Преступление страсти

Преступление страсти
Crime of Passion
Жанр	Фильм нуар
Режиссёр	Герд Освальд
Автор сценария	Джо Эйсингер
В главных ролях	Барбара Стэнвик Стерлинг Хэйден Рэймонд Бёрр
Оператор	Джозеф ЛаШелл
Композитор	Пол Данлэп
Кинокомпания	Robert Goldstein Productions United Artists (дистрибуция)
Длительность	84 мин
Страна	США США
Язык	английский
Год	1957
IMDb	ID 0050271
Выход фильма «Преступление страсти» (оригинальное название — Crime of Passion)

К:Фильмы 1957 года

«Преступление страсти» (англ. Crime of Passion) — фильм нуар режиссёра Герда Освальда, вышедший на экраны в 1957 году.

Фильм поставлен по сценарию Джо Эйсингера и рассказывает об успешной журналистке (Барбара Стэнвик), которая влюбляется в полицейского детектива (Стерлинг Хэйден). Бросив карьеру, она пытается вжиться в роль домохозяйки из городского пригорода. Однако тихая непритязательная жизнь не устраивает её, и она решает продвинуть своего мужа по служебной лестнице, заводя роман с его начальником (Рэймонд Бёрр).

В этом фильме свои последние роли в фильмах нуар сыграли звёзды жанра Барбара Стэнвик, Стерлинг Хэйден и Рэймонд Бёрр.

Сюжет

Кэти Фергюсон (Барбара Стэнвик) ведёт популярную женскую колонку в одной из газет Сан-Франциско, давая жизненные советы страдающим по любви читательницам. Однажды в город пребывают детективы из Лос-Анджелеса капитан Чарли Алидос (Ройал Дано) и лейтенант Билл Дойл (Стерлинг Хэйден), которые разыскивают подавшуюся в бега женщину, убившую мужа. Кэти получает редакционное задание найти беглянку и написать о ней. Через свою газетную колонку Кэти выходит на контакт с женщиной и выясняет её местонахождение. Однако по требованию детективов она вынуждена передать им адрес беглянки. Вечером Билл и Кэти проводят романтический вечер в ресторане, в ходе которого между ними вспыхивает любовное чувство. На следующий день Кэти провожает Билла в аэропорту. Вскоре после того, как Кэти публикует историю о том, как она разыскала и общалась с мужеубийцей, её приглашают на работу в одно из престижных нью-йоркских изданий. В день, когда Кэти собирается отправиться в Нью-Йорк, ей звонит Билл, приглашая сначала приехать к нему. Кэти прилетает в Лос-Анджелес, где принимает мгновенное и неожиданное решение бросить карьеру и выйти замуж за Билла.

Билл приводит Кэти в свой дом, расположенный в тихом пригороде недалеко от Лос-Анджелеса, где она пытается освоиться в новой для себя роли домашней хозяйки. Кэти знакомится коллегами Билла и их жёнами, однако общение с ними приносит ей только раздражение и тоску. Женщины беспрерывно ведут банальные разговоры, восхищаясь друг другом и женой начальника полиции, а мужчины либо играют в покер, либо обсуждают свою предстоящую пенсию. Такая жизнь не приемлема для энергичной и амбициозной Кэти. Она пытается поделиться своими мыслями с мужем, однако того в жизни всё устраивает. Тогда Кэти решает самостоятельно обеспечить продвижение Билла по служебной лестнице и соответственно повысить собственный социальный статус и изменить круг общения.

Кэти начинает с того, что подстраивает автомобильную аварию с Элис Поуп (Фэй Рэй), женой инспектора полиции Тони Поупа (Рэймонд Бёрр), который возглавляет управление, в котором работает Билл. Очень быстро Кэти удаётся расположить к себе Элис, и они становятся подругами. Кэти вызывается организовать для Тони вечеринку по случаю его дня рождения, умышленно делая так, чтобы на неё не попали Чарли Алидос и его жена Сара (Вирджиния Грей). Вечеринка проходит с большим успехом. В ходе неё Тони ближе узнаёт Кэти и начинает проявлять к ней интерес. Кэти также демонстрирует свою симпатию к Тони. Затем Кэти уговаривает Билла подать заявление об увольнении из управления полиции Лос-Анджелеса и перевестись в Беверли-Хиллс, где работа намного спокойнее. Однако Тони, не желая отпускать далеко от себя Кэти, отговаривает Билла от перевода и намекает, что вскоре планирует произвести изменения внутри своего подразделения и приблизить Билла к себе. Именно на это и рассчитывала Кэти.

