Почепская сотня

По́чепская со́тня — административно-территориальная и войсковая единица в составе малороссийского Стародубского полка, существовавшая в XVII—XVIII веках.

Центр — город Почеп.

История

Почепская сотня была образована сразу после освобождения Малороссии от польского владычества, едва ли не в 1648 году, и существовала вплоть до расформирования Стародубского полка (1782).

При поляках Почеп с окружающими поселениями принадлежал стародубскому маршалку поляку Киерлу; при нём из крестьянского населения выделялась особая «казацкая корогва», отбывавшая «замковую послугу», то есть оберегавшая почепский «замок».

По изгнании поляков крестьянское население Почепской сотни постепенно распределилось на три группы: одна принадлежала «до двора гетманского», другая — «до ратуши почепской» и третья — жила в сёлах и деревнях «владельческих». Всех поселений в Почепской сотне было около 150; из них ровно половина была ратушных, около сорока — владельческих, а остальные принадлежали «на булаву». Разумеется, казаки, жившие в тех же поселениях, сюда не включались.

Почепская сотня была едва ли не самая большая в Малороссии по своему населению. Когда после Полтавской битвы Скоропадскому предстала необходимость одарить сподвижников Петра Великого за их заслуги по изгнанию шведов из Малороссии, наиболее ценный подарок нужно было назначить Меншикову, как наиболее отличившемуся в Мазепином деле — взятием Батурина. Такой ценный подарок представили собой две гетманские волости — Почепская и Ямпольская, которые и были отданы Меншикову в середине июля 1709 года. При этом были отданы все те поселения с их крестьянами, которые принадлежали «до двору гетманского» и «до ратуши почепской», то есть кроме казацких и владельческих. Владельческие поселения остались у прежних владельцев; остались свободными и казаки Почепской сотни.

Приняв в своё владение крестьян, Меншиков стал настаивать, чтобы отданы были ему и казаки всей сотни. Удовлетворение этой просьбы становилось в противоречие со всем складом народных понятий, по которым казак был синонимом свободного человека, обязанного только нести военную службу. И тем не менее, Скоропадский был вынужден исполнить просьбу Меншикова и отдать ему казаков Почепской сотни в такое же «послушание», каким обязаны были и крестьяне. 20 июня (1 июля) 1710 г. был выдан гетманский универсал об отдаче казаков «в державу и владение его княжой светлости» и об исключении их из «войсковой службы». Тогда же казаки были обложены денежным оброком наравне с крестьянами, с которыми вообще были полностью уравнены в отбывании повинностей.

Вся Почепщина стала рассматриваться как «удельное княжество» Меншикова. В этом «княжестве» прежде всего было обращено внимание на подати. Меншиковское сребролюбие довело цифры налогов до степени, небывалой в Малороссии. «Посольство» почепской сотни, платившее прежде годовой подати 600 руб. 31 коп., при Меншикове должно было ежегодно вносить по 4759 руб. 69 коп. За 12 лет владения казаками с них было взято чистыми деньгами, не считая издельной работы и пользования казачьими лесами, 67808 руб. 13 алт. и 2 деньги.

Почепские казаки не сразу подчинились своей неволе и протестовали против попрания «войсковых вольностей»: собирали рады и измышляли средства для избавления от «послушания»; но из этого ничего не выходило, так как Меншиков был слишком могущественным, чтобы кто-либо осмелился замолвить слово за почепских казаков перед лицом царя, а иной власти над Меншиковым не существовало…

В результате разнообразных ухищрений, сопровождаемых безнаказанным насилием (см. Почепское межевание), Меншикову вскоре удалось примежевать к своей Почепской волости Бакланскую, Мглинскую и часть Стародубской сотни. При этом жалобы казаков на беззакония, творимые людьми Меншикова, стали столь многочисленны, что в 1721 году гетман Скоропадский наконец решился обратиться к Петру Великому, а тот поручил рассмотреть это дело Сенату, который издал указ о проверке проведённого межевания. Меншиков и его сторонники любыми средствами пытались препятствовать установлению правды.

Наконец, в апреле 1722 года Петр I повелел: «Учинить решение в сенате следующим образом: то, что дал гетман после Полтавской баталии кн. Меншикову и грамотою жалованною утверждено, быть за ним; а что зверх того примежовано и взято, гетману возвратить и послать нарочного, чтоб то розмежование учинил в правду; а которые ту лишную неправую межу учинили без указу, тем учинить яко нарушителем указу». Это решение не только приводило Почепскую волость к исходным границам, но и освобождало почепских казаков от власти Меншикова, возвращало бывших владельческих крестьян их прежним хозяевам. Однако вследствие смерти гетмана и бюрократических проволочек, фактическое претворение этого решения в жизнь затянулось на долгие годы.

