 году он писал: «…Протоколы вписываются в то, что происходит. Им 16 лет, и вплоть до настоящего времени они соответствовали мировой ситуации».

В номере от 8 мая 1920 года лондонская газета «Таймс» опубликовала статью о «Протоколах», описывая их как подлинный документ и призывая к расследованию «еврейского заговора». Однако позднее, 18 августа 1921 года «Таймс» поместила статью своего стамбульского корреспондента Ф. Грейвса, в которой он сообщал, что «Протоколы» — плагиат памфлета «Диалог в аду между Монтескьё и Макиавелли» Мориса Жоли. Доктор исторических наук Олег Будницкий пишет, что это сенсационное для того времени разоблачение позволило критикам «Протоколов» перейти от логических аргументов к текстологии. В дальнейшем некоторые исследователи предположили, что «Протоколы» были, возможно, сфабрикованы из «Диалога» в начале 1890-х годов во Франции.

Первый перевод «Протоколов сионских мудрецов» на немецкий язык под псевдонимом Готтфрид цур Беек издал в 1919 году Мюллер фон Хаузен; второй — в 1920 году осуществил Т. Фрич. Дальнейшие публикации осуществлялись при активной поддержке Альфреда Розенберга. Публикации способствовали взрыву антиеврейских настроений и спровоцировали убийство Вальтера Ратенау, которого объявили одним из «сионских мудрецов».

После прихода нацистов к власти в Германии нацистские организации, как в самой Германии, так и вне её, начали активно распространять антисемитскую литературу. «Протоколы» и миф о всемирном еврейском заговоре играли значительную роль. Газета «Фёлькишер Беобахтер» напоминала о них постоянно, а еженедельник Юлиуса Штрайхера «Дер штюрмер» печатал выдержки из «Протоколов», добавляя истории о ритуальных убийствах немецких детей евреями, истории о германских девушках, изнасилованных евреями, тем самым разжигая антисемитизм в германском обществе. Последствия деятельности «Дер штюрмер» были особенно тяжёлыми, поскольку эта газета имела тираж почти в полмиллиона экземпляров — один из самых больших в Германии, а также потому, что она вывешивалась на специальных стендах в городах и деревнях по всей стране. «Дер штюрмер» и, следовательно, «Протоколы» изучали в немецких школах.

В 1938 году «Протоколы» издаются в Италии с предисловием Юлиуса Эволы, в котором тот отстаивает их подлинность и дополняет набором распространённых в то время наговоров.

Процесс в Швейцарии

В Швейцарии еврейские организации выступили против публикации «Протоколов» местной организацией нацистов и подали на издателей в суд. На процессе, который проходил в Берне в октябре 1934 и мае 1935, было проведено расследование происхождения «Протоколов». Процесс вызвал огромный интерес во всём мире, на нём присутствовали многочисленные журналисты. В качестве свидетелей вызывались, в числе прочих, русские эмигранты, имевшие в конце XIX века контакты с работниками парижского бюро русского Охранного отделения. Согласно показаниям Екатерины Радзивилл, «Протоколы» были сфабрикованы по указанию главы парижского филиала охранки Петра Рачковского. Екатерина Радзивилл утверждала, что русский журналист Матвей Головинский показал ей в её парижской резиденции копию «Протоколов», которую он написал в 1904—1905 годах с помощью Рачковского и Мануйлова. (Впоследствии версия об авторстве Головинского подтверждалась другими исследователями.) Эта версия, однако, противоречит тому, что первый вариант «Протоколов» появился в печати в 1903 году в журнале «Знамя». Один из координаторов Бернского процесса историк-архивист Борис Николаевский в частном письме писал, что «Рачковский ни при каких обстоятельствах не мог быть причастным к подготовке протоколов», однако высказывать своё мнение на суде не стал, так как «это был бы удар в спину для русских экспертов и объективно дезорганизовало бы кампанию против Гитлера». Суд своим решением признал, что «Протоколы» являются фальсификацией и плагиатом, и, таким образом, это произведение подпадало под действие Бернского закона о «непристойной литературе». Однако по причине неточности трактовки слова «непристойный» Бернским судом приговор был частично отменён апелляционным судом в Цюрихе в ноябре 1937. При этом апелляционный суд отказал ответчикам в возмещении убытков, а в заключительной речи судьи подтвердили сфабрикованный характер «Протоколов». Один из свидетелей на Бернском процессе 1934—1935 «Протоколов» Владимир Бурцев выпустил книгу «Протоколы сионских мудрецов. Доказанный подлог», где ещё раз привёл доказательства того, что «Протоколы» являются сфабрикованной фальсификацией и не имеют никакой исторической достоверности.