Действия Кэти вызывать всё большее раздражение у Сары Алидос, муж которой является непосредственным начальником Билла. Её настроение передаётся Чарли, который начинает постоянно придираться к Биллу на работе. Вскоре, вернувшись из очередной командировки по заданию Тони, Билл обнаруживает дома подмётные письма, в которых Кэти обвиняется в том, что завела с Тони роман. Кэти говорит, что это уже не первое подобное письмо, предполагая, что их писала Сара. Билл приезжает в управление, где на глазах у двух коллег набрасывается на Чарли и бьёт его по лицу. Во время расследования Тони возлагает значительную часть вины за инцидент на Чарли, склоняя всех его участников к версии, что тот схватился за оружие, когда разозлённый Билл пытался поговорить с ним, и это могло спровоцировать инцидент. Тони закрывает на этом расследование, но чтобы развести двух бывших партнёров, переводит Чарли в другое подразделение, а Билла назначает на его должность исполняющим обязанности.

Однажды вечером, когда Билл находится в командировке в другом городе, Тони приходит к Кэти, чтобы рассказать ей о том, что Элис пережила психический срыв, связанный с его работой. Сейчас она находится в больнице и в дальнейшем ей будет нужен полный покой, и в этой связи он собирается оставить свой пост и выйти в отставку. Кэти хватается за эту возможность и пытается убедить Тони рекомендовать на свою должность Билла. Тони как будто соглашается с этой идеей, затем хватает Кэти в свои объятия и страстно целует её.

Некоторое время спустя, узнав, что Поупы переезжают в Гонолулу, Кэти ищет встречи с Тони, однако тот избегает её. Когда она, наконец, добивается встречи с ним, Тони даёт ей ясно понять, что их роман закончен, и кроме того, по его мнению, Билл не соответствует должности инспектора, и что в качестве своего преемника он будет рекомендовать Чарли Алидоса. Предстоящее повышение по службе человека, против которого она ведёт борьбу, приводит Кэти в ярость. Приехав вместе с Биллом в управление, она незаметно крадёт револьвер, который проходит в качестве улики по делу об ограблении и убийстве в аптеке, которое расследует её муж. Затем Кэти поджидает Тони у дверей его дома, где умоляет его по крайней мере не рекомендовать Алидоса на своё место. Если он не порекомендует никого, утверждает Кэти, у её мужа останется хотя бы маленький шанс получить должность, и это послужит для неё оправданием её измены. Когда Тони категорически отказывается, она без колебаний стреляет в него, убивая наповал.

Биллу поручают возглавить расследование убийства Тони, в котором участвуют все силы управления. Выяснив с помощью баллистической экспертизы, что Тони был убит из оружия, которое проходило по делу об убийстве в аптеке, Билл устанавливает, что оно исчезло. Определив круг лиц, которые находились в управлении в тот момент, когда оно могло быть похищено, Билл догадывается, что убийцей является его жена. Когда Билл приходит домой, чтобы доставить Кэти в управление для допроса, она говорит, что теперь понимает, каков он в качестве копа, на что он отвечает, что всегда был тем же самым копом. Билл привозит её в управление на допрос.

В ролях

• Барбара Стэнвик — Кэти Фергюсон Дойл
• Стерлинг Хэйден — лейтенант полиции Билл Дойл
• Рэймонд Бёрр — инспектор полиции Энтони Поуп
• Фэй Рэй — Элис Поуп
• Вирджиния Грей — Сара Алидос
• Ройал Дано — капитан полиции Чарли Алидос
• Роберт Гриффин — сержант полиции Джэйм
• Деннис Кросс — сержант полиции Джулес

Создатели фильма и исполнители главных ролей

Как отмечает киновед Маргарита Ландазури, в работе над фильмом принимали участие несколько человек «с великолепными нуаровыми рекомендациями». В частности, автор сценария «Джо Эйсингер написал два психологически наиболее сложных нуара „Гильда“ (1946) и „Ночь и город“ (1950)», а режиссёр Герд Освальд работал помощником режиссёра многих признанных нуаровых триллеров, среди них «Ярость пустыни» (1947), «Сансет Бульвар» (1950), «Тёмный город» (1950), «Место под солнцем» (1951), «Пять пальцев» (1952), «Ниагара» (1953). Незадолго перед этим фильмом Освальд «поставил свой первый фильм, который станет классикой нуара — „Поцелуй перед смертью“ (1956)».

