Правдин, Владимир Сергеевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)
Владимир Сергеевич Правдин
Место рождения

Англия

Место смерти

Москва

Награды и премии

Влади́мир Серге́евич Пра́вдин (имя при рождении Роллан Аббиа; 1904, Лондон — 1970, Москва) — советский разведчик, сотрудник ВЧК, участвовавший в ряде операций советской внешней разведки на территории Западной Европы и Северной Америки.





Ранний период биографии

Владимир Сергеевич Правдин родился в Англии в музыкально образованной семье выходца из Монако — его отец, гражданин Монако, был композитором, добившимся определённых успехов. Годы отрочества он проводит в Санкт-Петербурге (с 18 августа 1914 г. Петроград), являясь свидетелем Февральской и Октябрьской революций и начального этапа Гражданской войны, вскоре охватившей всю Россию.

Начальный этап работы

В дальнейшем Правдин работает сельскохозяйственным рабочим на ферме в графстве Ланкашир, Англия. В 1922 году он переезжает в Монако, где становится курьером и официантом в ресторане дорогой гостиницы «Эрмитаж», расположенной в центральной части Монте-Карло. Работа начинающего посыльного-официанта идет успешно, и в 1924 году он становится бухгалтером гостиницы «Париж». Однако, не проработав в «Эрмитаже» и года, он переезжает в Марсель, где работает кассиром в фешенебельной гостинице «Метрополь».

Эмиграция в Америку

В 1926 году Правдин эмигрирует в Соединённые Штаты Америки: он не был удовлетворён заработками в гостинице «Метрополь» и издавна мечтал попытать счастья в США. Там он заново начинает продвижение по служебной лестнице, устраиваясь официантом в ресторан «Уолдорф Австрия», который кормит богемную и предпринимательскую публику немецкого и австрийского происхождения в центре Нью-Йорка. Ориентированный по большей части на выходцев из кайзеровской, а затем и Веймарской Германии, ресторан приносит владельцу хорошую прибыль, и официант Правдин не может жаловаться на доходы. Однако в конце 1926 года он теряет своё прибыльное место и до середины 1928 года числится безработным на нью-йоркской бирже труда.

Возвращение в Европу

В 1929 году Владимир Сергеевич Правдин отправляется обратно в Европу, так и не закрепившись в США. Правдин принимает решение попробовать себя ещё раз в тонкостях ресторанно-гостиничного дела. Он подает заявку на должность заместителя администратора в известной гостинице Ниццы «Альгамбре» и побеждает в конкурсе на это место. С 1929 по 1932 год он работает в этой должности, а затем делает следующий шаг, становясь администратором этой гостиницы, где часто пересекались интересы представителей легальных и нелегальных резидентур ряда государств, в том числе и Советского Союза.

Работа в ОГПУ

В начале 1932 года он едет в Белград, где соглашается сотрудничать с ОГПУ. Он становится сотрудником ИНО ОГПУ и получает рабочий псевдоним «Лётчик». Правдин, известный тогда под своим родным именем Аббиа Роллан, успешно выполняет ряд оперативных заданий в Швейцарии, Мексике и Франции. Кульминацией в работе Правдина явилось нашумевшее лозаннское дело. Вместе со своим другом по ОГПУ, преподавателем истории РКП(б) и будущим помощником Павла Судоплатова агентом болгарского происхождения Борисом Мануиловичем Афанасьевым он приводит в исполнение смертный приговор перебежчику Игнатию Станиславовичу Рейссу (настоящая фамилия Порецкий)[1][2][3]. Акция ОГПУ имела место 4 сентября 1937 года. За её проведение Владимир Правдин был награждён орденом Красного Знамени, он также получил гражданство СССР. Тогда же он получил паспорт на имя Владимира Сергеевича Правдина (до 1937 года он был известен как Роллан Аббиа или Франсуа Росси). За рубежом осталась мать Владимира Правдина, но ей было назначено специальное пенсионное содержание Наркомата внутренних дел.

С 1938 года Правдин проживал в СССР, занимая с 1940 года ответственный пост выпускающего в Отделе информации при ТАСС для зарубежных средств массовой коммуникации.

