Степанов, Филипп Петрович
Поделись знанием:
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.
Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:
– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.
– Они не могут удержать всей этой линии. Это невозможно, я отвечаю, что пг'ог'ву их; дайте мне пятьсот человек, я г'азог'ву их, это вег'но! Одна система – паг'тизанская.
Денисов встал и, делая жесты, излагал свой план Болконскому. В средине его изложения крики армии, более нескладные, более распространенные и сливающиеся с музыкой и песнями, послышались на месте смотра. На деревне послышался топот и крики.
– Сам едет, – крикнул казак, стоявший у ворот, – едет! Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых стояла кучка солдат (почетный караул), и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом на невысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехал почти рядом; толпа офицеров бежала за ними и вокруг них и кричала «ура!».
Вперед его во двор проскакали адъютанты. Кутузов, нетерпеливо подталкивая свою лошадь, плывшую иноходью под его тяжестью, и беспрестанно кивая головой, прикладывал руку к бедой кавалергардской (с красным околышем и без козырька) фуражке, которая была на нем. Подъехав к почетному караулу молодцов гренадеров, большей частью кавалеров, отдававших ему честь, он с минуту молча, внимательно посмотрел на них начальническим упорным взглядом и обернулся к толпе генералов и офицеров, стоявших вокруг него. Лицо его вдруг приняло тонкое выражение; он вздернул плечами с жестом недоумения.
– И с такими молодцами всё отступать и отступать! – сказал он. – Ну, до свиданья, генерал, – прибавил он и тронул лошадь в ворота мимо князя Андрея и Денисова.
– Ура! ура! ура! – кричали сзади его.
С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.
– Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его.
Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу.
– Фю… фю… фю, – просвистал он и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея только после нескольких секунд (как это часто бывает у стариков) связалось с воспоминанием о его личности.
– А, здравствуй, князь, здравствуй, голубчик, пойдем… – устало проговорил он, оглядываясь, и тяжело вошел на скрипящее под его тяжестью крыльцо. Он расстегнулся и сел на лавочку, стоявшую на крыльце.
– Ну, что отец?
– Вчера получил известие о его кончине, – коротко сказал князь Андрей.
Кутузов испуганно открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет воля божия над всеми нами!Он тяжело, всей грудью вздохнул и помолчал. „Я его любил и уважал и сочувствую тебе всей душой“. Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать.
– Пойдем, пойдем ко мне, поговорим, – сказал он; но в это время Денисов, так же мало робевший перед начальством, как и перед неприятелем, несмотря на то, что адъютанты у крыльца сердитым шепотом останавливали его, смело, стуча шпорами по ступенькам, вошел на крыльцо. Кутузов, оставив руки упертыми на лавку, недовольно смотрел на Денисова. Денисов, назвав себя, объявил, что имеет сообщить его светлости дело большой важности для блага отечества. Кутузов усталым взглядом стал смотреть на Денисова и досадливым жестом, приняв руки и сложив их на животе, повторил: «Для блага отечества? Ну что такое? Говори». Денисов покраснел, как девушка (так странно было видеть краску на этом усатом, старом и пьяном лице), и смело начал излагать свой план разрезания операционной линии неприятеля между Смоленском и Вязьмой. Денисов жил в этих краях и знал хорошо местность. План его казался несомненно хорошим, в особенности по той силе убеждения, которая была в его словах. Кутузов смотрел себе на ноги и изредка оглядывался на двор соседней избы, как будто он ждал чего то неприятного оттуда. Из избы, на которую он смотрел, действительно во время речи Денисова показался генерал с портфелем под мышкой.
– Что? – в середине изложения Денисова проговорил Кутузов. – Уже готовы?
– Готов, ваша светлость, – сказал генерал. Кутузов покачал головой, как бы говоря: «Как это все успеть одному человеку», и продолжал слушать Денисова.