Барбара Стэнвик была одной из звёзд жанра фильм нуар, её дважды номинировали на Оскар за главные роли в фильмах нуар «Двойная страховка» (1944) и «Извините, ошиблись номером» (1948). Джефф Майер указывает, что после «Двойной страховки» Стэнвик «утвердилась в экранном образе крутой, опасной женщины, и хотя после 1944 года она играла самые разнообразные роли, выбор продюсеров падал на неё, когда им требовалась напористая, чувственная женщина, которая не боится нарушить закон». Ландазури добавляет, что «в 1940-50-е годы Стенвик создала яркую галерею отвратительных, хладнокровных и социопатичных нуаровых дамочек, среди них Филлис Дитрихсон в картине „Двойная страховка“, Марта Айверс — в „Странная любовь Марты Айверс“ (1946), Тельма Джордон — в „Досье Тельмы Джордон“ (1950) и Мэй Дойл — в фильме „Стычка в ночи“ (1952). Последним портретом в этой галерее стала Кэти Фергюсон в „Преступлении страсти“ (1957)».

В творческой биографии Стерлинга Хэйдена Ландазури выделяет две его картины — фильм нуар об ограблении «Асфальтовые джунгли» (1950) и нуаровый вестерн «Джонни Гитара» (1954). Другими наиболее значимыми фильмами нуар с участием актёра стали «Волна преступности» (1953), «Внезапный» (1954) и «Убийство» (1956).

Как отмечает Майер, «людям, не знакомым с жанром фильм нуар, Рэймонд Бёрр наиболее известен как женоубийца из фильма Хичкока „Окно во двор“ (1954)» . Между тем, он сыграл в таких заметных фильмах нуар, как «Отчаянный» (1947), «Западня» (1948), «Грязная сделка» (1948), «Синяя гардения» (1955), «Пожалуйста, убей меня» (1956) и «Крик в ночи» (1956). Фильм «Преступление страсти» (1957) относится к поздним и малоизвестным его достижениям в жанре нуар . Как отмечает Ландазури, через год после выхода этого фильма Бёрр начнёт многолетнюю работу в роли Перри Мейсона в одноимённом телесериале, некоторые из серий которого поставит Освальд.

Оценка фильма критикой

Общая оценка фильма

Как отметила историк кино Маргарита Ландазури, после выхода на экраны в 1957 году фильм был воспринят как рутинная криминальная мелодрама, однако «пятьдесят лет спустя он получил намного более глубокий отклик». Дейв Кер из «Чикаго Ридер» назвал его «умным фильмом нуар одного из малоизвестных талантов 1950-х годов, Герда Освальда, немецкого режиссёра, который специализировался на странных переходах между трагедией и чёрной комедией». Историк фильма нуар Алан Силвер посчитал картину «довольно типичной для фильмов нуар 1950-х годов в том смысле, что она опирается в большей степени на сценарий и сильную актёрскую игру, чем на экспрессионистский визуальный стиль, характерный для фильмов 1940-х годов», а Спенсер Селби назвал её «клаустрофобическим кошмаром городских пригородов 1950-х годов».

Крейг Батлер отметил, что «это скорее мелодрама с убийством, чем полноценный фильм нуар», однако в центре картины находится важнейший нуаровый элемент — опасная роковая женщина, которую играет Барбара Стэнвик, «возможно, самая важная актриса фильмов нуар». И хотя, по мнению Батлера, «в конечном итоге, фильм не работает», тем не менее он «содержит достаточно интересных моментов, ради которых его стоит смотреть». Деннис Шварц оценил картину, как «средненькую нуаровую мелодраму, которая не может преодолеть свой ограниченный сценарий и маловероятную предпосылку, что карьерная женщина бросает всё, чтобы жить скучной жизнью с мужем, в которого безумно влюблена». Критик резюмирует своё мнение словами, что «лучшее, что можно сказать об этой истории, это то, что она не плоха и в ней есть небольшая искра».