Леонид Кацис указывает, что заявление сторонников подлинности «Протоколов сионских мудрецов» о том, что решение суда в Берне, установившего их неподлинность, будто бы было отменено вышестоящим судом, не соответствует действительности. Он утверждает, что был отменён лишь 1 пункт из 11 — о запрете на их распространение.

Современные запреты

Эстония

В 1995 году Протоколы, выпущенные тиражом 600 экземпляров в Эстонии, были уничтожены по решению суда как разжигающие ненависть по отношению к еврейскому народу.

Россия

В России в январе 2006 года члены Общественной палаты и правозащитники выступили за внесение в законодательство поправок, предполагающих создание списка запрещённой к распространению в России экстремистской литературы, в который были бы включены и «Протоколы». Однако, когда в 2007 году появился Федеральный список экстремистских материалов он сначала состоял из 14 пунктов, в которые «Протоколы» не вошли. Брошюра с ними попала в этот список значительно позднее.

Решением Ленинского районного суда города Оренбурга от 26.07.2010 брошюра «Протоколы сионских мудрецов» была сочтена экстремистским изданием. Однако суд запретил не само произведение как таковое, а именно брошюру. Согласно же национальному стандарту Российской Федерации ГОСТ 7.60-2003, под «брошюрой» понимается «книжное издание объемом свыше 4, но не более 48 страниц». Согласно тому же ГОСТ 7.60-2003, «книжное издание» — это «издание в виде блока скрепленных в корешке листов печатного материала любого формата в обложке или переплете. Под листом печатного материала понимается лист бумаги или её синтетического заменителя, картон, ткань, поверхность которых содержит оттиск».

В марте 2011 года российское правозащитное общественное политическое движение «За права человека» и член Общественной палаты РФ Алла Гербер обратились в прокуратуру Северного округа Москвы с требованием пресечь распространение «Протоколов сионских мудрецов», но получили отказ. В ответе прокуратуры было указано: «Институтом психологии РАH проведена психолингвистическая, социально-психологическая экспертиза. Согласно выводам экспертов книга „Сионские протоколы“ имеет критическую историко-просветительскую и политико-просветительскую направленность. Информация, побуждающая к действиям против других национальностей, социальных и религиозных групп или отдельных лиц, как её представителей, в книге отсутствует».

В апреле 2011 года МИД РФ разместил заказ на «поставку в дипломатические представительства Российской Федерации комплектов духовно-нравственной литературы», в который вошла книга С. Нилуса «Великое в малом», включающая в себя «Протоколы сионских мудрецов» и другие антисемитские издания, что вызвало общественный резонанс.

В ноябре 2012 года в Федеральный список экстремистских материалов была добавлена запись под номером 1496: «Брошюра „Протоколы сионских мудрецов“ (решение Ленинского районного суда города Оренбурга от 26.07.2010)».

Темы протоколов

Суть содержания Протоколов — заговор группы лиц с целью уничтожить все государства и на их обломках создать всемирную еврейскую империю. Были опубликованы двадцать четыре протокола, в которых содержатся инструкции для установления полного контроля над миром. В них описываются различные способы обмана «наций-гоев». Основные темы протоколов приведены в таблице:

№ протокола	Тема
1	Общее вступление
2, 9, 12	Пропаганда всех идей, способных подорвать сложившийся порядок в политике, в том числе дарвинизм, марксизм, ницшеанство, либерализм, социализм, коммунизм, анархизм и утопизм
4	Материализм
5	Мировое правительство
7	Мировые войны
10	Создание катастроф, направленных против собственного народа, и обоснование этих действий высокими моральными побуждениями
11	Всеобщее избирательное право
11, 12, 17	Сокращение гражданских свобод во имя победы над врагами мира
13	Создание впечатления наличия свободы в прессе, свободы слова, демократии и прав человека для прикрытия фактических угнетающих действий
14	Технологии отвлечения внимания
14, 17	Порнографическая литература
16	Разрушение христианства, других религий и культур; затем переходный этап атеизма; а затем гегемонии иудаизма
20	Технологии промывки мозгов
21	Экономические депрессии
22	Подрыв финансовой системы путём внешних займов, создания национальных банкротств, разрушение денежных рынков и замена их государственными кредитными учреждениями
23	Реабилитация предыдущих злодеяний и предвкушение нового общества
24	Сокращение производства изделий роскоши, уничтожение крупных производителей, запрет на алкоголь и гашиш, развязывание сил насилия под маской принципов свободы. И только «Царь Иудейский» вернёт всё это и тем самым сделается спасителем
25	Обучение царя, прямых наследников, вне зависимости от внешних моральных ценностей

Сравнение «Протоколов сионских мудрецов» с «Диалогом в аду между Монтескьё и Макиавелли»

Первой публикацией, пролившей свет на плагиат, была серия статей в газете The Times, опубликованная ирландским журналистом Филипом Грейвсом, доказавшим мистификацию «Протоколов». Разделы 1 — 19 «Протоколов сионских мудрецов» соответствуют «Диалогам» 1 — 17 Мориса Жоли. Например:

«Диалог в аду между Монтескьё и Макиавелли»	«Протоколы сионских мудрецов»
Как создаются заёмы? Путём выпуска правительственных векселей, содержащих обязательство выплачивать проценты пропорционально сумме заёмного капитала. Таким образом, в случае 5%-ного заёма, государство через 20 лет выплачивает сумму, эквивалентную заимствованному капиталу. Через 40 лет этот платёж удваивается, через 60 лет — утраивается, а исходная сумма долга остаётся неизменной. (стр. 209)	В сущности, что же иное представляет собой заём, да ещё внешний?! Заём — это выпуск правительственных векселей, содержащих процентное обязательство соразмерно сумме заёмного капитала. Если заём оплачивается 5 %, то через 20 лет государство напрасно выплачивает процентную сумму, равную взятому займу: в сорок лет оно выплачивает двойную сумму, в шестьдесят — тройную, а долг остается всё таким же непокрытым долгом. (стр. 77)
Подобно богу Вишне, моя пресса будет иметь сотню рук, и эти руки будут протягивать помощь всевозможным направлениям общественного мнения в стране. (стр. 141)	Все наши газеты будут всевозможных направлений — аристократического, республиканского, революционного, даже анархического — пока, конечно, будет жить конституция… Они, как индийский божок Вишну, будут иметь сто рук, из которых каждая будет щупать пульс у любого из общественных мнений. (стр.43)
Теперь я понимаю смысл фигурки бога Вишну; у вас будет сотня рук, подобно индийскому божку, и каждый палец будет касаться пружины. (стр. 207)	Наше царство будет апологией божка Вишну, в котором находится олицетворение его — в наших ста будет по пружине социальной машины. (стр. 65)

Современные сторонники подлинности «Протоколов»

Существуют многочисленные сторонники мнения, что содержание «Протоколов» соответствует действительности. Различные публикаторы представляли «Протоколы» как документы всемирного еврейского заговора. Мнения о подлинности «Протоколов» придерживаются многие арабские и мусульманские правительства и политические лидеры. Так отсылка к «Протоколам» как к реальному документу о еврейском заговоре включено в Хартию мусульманского движения ХАМАС. В 2005 году ссылки на Протоколы как реальный документ «сионистской истории» были обнаружены в школьных учебниках Палестинской национальной администрации, выдержки из Протоколов использовались в школьном образовании в Иордании.

В антисемитски настроенных кругах пользуются популярностью тексты и видеозаписи, содержащие рассуждения Ю. К. Бегунова на тему происхождения «Протоколов». Бегунов пытается создать доказательную базу для подтверждения подлинности «Протоколов» и существования всемирного заговора. Историк литературы А. И. Рейтблат считает, что статья Бегунова «Тайные силы в истории России», посвящённая обстоятельствам создания и публикации «Протоколов», не имеет научной ценности.