– Даю честное благородное слово гусского офицег'а, – говорил Денисов, – что я г'азог'ву сообщения Наполеона.
– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
| Филипп Петрович Степанов | |
 | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Подданство: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Отец: | |
| Дети: | |
| Награды и премии: |
орден Святого Владимира 3 степени (6.5.1911) |
Филипп Петрович Степанов (3 июля 1857, Калужская губерния Российская империя — 7 января 1933, Белград, Югославия) — участник русско-турецкой войны, действительный статский советник, камергер, прокурор Московской Синодальной конторы, член правления Братства Воскресения Христова,[1] почётный опекун[2], первый публикатор Протоколов сионских мудрецов[3].
Содержание
Биография
Родился 3 июля 1857 года. Сын русского генерала Царско-сельского коменданта Степанова, Пётра Александровича, внук русского писателя, первого губернатора Енисейской губернии, губернатора Саратовской губернии, краеведа Степанова, Александра Петровича, племянник российского художника-карикатуриста Степанова, Николая Александровича. Старший брат Степанова, Степанов, Михаил Петрович — участник русско-турецкой войны 1877—1878 годов, состоял в Рущукском отряде. В 1882 году стал одним из членов-учредителей Императорского православного палестинского общества, секретарь (1882—1889) общества, возглавляемого великим князем Сергеем Александровичем. С 13 августа 1876 года Филипп — камер-паж. По первому разряду произведен в старшие корнеты 12-го гусарского Александрийского полка. Вместе с полком участвовал в делах Рущукского отряда во время русско-турецкой войны, впоследствии награждён орденом Святой Анны 4-й степени.
После окончании кампании Филипп Петрович был переведен корнетом в Лейб-гвардейский Кирасирский Его Величества полк со старшинством со дня производства. В 1880 году Филипп поступил в Николаевскую инженерную академию, по окончании курса в которой из штаб-ротмистра гвардии переименован в военные инженер-капитаны и назначен в Варшаву, на постройку фортов на левом берегу реки Вислы. В Варшаве Филипп Петрович прослужил до 1893 года и в это время награждён орденом Святого Станислава 3 степени. В мае 1890 года Филипп вышел в отставку и поступил штатным инженером в Министерство Путей Сообщения, с назначением помощником начальника участка на Полесских железных дорогах (на станцию Ровно).
В январе 1891 года переведен на должность начальника участка Самаро-Златоустовской железной дороги, сначала на станцию Миньяр, а потом в 1892 году на станцию Уфа. В ноябре 1893 года переведен на ту же должность на Московско-Киевскую железную дорогу, сначала на станцию Мценск, а в 1895 году на станцию Орел. 1 января 1895 года назначен состоять начальником 6-го участка службы пути Московско-Курской железной дороге на станции Орел.
По словам Степанова, в 1895 году предводитель дворянства Чернского уезда (впоследствии ставропольский вице-губернатор) Сухотин Алексей Николаевич, проживавший в эти годы в своей усадьбе Медведки (Медвежка) в двух верстах от Черни передал ему Протоколы Сионских Мудрецов.
Из показании Филиппа ПетровичаВ 1895 году мой сосед по имению Тульской губернии отставной майор Алексей Николаевич Сухотин передал мне рукописный экземпляр «Протоколов Сионских Мудрецов». Он мне сказал, что одна его знакомая дама (не назвал мне её), проживавшая в Париже, нашла их у своего приятеля (кажется из евреев), и, перед тем, чтобы покинуть Париж, тайно от него перевела их, и привезла этот перевод, в одном экземпляре, в Россию и передала этот экземпляр ему — Сухотину.
Я сначала отпечатал его в ста экземплярах на гектографе, но это издание оказалось трудно читаемым и я решил напечатать его в какой-нибудь типографии, без указания времени, города и типографии; сделать это мне помог Аркадий Ипполитович Келлеповский, состоявший тогда чиновником особых поручений при Великом Князе Сергее Александровиче; он дал их напечатать Губернской Типографии; это было в 1897 году. С. А. Нилус перепечатал эти протоколы полностью в своем сочинении, со своими комментариями.[4].