Проблематика фильма

Анализируя эволюцию жанра фильм нуар, Алан Силвер обращает внимание на то, что 1950-е годы стали свидетелями сдвига в общественном интересе от романтического фатализма историй о невинных жертвах, убийцах из буржуазной среды и частных детективах в направлении «обычных» полицейских расследований, ограблений и более серьёзных социальных вопросов. Скрытые проблемы городских пригородов, впервые отмеченные в фильме нуар «Милдред Пирс» (1945) и наиболее остро поставленные в «Западне» (1948), в 1950-е годы получили дальнейшее раскрытие в «Преступлении страсти», показавшем болезненный характер жизни в пригородах . Маргарита Ландазури указывает на визуальные аспекты эволюции фильма нуар, когда мир света и тени нуара 1940-х годов уступил место тому, что назвали «мрак при дневном свете», и в этом фильме «яркий, резкий свет южной Калифорнии действует почти удушающе. Банальная и безликая атмосфера пригородов становится столь же угрожающей, как и урбанистические тени предыдущего десятилетия».

Критики также обратили внимание на показ в фильме меняющейся роли женщины в американском обществе 1950-х годов. Военные годы породили новый тип женщины — самостоятельной, волевой и амбициозной, примером которой служит в фильме Кэти. Вместе с тем в послевоенный период женщина среднего класса стала вновь восприниматься как домохозяйка, которая должна обеспечивать порядок в доме, воспитывать детей и ухаживать за мужем. Линдазури считает, что фильм предлагает поразительно современный взгляд на этот вопрос, показывая, что женщины способны дохойти до безумия от ограничений, наложенных на них в послевоенный период. С другой стороны, картина, по словам Хогана, служит демонстрацией перемены мужских и женских ролей, где Кэти по-мужски агрессивна, а Билл по-женски пассивен, и конфликт фильма по сути кроется в различии характеров Кэти и Билла.

Оценка работы режиссёра и творческой группы

Крейг Батлер и Дэвид Хоган обращают внимание на определённые сценарные недостатки картины. В частности, по мнению Хогана, сценарий слишком торопится перейти к изложению основных событий, в результате роман Билла и Кэти и их брак происходят слишком быстро, чтобы в них можно было бы поверить. Психология Кэти также меняется слишком быстро: в один момент она хочет править миром, а в следующий — ей не терпится стать служанкой при Билле. Кроме того, зритель так и остаётся в неведении, почему она вдруг настолько влюбляется в человека, что ради него даже совершает убийство . Батлер считает, что при лучшем сценарии перемена в психологии Кэти могла быть объяснена через исследование роли женщины в обществе 1950-х годов или через то разрушительное и в конечном итоге трагическое воздействие, которое чрезмерный конформизм может оказать на личность. Однако в этом фильме, к сожалению, это лишь сюжетный ход, который даже несмотря на игру Стэнвик, которая выкладывается полностью, разрушает доверие к фильму. По мнению Батлера, есть и много других недостатков в сценарии Джо Эйсингера, в частности, слишком часто создаётся впечатление, что персонажами манипулируют, заставляя их действовать так, как было бы удобнее для сюжета.

При этом работа режиссёра и оператора были оценены достаточно высоко. Как пишет Батлер, Освальд пытается внести во всё происходящее смысл, и в значительной степени ему это удаётся благодаря не только энергичной игре Стэнвик, но и более тонкому исполнению своих ролей Рэймондом Бёрром и Стерлингом Хэйденом. Хоган отметил, что это был всего лишь третий фильм Освальда в качестве режиссёра. Тем не менее, он в сотрудничестве с оператором Джозефом ЛаШеллем продемонстрировал крепкое визуальное чувство, особенно в снятых глубоким фокусом захватывающих мрачных ночных сценах. Вместе с тем, по мнению, Хогана, «руководство Освальда актёрами менее уверенное». В целом он считает, что «хотя это и не фильм категории А, тем не менее, по своим производственным качествам он достаточно хорош».