В 1748 году, ввиду многочисленности населения, Почепская сотня была разделена на две, именуемые 1-я и 2-я Почепская.

С 1782 года, после упразднения полкового деления Малороссии, Почепская сотня вошла в Мглинский уезд.

География и население

Почепская сотня занимала местность по верхнему течению реки Судости и по берегам её притоков — Немолодвы, Усы, Пса и Рога. Характерная особенность Почепской сотни заключается в мелкости её поселений: по значительному удалению от степной части Малороссии, население здешней местности не боялось татарских набегов и расселялось небольшими посёлками, между которыми почти не было больших сёл, но зато небольшими деревушками Почепская сотня была усеяна почти сплошь.

Административное деление

Сотня подразделялась на несколько казачьих куреней. По состоянию на 1732 год, в Почепскую сотню входили следующие курени:

• городовой Почеповский (центр — г. Почеп)
• Роговский (центр — с. Рогово)
• Старосельский (с. Староселье)
• Старопочеповский (с. Старый Почеп)
• Чоповский (с. Чопово)
• Демьяновский (с. Демьяново)
• Дымовский (с. Дымово)
• Кучеевский (д. Кучеево)
• Ишовский (с. Ишово)
• Надинский (д. Надинка), позднее Доманицкий (с. Доманичи)
• Чемодановский (д. Чемоданово), позднее Глазовский (с. Глазово)

Основные населённые пункты

• город Почеп;

• сёла: Синьково, Савлуково, Кашово, Барыки, Третьяки, Поповка, Шуморово, Садовичи, Норино, Клинок (Богословка), Ишово, Воробейна, Бабиничи, Сетолово, Доманичи, Красный Рог, Витовка, Пьяный Рог, Чопово, Старый Почеп (Почепище), Супрягино, Шаулино, Большая Деремна, Малая Деремна, Алексеевск, Глазово, Печня, Балыки, Демьяново, Подбелово, Рогово, Дымово, Лизогубовка, Тубольцы, Большое Староселье, Малое Староселье, Губастово, Ивашково, Стригово, Урянцы, Пучковка, Жуково, Калачово, Берёзовка, Карбовщина;

• деревни: Азарово, Попсуевка, Дмитрово, Подыменка, Горица, Елисеевичи (Лисеевичи), Макарово, Кучеево, Женск, Кобели, Рудня, Волжино, Муравка, Рукавичино, Никольщина, Савинки, Долбежи, Устинова, Шмотовка, Журавка, Надинка, Телеши, Бибики, Иллюшино, Тарутино, Хоробочи, Короткое, Анохово, Зеваки, Мехово, Колодня, Кугучево, Санники, Гвоздово, Болотихово, Ратная, Зикеево, Кульнево, Гнездиличи, Подузово, Рубча, Соколья, Ожоги, Косачи, Буда, Мощёная, Гнилица, Булашово, Игрушино, Емельяновка, Шленговка, Пониковка, Козорезовка, Рогозино, Морево, Житня, Хотиничи, Дадоровка, Кузнецы, Полянка, Курманово, Шиичи, Заполье, Польники, Пашково, Берёзовка, Битня, Коренево, Огородники, Близнецы, Беловское, Козаково, Лычово, Чемоданово, Котелки, Завалипутье, Надинка Лесовая, Рябцы, Козловка, Юскова Слобода, Трусовка, Вязовка, Бохаричи, Васьковичи, Малашово, Лободино, Селище, Брешковка, Дегтяная, Вышняя Злобинка, Нижняя Злобинка, Вяльки, Сотниково, Гущино, Ветошки, Шелудки, Свинуха, Вормино, Себеки, Писарева, Аксамитово, Карпово, Пушкари, Товбозин, Чернобабки, Машково, Жудилово, Борщов, Починок, Титовщина, Михновка, Казиловка;

• слобода Чернечая.

Ряд селений Почепской сотни, указанный в конце списков сёл и деревень, по одним документам значится в Почепской сотне, а по другим — в Бакланской. Меншиковское владение спутало точное разграничение этих двух сотен.