В настоящее время этот документ хранится в архиве Свято-Троицкого монастыре (Джорданвилль, США). Фактических подтверждений слов Степанова нет, упомянутые им издания до настоящего времени не обнаружены. Заявление Степанова считается одним из важных документов по истории протоколов как сторонниками подлинности, так и критиками[3].
В ноябре 1897 года Степанов принес протоколы великой княгине Елизавете Федоровне, родной сестре жены Николая II.[5]. Княгиня В. Ф. Голицына, вспоминая слышанное ею от отца, утверждала, что рукопись «Сионских протоколов», полученная её отцом от Сухотина, была на русском языке; что первое издание, на правах рукописи, без указания типографии, где оно печаталось, было тоже на русском языке; что, вероятно, рукопись, полученная её отцом, и была тою подлинною рукописью, которую Сухотин получил от анонимной дамы, причем неизвестно, была ли она предварительно переведена на русский язык с другого языка; что С. А. Нилус получил от её отца ту же самую русскую рукопись, которую раньше её отец получил от Сухотина.[6].
В 1901 году принимал участие в преобразовании училища в высшую школу церковного пения[7]. С 1906 и по 1917 год прокурор Синодальной конторы (Москва, 1906—1917), управляющий Синодальным училищем и Синодальным хором. 17 июня 1907 года Степанов назначен наблюдателем Церковно приходских школ[8]. В училище Степанов получил кличку Филя[9]. 13 июля 1908 года принимал участие в освящении нового храма на Соловецких островах[10]. В 1910 году по высочайшему повелению вошел в состав исполнительной комиссии по ремонту и реставрации Большого Московского Успенского собора[11]. Весной 1910 года в Кремле в Успенском соборе было совершено неслыханное по дерзости ограбление.[12]. Степанов по следам ограбления написал рапорт:В том же 1910 году под приседательством Степанова по личному распоряжению Императора Николая II была создана Синодальная комиссия по вопросам церковного пения[14].При полном содействии Степанова предпринято было расширение музыкально-теоретических и регентских предметов в училище, а хор стал приобретать европейскую известность[15]. Так в 1911 году вместе с преподавателем Синоидального училища Кастальским Александром Дмитриевичем Степанов поехал на заграничные гастроли по Европе[15].23 февраля 1914 года принимал участие в первом совещании по делу о 25 имяславцах, подлежащих суду Московской Синодальной конторы[16]. Февральскую революцию встретил с радостью выступая перед своими учениками он сказал:С 1884 года служащие лица (кроме протопресвитера) подчинены уже не конторе, а Митрополиту Московскому, который хотя все дела их по прежнему направляет в контору, но естественно, что члены её, не признавая за собой права решения таких дел, предоставляют все решающему голосу самого митрополита, как не посредственного начальника, при чем такая раздвоенность властей не может не отразиться на поведении соборных служащих, не чувствующих над собой прямой единой власти .[13]
Однако вскоре его дела пошли худо и после Октябрьской революции Филипп Петрович перебрался в Сочи к композитору и дирижеру Шмелеву Ивану Александровичу, который проживал в Сочи с 1901 года и преподавал там музыку. Уезжая из Петербурга он просил чтобы его друзья писали ему на имя Шмелева. Некоторое время он проживал унего дома, вместе они поставили детскую оперу[9]. Вначале 1920 гг переехал в Югославию. Скончался в Белграде 7 января 1933 года[17].Февральская революция это только начало, предстоит много важных исторических событий и, что мы все должны быть готовы к испытаниям и труду.[9].
</div></blockquote>
Семья
Жена — Надежда Ивановна, урождённая Ридель (1865-?).