Оценка актёрской игры

Критик высоко оценили актёрскую игру в фильме, особенно выделив работу Барбары Стэнвик. Как пиешт Ландазури, Стэнвик было уже почти пятьдесят лет, когда она играла в этом фильме, и хотя она всё ещё была стройной и элегантной, она не пыталась скрывать свой возраст. Некрасивые причёски и макияж того времени также не красили её. Таким образом призрак стареющей карьерной женщины, которая оказалась в условиях комфортной семейной жизни, привносил ещё большее отчаяние в её образ. Но в конечном счёте, именно свойственные Стэнвик неукротимость и энергия приводят в движение как её персонаж, так и фильм, становясь достойным прощальным фильмом нуар актрисы. Батлер считает, что Стэнвик абсолютно превосходна в этом фильме, и она незаменима — наверное, нет никакой другой актрисы, которая могла бы справиться со столь недостоверной переменой её персонажа от жёсткой, предприимчивой и хваткой дамы до домохозяйки среднего класса (и обратно).

Хоган отмечает, что Стэнвик в своей роли по-настоящему полна чувств. Опустошённость её героини от жизни в пригороде и от скучной удовлетворённости Билла сводит её с ума, и она выплёскивает массу сильных эмоций. Уровень игры Стэнвик захватывает, однако из-за того, что Хэйден и даже Бёрр довольно-таки мало выразительны, весь пыл чувств Кэти смотрится немного истерично. Шварц считает, что Стэнвик слишком мощна для этой роли, и потому трудно поверить в то, что она неожиданно превращается в ранимую жену из пригородов, которая способна на такое нелепое насилие ради карьерного продвижения собственного мужа-полицейского. А ход этой мелодраме задают Бёрр и Хэйден, которые в сдержанной звёздной манере оттеняют отчаянно-страстный образ Стэнвик. Кини указывает на то, что Стэнвик всегда была превосходна в ролях роковых женщин (особенно, в «Двойной страховке»), и здесь она не разочаровывает. А Бёрр играет шефа её мужа, который более чем охотно отвечает на её сексуальные заигрывания . Майер отмечает, что «Преступление страсти» стал последним фильмом нуар в карьере Хэйдена и также одним из его лучших.

Литература

• Alain Silver (Editor), Elizabeth Ward (Editor). [www.amazon.com/Film-Noir-Encyclopedic-Reference-American/dp/0879514795 Film Noir: An Encyclopedic Reference to the American Style, Third Edition]. — Woodstock, New York: The Overlook Press, 1992. — ISBN 978-0-87951-479-2.
• Spencer Selby. [www.amazon.com/Dark-City-The-Film-Noir/dp/0786404787 Dark City: The Film Noir]. — Jeffeson, NC and London: McFarland & Co Inc, 1997. — ISBN 978-0-7864-0478-0.
• Michael F. Keaney. [www.amazon.com/Film-Noir-Guide-Classic-1940-1959/dp/078646366X Film Noir Guide: 745 Films of the Classic Era, 1940–1959]. — Jefferson, North Carolina, and London: McFarland & Company, Inc., Publishers, 2010. — ISBN 978-0-7864-6366-4.
• David J. Hogan. [www.amazon.com/Film-Noir-FAQ-About-Hollywoods-Detectives/dp/1557838550 Film Noir FAQ: All That’s Left to Know About Hollywood’s Golden Age of Dames, Detectives, and Danger]. — Milwaukee, WI: Hal Leonard Corporation, 2013. — ISBN 978-1-4803-4305-4.
• Geoff Mayer and Brian McDonnell. [books.google.ru/books?id=RsBHnZoyO4kC&redir_esc=y Encyclopedia of Film Noir]. — Westport, Connecticut: Greenwood Press, 2007. — ISBN 978-0-3133-3306-4.