Почепские сотники

• Петр Иванович Рославец, 1654—1657.
• Наум Григорьевич Ноздря, 1670, 1683—1684.
• Яков Федорович Кошанский, 1677.
• Авдей Иванович Рославец, 1669, 1672, 1678.
• Адам Байдак, 1687—1688.
• Осип Мартынович, 1692, 1700.
• Козьма Алфёров, 1702—1709
• Лукьян Иванович Рославец, 1697, 1704—1709.
• Иван Михайлович Губчиц, 1710, 1722—1729.
• Иван Иванович Губчиц, 1735—1749.
• Василий Иванович Губчиц, 1749—1763.
• Алексей Данилович Дзевович, 1763—1769.
• Алексей Булашевич (1-й сотни) 1772.

Литература

А. М. Лазаревский. Описание старой Малороссии. Том I. Полк Стародубский. — Киев, 1888.

Отрывок, характеризующий Почепская сотня

В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
У Анны Павловны 26 го августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, цветком которого должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. Письмо это почиталось образцом патриотического духовного красноречия. Прочесть его должен был сам князь Василий, славившийся своим искусством чтения. (Он же читывал и у императрицы.) Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот. Чтение это, как и все вечера Анны Павловны, имело политическое значение. На этом вечере должно было быть несколько важных лиц, которых надо было устыдить за их поездки во французский театр и воодушевить к патриотическому настроению. Уже довольно много собралось народа, но Анна Павловна еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры.
Новостью дня в этот день в Петербурге была болезнь графини Безуховой. Графиня несколько дней тому назад неожиданно заболела, пропустила несколько собраний, которых она была украшением, и слышно было, что она никого не принимает и что вместо знаменитых петербургских докторов, обыкновенно лечивших ее, она вверилась какому то итальянскому доктору, лечившему ее каким то новым и необыкновенным способом.
Все очень хорошо знали, что болезнь прелестной графини происходила от неудобства выходить замуж сразу за двух мужей и что лечение итальянца состояло в устранении этого неудобства; но в присутствии Анны Павловны не только никто не смел думать об этом, но как будто никто и не знал этого.
– On dit que la pauvre comtesse est tres mal. Le medecin dit que c'est l'angine pectorale. [Говорят, что бедная графиня очень плоха. Доктор сказал, что это грудная болезнь.]
– L'angine? Oh, c'est une maladie terrible! [Грудная болезнь? О, это ужасная болезнь!]
– On dit que les rivaux se sont reconcilies grace a l'angine… [Говорят, что соперники примирились благодаря этой болезни.]
Слово angine повторялось с большим удовольствием.
– Le vieux comte est touchant a ce qu'on dit. Il a pleure comme un enfant quand le medecin lui a dit que le cas etait dangereux. [Старый граф очень трогателен, говорят. Он заплакал, как дитя, когда доктор сказал, что случай опасный.]
– Oh, ce serait une perte terrible. C'est une femme ravissante. [О, это была бы большая потеря. Такая прелестная женщина.]
– Vous parlez de la pauvre comtesse, – сказала, подходя, Анна Павловна. – J'ai envoye savoir de ses nouvelles. On m'a dit qu'elle allait un peu mieux. Oh, sans doute, c'est la plus charmante femme du monde, – сказала Анна Павловна с улыбкой над своей восторженностью. – Nous appartenons a des camps differents, mais cela ne m'empeche pas de l'estimer, comme elle le merite. Elle est bien malheureuse, [Вы говорите про бедную графиню… Я посылала узнавать о ее здоровье. Мне сказали, что ей немного лучше. О, без сомнения, это прелестнейшая женщина в мире. Мы принадлежим к различным лагерям, но это не мешает мне уважать ее по ее заслугам. Она так несчастна.] – прибавила Анна Павловна.
Полагая, что этими словами Анна Павловна слегка приподнимала завесу тайны над болезнью графини, один неосторожный молодой человек позволил себе выразить удивление в том, что не призваны известные врачи, а лечит графиню шарлатан, который может дать опасные средства.
– Vos informations peuvent etre meilleures que les miennes, – вдруг ядовито напустилась Анна Павловна на неопытного молодого человека. – Mais je sais de bonne source que ce medecin est un homme tres savant et tres habile. C'est le medecin intime de la Reine d'Espagne. [Ваши известия могут быть вернее моих… но я из хороших источников знаю, что этот доктор очень ученый и искусный человек. Это лейб медик королевы испанской.] – И таким образом уничтожив молодого человека, Анна Павловна обратилась к Билибину, который в другом кружке, подобрав кожу и, видимо, сбираясь распустить ее, чтобы сказать un mot, говорил об австрийцах.