- Дети:
- Вера (10 май 1885 — 10 марта 1954), была замужем за князем Владимиром Владимировичем Голицыным (1887—1974)
- Правнук Филиппа Петровича — князь Владимир Кириллович Голицын (р. 29 январь 1942 года) является старостой Знаменского синодального собора в Нью-Йорке[18]
- Николай (1886—1981) — православный исследователь масонства с мировым именем[19](1886—1981),
- Марина (1887 — 1931?)[20];
- Пётр (1891—?).
- Вера (10 май 1885 — 10 марта 1954), была замужем за князем Владимиром Владимировичем Голицыным (1887—1974)
Труды
- Доклад прокурора Синодальной конторы Ф. П. Степанова об учреждении иконописной палаты при Донском монастыре имени Селезнева, в день освящения палаты 22 ноября 1908 г. : крат. очерк возникновения иконопис. палаты Санкт-Петербург : Синод. тип., 1908.
Источники
- Фрейман, О. Р. Пажи за 185 лет: биографии и портреты бывших пажей с 1711 по 1896 г. / собрал и издал О. Р. фон Фрейман. — Фридрихсгамн: Тип. Акц. о-ва, 1894—1897. — С. 688. — 952 с.
- Незабытые могилы. Российское зарубежье: некрологи 1917—1997 в 6 томах. Том 6. Книга 2. Скр—Ф. М.: «Пашков дом», 1999. — ISBN 5-7510-0169-9. С. 183
- С. В. Смоленский и его корреспонденты: переписка с С. С. Волковой и др., письма к С. В. Смоленскому разных лиц
- Православная Москва в 1917—1921 годах: сборник документов и материалов стр 688
- Красный архив, Объемы 60-62 стр 128
- Забелинские научные чтения: Исторический музей—энциклопедия отечественной истории и культуры, Том 121 стр 505
- Терновый венец России: Загадка Сионских протоколов стр 199
- Олег Анатольевич Платонов Загадка Сионских протоколов стр 201
- Синодальный хор и училище церковного пения: концерты, периодика, программы, Том 2,Часть 2
Напишите отзыв о статье "Степанов, Филипп Петрович"
Ссылки
- [books.pravo-slavie.ru/prozrenie/pr-hys/pr-hys01.htm История сионских протоколов.]
- [rus-sky.com/history/library/articles/begunov.htm БЕРНСКОЕ ДЕЛО «СИОНСКИХ МУДРЕЦОВ»]
- [magazines.russ.ru/nlo/2009/96/ha12.html Михаэль Хагемейстер В поисках свидетельств о происхождении «Протоколов сионских мудрецов»: издание, исчезнувшее из Ленинской библиотеки]
- [regiment.ru/bio/S/276.htm Биография брата]
- [www.hrono.ru/biograf/bio_s/stepanov_nf.html Биография сына]
Литература на иностранных языках
- [books.google.ru/books?id=76DhEY-2Y5cC&pg=PA102&dq=Philip+Petrovich+Stepanov&hl=ru&sa=X&ei=81kIULHVFoLKhAew2MHCAw&ved=0CC0Q6AEwAA#v=onepage&q=Philip%20Petrovich%20Stepanov&f=false The Protocols of the Learned Elders of Zion]
- [books.google.ru/books?id=N0xLAAAAMAAJ&q=Philip+Petrovich+Stepanov&dq=Philip+Petrovich+Stepanov&hl=ru&sa=X&ei=81kIULHVFoLKhAew2MHCAw&ved=0CDMQ6AEwAQ John Shelton Curtiss An appraisal of the Protocols of Zion 1942]
- [books.google.ru/books?id=lNpGAAAAIAAJ&q=Philip+Petrovich+Stepanov&dq=Philip+Petrovich+Stepanov&hl=ru&sa=X&ei=81kIULHVFoLKhAew2MHCAw&ved=0CDgQ6AEwAg Éditions R.I.S.S., 1931 — Waters flowing eastward]
Примечания
- ↑ [drevo-info.ru/articles/3191.html Биография Восторгова Николая Ивановича]
- ↑ Олег Платонов. Загадка Сионских протоколов