Ссылки

• [www.imdb.com/title/tt0050271/ Преступление страсти] на сайте IMDB
• [www.allmovie.com/movie/v11524 Преступление страсти] на сайте Allmovie
• [www.afi.com/members/catalog/DetailView.aspx?s=&Movie=52136 Преступление страсти] на сайте Американского института кино
• [www.tcm.com/tcmdb/title/17500/Crime-of-Passion/ Преступление страсти] на сайте Turner Classic Movies
• [www.rottentomatoes.com/m/1044858-crime_of_passion/ Преступление страсти] на сайте Rotten Tomatoes
• [www.youtube.com/watch?v=z_Obn1_HtlY Преступление страсти] фильм на сайте YouTube

Отрывок, характеризующий Преступление страсти

Берг недаром показывал всем свою раненую в Аустерлицком сражении правую руку и держал совершенно не нужную шпагу в левой. Он так упорно и с такою значительностью рассказывал всем это событие, что все поверили в целесообразность и достоинство этого поступка, и Берг получил за Аустерлиц две награды.
В Финляндской войне ему удалось также отличиться. Он поднял осколок гранаты, которым был убит адъютант подле главнокомандующего и поднес начальнику этот осколок. Так же как и после Аустерлица, он так долго и упорно рассказывал всем про это событие, что все поверили тоже, что надо было это сделать, и за Финляндскую войну Берг получил две награды. В 19 м году он был капитан гвардии с орденами и занимал в Петербурге какие то особенные выгодные места.
Хотя некоторые вольнодумцы и улыбались, когда им говорили про достоинства Берга, нельзя было не согласиться, что Берг был исправный, храбрый офицер, на отличном счету у начальства, и нравственный молодой человек с блестящей карьерой впереди и даже прочным положением в обществе.
Четыре года тому назад, встретившись в партере московского театра с товарищем немцем, Берг указал ему на Веру Ростову и по немецки сказал: «Das soll mein Weib werden», [Она должна быть моей женой,] и с той минуты решил жениться на ней. Теперь, в Петербурге, сообразив положение Ростовых и свое, он решил, что пришло время, и сделал предложение.
Предложение Берга было принято сначала с нелестным для него недоумением. Сначала представилось странно, что сын темного, лифляндского дворянина делает предложение графине Ростовой; но главное свойство характера Берга состояло в таком наивном и добродушном эгоизме, что невольно Ростовы подумали, что это будет хорошо, ежели он сам так твердо убежден, что это хорошо и даже очень хорошо. Притом же дела Ростовых были очень расстроены, чего не мог не знать жених, а главное, Вере было 24 года, она выезжала везде, и, несмотря на то, что она несомненно была хороша и рассудительна, до сих пор никто никогда ей не сделал предложения. Согласие было дано.
– Вот видите ли, – говорил Берг своему товарищу, которого он называл другом только потому, что он знал, что у всех людей бывают друзья. – Вот видите ли, я всё это сообразил, и я бы не женился, ежели бы не обдумал всего, и это почему нибудь было бы неудобно. А теперь напротив, папенька и маменька мои теперь обеспечены, я им устроил эту аренду в Остзейском крае, а мне прожить можно в Петербурге при моем жалованьи, при ее состоянии и при моей аккуратности. Прожить можно хорошо. Я не из за денег женюсь, я считаю это неблагородно, но надо, чтоб жена принесла свое, а муж свое. У меня служба – у нее связи и маленькие средства. Это в наше время что нибудь такое значит, не так ли? А главное она прекрасная, почтенная девушка и любит меня…
Берг покраснел и улыбнулся.
– И я люблю ее, потому что у нее характер рассудительный – очень хороший. Вот другая ее сестра – одной фамилии, а совсем другое, и неприятный характер, и ума нет того, и эдакое, знаете?… Неприятно… А моя невеста… Вот будете приходить к нам… – продолжал Берг, он хотел сказать обедать, но раздумал и сказал: «чай пить», и, проткнув его быстро языком, выпустил круглое, маленькое колечко табачного дыма, олицетворявшее вполне его мечты о счастьи.
Подле первого чувства недоуменья, возбужденного в родителях предложением Берга, в семействе водворилась обычная в таких случаях праздничность и радость, но радость была не искренняя, а внешняя. В чувствах родных относительно этой свадьбы были заметны замешательство и стыдливость. Как будто им совестно было теперь за то, что они мало любили Веру, и теперь так охотно сбывали ее с рук. Больше всех смущен был старый граф. Он вероятно не умел бы назвать того, что было причиной его смущенья, а причина эта была его денежные дела. Он решительно не знал, что у него есть, сколько у него долгов и что он в состоянии будет дать в приданое Вере. Когда родились дочери, каждой было назначено по 300 душ в приданое; но одна из этих деревень была уж продана, другая заложена и так просрочена, что должна была продаваться, поэтому отдать имение было невозможно. Денег тоже не было.
Берг уже более месяца был женихом и только неделя оставалась до свадьбы, а граф еще не решил с собой вопроса о приданом и не говорил об этом с женою. Граф то хотел отделить Вере рязанское именье, то хотел продать лес, то занять денег под вексель. За несколько дней до свадьбы Берг вошел рано утром в кабинет к графу и с приятной улыбкой почтительно попросил будущего тестя объявить ему, что будет дано за графиней Верой. Граф так смутился при этом давно предчувствуемом вопросе, что сказал необдуманно первое, что пришло ему в голову.
– Люблю, что позаботился, люблю, останешься доволен…
И он, похлопав Берга по плечу, встал, желая прекратить разговор. Но Берг, приятно улыбаясь, объяснил, что, ежели он не будет знать верно, что будет дано за Верой, и не получит вперед хотя части того, что назначено ей, то он принужден будет отказаться.
– Потому что рассудите, граф, ежели бы я теперь позволил себе жениться, не имея определенных средств для поддержания своей жены, я поступил бы подло…
Разговор кончился тем, что граф, желая быть великодушным и не подвергаться новым просьбам, сказал, что он выдает вексель в 80 тысяч. Берг кротко улыбнулся, поцеловал графа в плечо и сказал, что он очень благодарен, но никак не может теперь устроиться в новой жизни, не получив чистыми деньгами 30 тысяч. – Хотя бы 20 тысяч, граф, – прибавил он; – а вексель тогда только в 60 тысяч.
– Да, да, хорошо, – скороговоркой заговорил граф, – только уж извини, дружок, 20 тысяч я дам, а вексель кроме того на 80 тысяч дам. Так то, поцелуй меня.