В беллетристике

Обстоятельства создания «Протоколов» были беллетризованы Умберто Эко в бестселлере «Пражское кладбище» (2010). По мнению Умберто Эко, памфлет Мориса Жоли, в свою очередь, содержит плагиат из романов Эжена Сю «Тайны одного народа» (об иезуитах) и «Парижские тайны». Причём масонскую программу, которую Сю приписал иезуитам, в свою очередь придумал Дюма.

Тексты протоколов

• [radolub.narod.ru/Sionskie_protokoli.htm Издание «Протоколов» С. Нилуса, напечатанное в типографии Свято-Троицкой Сергиевой Лавры в 1911 году] ([web.archive.org/web/20140802084108/radolub.narod.ru/Sionskie_protokoli.htm архивная версия]).
• Яков Кротов. [www.krotov.info/libr_min/04_g/gol/ovinsky.htm Текст «Протоколов» в библиотеке Якова Кротова] ([web.archive.org/web/20130819230303/krotov.info/libr_min/04_g/gol/ovinsky.htm архивная версия])
• [www.gutenberg.org/etext/13187 Maurice Joly. Dialogue aux enfers entre Machiavel et Montesquieu] (оригинальный текст памфлета Мориса Жоли) в Библиотеке проекта «Гутенберг»
• [www.archive.org/download/Protocols_of_the_Elders_of_Zion/protocols_elders_zion.pdf Скан берлинского издания 1922 года в PDF] на [www.archive.org/details/Protocols_of_the_Elders_of_Zion archive.org]

Литература

• Антонян Ю. М. [elibrary.ru/item.asp?id=24434742 Тоталитарная преступность и коллективное бессознательное] // Lex Russica. — М.: МГЮУ имени О. Е. Кутафина, 2015. — № 9. — С. 32—49. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=1729-5920&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 1729-5920].
• Аронов Л., Баран Х., Зубарев Д. [magazines.russ.ru/nlo/2006/82/ar12.html К предыстории «Протоколов Сионских мудрецов»: Ю. Д. Глинка и её письмо императору Александру III]. «Новое литературное обозрение» 2006, № 82 (Русский журнал)
• Аронов Л., Баран Х., Зубарев Д. [magazines.russ.ru/nlo/2009/96/ar10.html Княгиня Екатерина Радзивилл и «Протоколы сионских мудрецов»: мистификация как образ жизни.]. Новое литературное обозрение, 2009 № 96. Проверено 21 февраля 2016. [www.webcitation.org/67lAhjzuN Архивировано из первоисточника 19 мая 2012].
• Хадасса Бен-Итто. [jhist.org/shoa/hadassa.htm Ложь, которая не хочет умирать.] М., 2001.
• Боган С. [www.yro.narod.ru/bibliotheca/protokoly1.htm Антиеврейская ложь, которая не хочет умирать] // «The Times», 2 марта 2005 г., перевод и публикация Inopressa.ru.
• Бурцев В. Л.. [lib.aldebaran.ru/author/burcev_vladimir/burcev_vladimir_protokoly_sionskih_mudrecov/burcev_vladimir_protokoly_sionskih_mudrecov__0.html «Протоколы сионских мудрецов». Доказанный подлог] — Париж, 1938.
• Кацис Л. Ф. [magazines.russ.ru/nlo/2006/78/ka27.html Текстология «Протоколов сионских мудрецов» (Рец. на кн.: De Michelis C.G. The non-existed manuscript: A study of the «Protocols of the Sages of Zion». Lincoln; London, 2004)] // Новое литературное обозрение. — 2006. — № 2 (78).
• Кон Н. [vehi.net/asion/kon/01.html Благословение на геноцид: Миф о всемирном заговоре евреев и «Протоколы сионских мудрецов».] — Пер. с англ. С. С. Бычкова. — М.: Прогресс, 1990.
• Лакер У. Чёрная сотня: происхождение русского фашизма. — М.: Текст, 1999. — 432 с. — ISBN 5-7516-0001-0.
• Микелис де, Чезаре Дж. [www.booknik.ru/reviews/?id=11997 «Протоколы сионских мудрецов». Несуществующий манускрипт, или Подлог века.] — обзор книги на сайте booknik.ru
• Рейтблат, А. И. [magazines.russ.ru/nlo/2006/78/re28.html Нилус и «Протоколы сионских мудрецов» (Обзор публикаций последних лет)] // Новое литературное обозрение. — 2006. — № 2 (78).
• Скосырев В. [www.yro.narod.ru/bibliotheca/sion.htm Назван автор «Протоколов сионских мудрецов»] // «Известия», 20 ноября 1999 года.
• Скуратовский В. Проблема авторства «Протоколов сионских мудрецов». — К.: Дух и литера, 2001. — 241 с. — (Библиотека Института иудаики). — ISBN 966-72-73-12-1.
• Тагиефф П. Протоколы сионских мудрецов. Фальшивка и её использование / пер. Г. А. Абрамов. — Мосты Культуры / Гешарим, 2011. — 740 с. — (Тень еврейского народа). — ISBN 9785457405905.