- ↑ 1 2 [www.hrono.ru/biograf/bio_s/stepanov_nf.html Степанов Николай Филиппович]
- ↑ [magazines.russ.ru/nlo/2009/96/ha12.html Михаэль Хагемейстер В поисках свидетельств о происхождении «Протоколов сионских мудрецов»: издание, исчезнувшее из Ленинской библиотеки]
- ↑ [www.religiopolis.org/publications/1977-protokoly-izgotovleny-v-rossii.html «ПРОТОКОЛЫ» ИЗГОТОВЛЕНЫ В РОССИИ]
- ↑ [www.hrono.ru/libris/lib_n/nilus32.html Сергей Нилус: Тайные маршруты ОБНАРУЖЕНИЕ РУКОПИСИ «СИОНСКИХ ПРОТОКОЛОВ»]
- ↑ Тальберг Н. Д. История Русской Церкви 1801—1908 гг
- ↑ Синоидальный хор и училище церковного пения: концерты, периодика, программы, Том 2,Часть 2
- ↑ 1 2 3 Русская духовная музыка в документах и материалах, Том 1
- ↑ [www.solovki.info/?action=archive&id=441 «ЗАБЫТЫЙ ОСТРОВ»: К 100-летию освящения храма в Николаевском Кондостровском скиту Соловецкого монастыря Альманах «Соловецкое море». № 7. 2008 г.]
- ↑ [www.rosphoto.org/ru/rosfoto/item/195-parmuzina_dokument/195-parmuzina_dokument?start=6 История фотографической съемки реставраций Успенского и Благовещенского соборов Московского Кремля 1882—1918 гг.]
- ↑ [www.litrossia.ru/archive/20/history/376.php МОСКОВСКИЙ ШЕРЛОК ХОЛМС]
- ↑ РГАДА.ф.1183 оп.1, 1910 г.д. 71, л 28-28 об
- ↑ Жизненный путь и творческое наследие иеромонаха Троице-Сергиевой Лавры Нафанаила (Бачкало)
- ↑ 1 2 [krotov.info/spravki/history_bio/19_bio/1856kast.html Александр Дмитриевич Кастальский]
- ↑ [www.pravoslav.de/imiaslavie/istoire/xronik1.htm Хроника Афонского дела]
- ↑ Незабытые могилы. Российское зарубежье: некрологи 1917—1997 в 6 томах. Том 6. Книга 2. Скр—Ф. М.: «Пашков дом», 1999. — ISBN 5-7510-0169-9. С. 183
- ↑ [www.pravoslavie.ru/guest/34225.htm «Храм Христа Спасителя строился на моих глазах» Беседа с князем Владимиром Голицыным]
- ↑ [www.rusinst.ru/articletext.asp?rzd=1&id=1071 Энциклопедия Русского народа]
- ↑ [rosgenea.ru/?alf=18&page=97&serchcatal=%D1%F2%E5%EF%E0%ED%EE%E2%E0&radiobutton=4 Центр генеалогических исследований]
| ||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Степанов, Филипп Петрович
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.
Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:
– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.
– Они не могут удержать всей этой линии. Это невозможно, я отвечаю, что пг'ог'ву их; дайте мне пятьсот человек, я г'азог'ву их, это вег'но! Одна система – паг'тизанская.
Денисов встал и, делая жесты, излагал свой план Болконскому. В средине его изложения крики армии, более нескладные, более распространенные и сливающиеся с музыкой и песнями, послышались на месте смотра. На деревне послышался топот и крики.
– Сам едет, – крикнул казак, стоявший у ворот, – едет! Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых стояла кучка солдат (почетный караул), и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом на невысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехал почти рядом; толпа офицеров бежала за ними и вокруг них и кричала «ура!».