Наташе было 16 лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом после того, как она с ним поцеловалась. С тех пор она ни разу не видала Бориса. Перед Соней и с матерью, когда разговор заходил о Борисе, она совершенно свободно говорила, как о деле решенном, что всё, что было прежде, – было ребячество, про которое не стоило и говорить, и которое давно было забыто. Но в самой тайной глубине ее души, вопрос о том, было ли обязательство к Борису шуткой или важным, связывающим обещанием, мучил ее.
С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.
Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.
Борис помнил ту Наташу в коротеньком платье, с черными, блестящими из под локон глазами и с отчаянным, детским смехом, которую он знал 4 года тому назад, и потому, когда вошла совсем другая Наташа, он смутился, и лицо его выразило восторженное удивление. Это выражение его лица обрадовало Наташу.
– Что, узнаешь свою маленькую приятельницу шалунью? – сказала графиня. Борис поцеловал руку Наташи и сказал, что он удивлен происшедшей в ней переменой.
– Как вы похорошели!
«Еще бы!», отвечали смеющиеся глаза Наташи.
– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.
Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.
Наташа сидела всё время молча, исподлобья глядя на него. Взгляд этот всё больше и больше, и беспокоил, и смущал Бориса. Он чаще оглядывался на Наташу и прерывался в рассказах. Он просидел не больше 10 минут и встал, раскланиваясь. Всё те же любопытные, вызывающие и несколько насмешливые глаза смотрели на него. После первого своего посещения, Борис сказал себе, что Наташа для него точно так же привлекательна, как и прежде, но что он не должен отдаваться этому чувству, потому что женитьба на ней – девушке почти без состояния, – была бы гибелью его карьеры, а возобновление прежних отношений без цели женитьбы было бы неблагородным поступком. Борис решил сам с собою избегать встреч с Наташей, нo, несмотря на это решение, приехал через несколько дней и стал ездить часто и целые дни проводить у Ростовых. Ему представлялось, что ему необходимо было объясниться с Наташей, сказать ей, что всё старое должно быть забыто, что, несмотря на всё… она не может быть его женой, что у него нет состояния, и ее никогда не отдадут за него. Но ему всё не удавалось и неловко было приступить к этому объяснению. С каждым днем он более и более запутывался. Наташа, по замечанию матери и Сони, казалась по старому влюбленной в Бориса. Она пела ему его любимые песни, показывала ему свой альбом, заставляла его писать в него, не позволяла поминать ему о старом, давая понимать, как прекрасно было новое; и каждый день он уезжал в тумане, не сказав того, что намерен был сказать, сам не зная, что он делал и для чего он приезжал, и чем это кончится. Борис перестал бывать у Элен, ежедневно получал укоризненные записки от нее и всё таки целые дни проводил у Ростовых.