– Je trouve que c'est charmant! [Я нахожу, что это прелестно!] – говорил он про дипломатическую бумагу, при которой отосланы были в Вену австрийские знамена, взятые Витгенштейном, le heros de Petropol [героем Петрополя] (как его называли в Петербурге).
– Как, как это? – обратилась к нему Анна Павловна, возбуждая молчание для услышания mot, которое она уже знала.
И Билибин повторил следующие подлинные слова дипломатической депеши, им составленной:
– L'Empereur renvoie les drapeaux Autrichiens, – сказал Билибин, – drapeaux amis et egares qu'il a trouve hors de la route, [Император отсылает австрийские знамена, дружеские и заблудшиеся знамена, которые он нашел вне настоящей дороги.] – докончил Билибин, распуская кожу.
– Charmant, charmant, [Прелестно, прелестно,] – сказал князь Василий.
– C'est la route de Varsovie peut etre, [Это варшавская дорога, может быть.] – громко и неожиданно сказал князь Ипполит. Все оглянулись на него, не понимая того, что он хотел сказать этим. Князь Ипполит тоже с веселым удивлением оглядывался вокруг себя. Он так же, как и другие, не понимал того, что значили сказанные им слова. Он во время своей дипломатической карьеры не раз замечал, что таким образом сказанные вдруг слова оказывались очень остроумны, и он на всякий случай сказал эти слова, первые пришедшие ему на язык. «Может, выйдет очень хорошо, – думал он, – а ежели не выйдет, они там сумеют это устроить». Действительно, в то время как воцарилось неловкое молчание, вошло то недостаточно патриотическое лицо, которого ждала для обращения Анна Павловна, и она, улыбаясь и погрозив пальцем Ипполиту, пригласила князя Василия к столу, и, поднося ему две свечи и рукопись, попросила его начать. Все замолкло.
– Всемилостивейший государь император! – строго провозгласил князь Василий и оглянул публику, как будто спрашивая, не имеет ли кто сказать что нибудь против этого. Но никто ничего не сказал. – «Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего, – вдруг ударил он на слове своего, – яко мать во объятия усердных сынов своих, и сквозь возникающую мглу, провидя блистательную славу твоея державы, поет в восторге: «Осанна, благословен грядый!» – Князь Василий плачущим голосом произнес эти последние слова.
Билибин рассматривал внимательно свои ногти, и многие, видимо, робели, как бы спрашивая, в чем же они виноваты? Анна Павловна шепотом повторяла уже вперед, как старушка молитву причастия: «Пусть дерзкий и наглый Голиаф…» – прошептала она.
Князь Василий продолжал:
– «Пусть дерзкий и наглый Голиаф от пределов Франции обносит на краях России смертоносные ужасы; кроткая вера, сия праща российского Давида, сразит внезапно главу кровожаждущей его гордыни. Се образ преподобного Сергия, древнего ревнителя о благе нашего отечества, приносится вашему императорскому величеству. Болезную, что слабеющие мои силы препятствуют мне насладиться любезнейшим вашим лицезрением. Теплые воссылаю к небесам молитвы, да всесильный возвеличит род правых и исполнит во благих желания вашего величества».
– Quelle force! Quel style! [Какая сила! Какой слог!] – послышались похвалы чтецу и сочинителю. Воодушевленные этой речью, гости Анны Павловны долго еще говорили о положении отечества и делали различные предположения об исходе сражения, которое на днях должно было быть дано.
– Vous verrez, [Вы увидите.] – сказала Анна Павловна, – что завтра, в день рождения государя, мы получим известие. У меня есть хорошее предчувствие.


Предчувствие Анны Павловны действительно оправдалось. На другой день, во время молебствия во дворце по случаю дня рождения государя, князь Волконский был вызван из церкви и получил конверт от князя Кутузова. Это было донесение Кутузова, писанное в день сражения из Татариновой. Кутузов писал, что русские не отступили ни на шаг, что французы потеряли гораздо более нашего, что он доносит второпях с поля сражения, не успев еще собрать последних сведений. Стало быть, это была победа. И тотчас же, не выходя из храма, была воздана творцу благодарность за его помощь и за победу.
Предчувствие Анны Павловны оправдалось, и в городе все утро царствовало радостно праздничное настроение духа. Все признавали победу совершенною, и некоторые уже говорили о пленении самого Наполеона, о низложении его и избрании новой главы для Франции.