Сторонники версии о реальности протоколов

• Платонов О. А. Загадка Сионских протоколов. — М.: Алгоритм, 2004. — 832 с. — ISBN 5-9265-0149-0
• Бегунов Ю. К. [rus-sky.com/history/library/articles/begunov.htm Бернское дело «сионских мудрецов»]. rus-sky.com. Проверено 30 марта 2012. [www.webcitation.org/67lAizeci Архивировано из первоисточника 19 мая 2012].

Ссылки

• [www.eleven.co.il/article/13337 Протоколы сионских мудрецов] — статья из Электронной еврейской энциклопедии
• [www.svoboda.org/programs/christ/2003/christ.091403.asp Столетие первой публикации так называемых «Протоколов сионских мудрецов»] // «Радио Свобода»
• [www.sem40.ru/anti/1245/ Почему не умирает ложь, или ещё раз о «Протоколах сионских мудрецов»]

Отрывок, характеризующий Протоколы сионских мудрецов

И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.


Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.


После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д., дальнейшее движение бежавших французов и за ними бежавших русских, до Красного, происходило без сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская армия не могла поспевать за ними, что лошади в кавалерии и артиллерии становились и что сведения о движении французов были всегда неверны.
Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…


В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.
Но одни слова не доказали бы, что он тогда понимал значение события. Действия его – все без малейшего отступления, все были направлены к одной и той же цели, выражающейся в трех действиях: 1) напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2) победить их и 3) изгнать из России, облегчая, насколько возможно, бедствия народа и войска.
Он, тот медлитель Кутузов, которого девиз есть терпение и время, враг решительных действий, он дает Бородинское сражение, облекая приготовления к нему в беспримерную торжественность. Он, тот Кутузов, который в Аустерлицком сражении, прежде начала его, говорит, что оно будет проиграно, в Бородине, несмотря на уверения генералов о том, что сражение проиграно, несмотря на неслыханный в истории пример того, что после выигранного сражения войско должно отступать, он один, в противность всем, до самой смерти утверждает, что Бородинское сражение – победа. Он один во все время отступления настаивает на том, чтобы не давать сражений, которые теперь бесполезны, не начинать новой войны и не переходить границ России.
Теперь понять значение события, если только не прилагать к деятельности масс целей, которые были в голове десятка людей, легко, так как все событие с его последствиями лежит перед нами.
Но каким образом тогда этот старый человек, один, в противность мнения всех, мог угадать, так верно угадал тогда значение народного смысла события, что ни разу во всю свою деятельность не изменил ему?
Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его.
Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями из в немилости находящегося старика выбрать его против воли царя в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.
Простая, скромная и потому истинно величественная фигура эта не могла улечься в ту лживую форму европейского героя, мнимо управляющего людьми, которую придумала история.
Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.


5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.
Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; еще более сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом месте он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу француза, что то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.
– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.
– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.
Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
– Благодарю всех! – сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова. – Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! – Он помолчал, оглядываясь.
– Нагни, нагни ему голову то, – сказал он солдату, державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев. – Пониже, пониже, так то вот. Ура! ребята, – быстрым движением подбородка обратись к солдатам, проговорил он.
– Ура ра ра! – заревели тысячи голосов. Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым, блеском.
– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.


8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?
– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.


Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.