Новый американский вояж

С 1941 по 1946 год Владимир Сергеевич Правдин находится в США, которые он помнит по своей работе в нью-йоркском ресторане «Уолдорф Австрия». Сначала он оперативный работник, а с 1944 года заместитель нью-йоркского резидента НКГБ. Правдин выступает как журналист, числясь корреспондентом-редактором в штате нью-йоркского отделения ТАСС; с 1943 года он назначается заведующим этого отделения. Март 1945 года приходит с новым назначением из Центра: он становится исполняющим обязанности главного резидента советской внешней разведки в Нью-Йорке. Вскоре он становится главным резидентом, оставаясь в то же время заведующим местным отделением ТАСС. В декабре 1945 года советский агент Э. Бентли неожиданно совершает открытое предательство, в этой связи Правдина отзывают в Москву.

Последний этап служебной деятельности

В 1946 году Правдин оформляет членство в ВКП(б). В 1948 году он выходит на досрочную пенсию по причине инвалидности и до 1951 года занимает ответственный пост главного редактора издательства «Иностранная литература», в котором начальником управления научной информацией трудится его коллега по работе в 1930-х годах Борис Афанасьев.

С мая по июль 1953 года Правдин, получивший звание капитана госбезопасности, работает в Девятом отделе при МВД СССР, который находится в ведении Павла Судоплатова. После смерти Сталина Правдин был вынужден уйти из органов госбезопасности. После увольнения проживал в Москве. Умер в 1970 году.

Источники

  • [vpersons.ru/a/pravdin_vladimir_sergeevich На сайте «Моя Англия»]
  • [www.documentstalk.com/wp/pravdin-vladimir Pravdin, Vladimir Sergeevich (1905—1962)]

Напишите отзыв о статье "Правдин, Владимир Сергеевич"

Примечания

  1. Колпакиди Александр Иванович, Дегтярев Клим. Внешняя разведка СССР. М., "Эксо", 2009
  2. Интересные подробности ликвидации приводятся в книге: Линдер Иосиф Борисович, Абин Николай Николаевич, Чуркин Сергей Александрович. Диверсанты. Легенда Лубянки -Павел Судоплатов.М., "Рипол-Классик", 2008
  3. Павел Судоплатов. Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930-1950 годы. М., "Олма-Пресс", 2005.

Отрывок, характеризующий Правдин, Владимир Сергеевич

Ростов задумался.
– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
– Нет, нет, – закричала Наташа. – Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты так говоришь – считаешь себя связанным словом, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.
Ростов видел, что всё это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная 16 тилетняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом он не сомневался ни на минуту). Отчего же ему было не любить ее теперь, и не жениться даже, думал Ростов, но теперь столько еще других радостей и занятий! «Да, они это прекрасно придумали», подумал он, «надо оставаться свободным».
– Ну и прекрасно, – сказал он, – после поговорим. Ах как я тебе рад! – прибавил он.
– Ну, а что же ты, Борису не изменила? – спросил брат.
– Вот глупости! – смеясь крикнула Наташа. – Ни об нем и ни о ком я не думаю и знать не хочу.
– Вот как! Так ты что же?
– Я? – переспросила Наташа, и счастливая улыбка осветила ее лицо. – Ты видел Duport'a?
– Нет.
– Знаменитого Дюпора, танцовщика не видал? Ну так ты не поймешь. Я вот что такое. – Наташа взяла, округлив руки, свою юбку, как танцуют, отбежала несколько шагов, перевернулась, сделала антраша, побила ножкой об ножку и, став на самые кончики носков, прошла несколько шагов.
– Ведь стою? ведь вот, – говорила она; но не удержалась на цыпочках. – Так вот я что такое! Никогда ни за кого не пойду замуж, а пойду в танцовщицы. Только никому не говори.
Ростов так громко и весело захохотал, что Денисову из своей комнаты стало завидно, и Наташа не могла удержаться, засмеялась с ним вместе. – Нет, ведь хорошо? – всё говорила она.
– Хорошо, за Бориса уже не хочешь выходить замуж?
Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.
– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.


Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.