Вперед его во двор проскакали адъютанты. Кутузов, нетерпеливо подталкивая свою лошадь, плывшую иноходью под его тяжестью, и беспрестанно кивая головой, прикладывал руку к бедой кавалергардской (с красным околышем и без козырька) фуражке, которая была на нем. Подъехав к почетному караулу молодцов гренадеров, большей частью кавалеров, отдававших ему честь, он с минуту молча, внимательно посмотрел на них начальническим упорным взглядом и обернулся к толпе генералов и офицеров, стоявших вокруг него. Лицо его вдруг приняло тонкое выражение; он вздернул плечами с жестом недоумения.
– И с такими молодцами всё отступать и отступать! – сказал он. – Ну, до свиданья, генерал, – прибавил он и тронул лошадь в ворота мимо князя Андрея и Денисова.
– Ура! ура! ура! – кричали сзади его.
С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.
– Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его.
Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу.
– Фю… фю… фю, – просвистал он и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея только после нескольких секунд (как это часто бывает у стариков) связалось с воспоминанием о его личности.
– А, здравствуй, князь, здравствуй, голубчик, пойдем… – устало проговорил он, оглядываясь, и тяжело вошел на скрипящее под его тяжестью крыльцо. Он расстегнулся и сел на лавочку, стоявшую на крыльце.
– Ну, что отец?
– Вчера получил известие о его кончине, – коротко сказал князь Андрей.
Кутузов испуганно открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет воля божия над всеми нами!Он тяжело, всей грудью вздохнул и помолчал. „Я его любил и уважал и сочувствую тебе всей душой“. Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать.
– Пойдем, пойдем ко мне, поговорим, – сказал он; но в это время Денисов, так же мало робевший перед начальством, как и перед неприятелем, несмотря на то, что адъютанты у крыльца сердитым шепотом останавливали его, смело, стуча шпорами по ступенькам, вошел на крыльцо. Кутузов, оставив руки упертыми на лавку, недовольно смотрел на Денисова. Денисов, назвав себя, объявил, что имеет сообщить его светлости дело большой важности для блага отечества. Кутузов усталым взглядом стал смотреть на Денисова и досадливым жестом, приняв руки и сложив их на животе, повторил: «Для блага отечества? Ну что такое? Говори». Денисов покраснел, как девушка (так странно было видеть краску на этом усатом, старом и пьяном лице), и смело начал излагать свой план разрезания операционной линии неприятеля между Смоленском и Вязьмой. Денисов жил в этих краях и знал хорошо местность. План его казался несомненно хорошим, в особенности по той силе убеждения, которая была в его словах. Кутузов смотрел себе на ноги и изредка оглядывался на двор соседней избы, как будто он ждал чего то неприятного оттуда. Из избы, на которую он смотрел, действительно во время речи Денисова показался генерал с портфелем под мышкой.
– Что? – в середине изложения Денисова проговорил Кутузов. – Уже готовы?
– Готов, ваша светлость, – сказал генерал. Кутузов покачал головой, как бы говоря: «Как это все успеть одному человеку», и продолжал слушать Денисова.
– Даю честное благородное слово гусского офицег'а, – говорил Денисов, – что я г'азог'ву сообщения Наполеона.
– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Категории:
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся 3 июля
- Родившиеся в 1857 году
- Родившиеся в Калужской губернии
- Умершие 7 января
- Умершие в 1933 году
- Умершие в Белграде
- Кавалеры ордена Святого Станислава 3 степени
- Протоколы сионских мудрецов
- Выпускники Пажеского корпуса
- Выпускники Николаевской инженерной академии
- Участники Русско-турецкой войны (1877—1878)
- Тайные советники
- Камергеры (Россия)
- Кавалеры ордена Святой Анны 4 степени
- Кавалеры ордена Святой Анны 3 степени
- Почётные опекуны
- Русские эмигранты первой волны в Югославии
- Похороненные на Новом кладбище (Белград)