Однажды вечером, когда старая графиня, вздыхая и крехтя, в ночном чепце и кофточке, без накладных буклей, и с одним бедным пучком волос, выступавшим из под белого, коленкорового чепчика, клала на коврике земные поклоны вечерней молитвы, ее дверь скрипнула, и в туфлях на босу ногу, тоже в кофточке и в папильотках, вбежала Наташа. Графиня оглянулась и нахмурилась. Она дочитывала свою последнюю молитву: «Неужели мне одр сей гроб будет?» Молитвенное настроение ее было уничтожено. Наташа, красная, оживленная, увидав мать на молитве, вдруг остановилась на своем бегу, присела и невольно высунула язык, грозясь самой себе. Заметив, что мать продолжала молитву, она на цыпочках подбежала к кровати, быстро скользнув одной маленькой ножкой о другую, скинула туфли и прыгнула на тот одр, за который графиня боялась, как бы он не был ее гробом. Одр этот был высокий, перинный, с пятью всё уменьшающимися подушками. Наташа вскочила, утонула в перине, перевалилась к стенке и начала возиться под одеялом, укладываясь, подгибая коленки к подбородку, брыкая ногами и чуть слышно смеясь, то закрываясь с головой, то взглядывая на мать. Графиня кончила молитву и с строгим лицом подошла к постели; но, увидав, что Наташа закрыта с головой, улыбнулась своей доброй, слабой улыбкой.
– Ну, ну, ну, – сказала мать.
– Мама, можно поговорить, да? – сказала Hаташa. – Ну, в душку один раз, ну еще, и будет. – И она обхватила шею матери и поцеловала ее под подбородок. В обращении своем с матерью Наташа выказывала внешнюю грубость манеры, но так была чутка и ловка, что как бы она ни обхватила руками мать, она всегда умела это сделать так, чтобы матери не было ни больно, ни неприятно, ни неловко.
– Ну, об чем же нынче? – сказала мать, устроившись на подушках и подождав, пока Наташа, также перекатившись раза два через себя, не легла с ней рядом под одним одеялом, выпростав руки и приняв серьезное выражение.
Эти ночные посещения Наташи, совершавшиеся до возвращения графа из клуба, были одним из любимейших наслаждений матери и дочери.
– Об чем же нынче? А мне нужно тебе сказать…
Наташа закрыла рукою рот матери.
– О Борисе… Я знаю, – сказала она серьезно, – я затем и пришла. Не говорите, я знаю. Нет, скажите! – Она отпустила руку. – Скажите, мама. Он мил?
– Наташа, тебе 16 лет, в твои года я была замужем. Ты говоришь, что Боря мил. Он очень мил, и я его люблю как сына, но что же ты хочешь?… Что ты думаешь? Ты ему совсем вскружила голову, я это вижу…
Говоря это, графиня оглянулась на дочь. Наташа лежала, прямо и неподвижно глядя вперед себя на одного из сфинксов красного дерева, вырезанных на углах кровати, так что графиня видела только в профиль лицо дочери. Лицо это поразило графиню своей особенностью серьезного и сосредоточенного выражения.
Наташа слушала и соображала.
– Ну так что ж? – сказала она.
– Ты ему вскружила совсем голову, зачем? Что ты хочешь от него? Ты знаешь, что тебе нельзя выйти за него замуж.
– Отчего? – не переменяя положения, сказала Наташа.
– Оттого, что он молод, оттого, что он беден, оттого, что он родня… оттого, что ты и сама не любишь его.
– А почему вы знаете?
– Я знаю. Это не хорошо, мой дружок.
– А если я хочу… – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу…
– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.


31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].