Примера B Насьональ
Primera B Nacional Argentina | |
Страна | |
---|---|
Основан | |
Кол-во команд |
20 |
Выход в | |
Выбывание в | |
Действующий победитель |
— |
Наиболее титулован | |
Сайт |
[www.afa.org.ar/ AFA] |
Сезон 2015 |
Примера B Насьональ (исп. Primera B Nacional) — соревнование по футболу среди клубов Аргентины, где выявляется чемпион второго по уровню дивизиона, а также команды, которые выходят в элитный дивизион.
Содержание
История
До 1948 года во Втором дивизионе выступали любительские команды (профессионализм в элите был введён в 1931 году). В 1949—1986 гг. назывался Дивизион B. С сезона 1986/1987 — Примера B Насьональ (или Насьональ B).
В последние годы лишь чемпион и команда, занявшая 2-е место в Насьональ B, выходят в элитную лигу вместо двух слабейших клубов Примеры, в то время как третья и четвёртая команды Примеры B Насьональ играют стыковые матчи с восемнадцатой и семнадцатой командами в сводной таблице вылета Примеры соответственно.
Сезон 2015
В 2015 году в Примере B Насьональ выступят следующие команды.
Чемпионы второго (по уровню) дивизиона Аргентины
Ниже представлен список чемпионов всех вторых по уровню дивизионов в структуре лиг чемпионата Аргентины. Однако зачастую в Аргентине подсчёт чемпионских титулов ведётся раздельно и не суммируется.
- Название дивизиона
Название | Годы |
---|---|
Amateur | 1899 — 1910 |
División Intermedia | 1911 — 1926 |
Primera B | 1927 — 1932 |
Segunda División | 1933 — 1948 |
- 1899 — Банфилд
- 1900 — Банфилд
- 1901 — Барракас Атлетик
- 1902 — Бельграно Атлетик II
- 1903 — Барракас Атлетик II
- 1904 — Барракас Атлетик II
- 1905 — Америка
- 1906 — Эстудиантес БА II
- 1907 — Насьональ
- 1908 — Ривер Плейт
- 1909 — Химнасия и Эсгрима БА
- 1910 — Расинг
- 1911 — Химнасия и Эсгрима Ла-Плата
- 1912 AAF — Феррокарриль Оэсте
- 1912 FAF — Тигре
- 1913 AAF — Уракан
- 1913 FAF — Флореста
- 1914 AAF — Хонор и Патрия
- 1914 FAF — Дефенсорес де Бельграно
- 1915 — Химнасия и Эсгрима Ла-Плата
- 1916 — Спортиво Барракас
- 1917 — Дефенсорес де Бельграно
- 1918 — Эурека
- 1919 AAF — Банфилд
- 1920 AAm — Барракас Сентраль
- 1920 AAF — Эль Порвенир
- 1920 AAm — Хенераль Митре
- 1921 AAF — Спортиво Док Суд
- 1921 AAm — Палермо
- 1922 AAF — Бока Хуниорс II
- 1922 AAm — Архентино дель Суд
- 1923 AAF — Бока Хуниорс II
- 1923 AAm — Либераль Архентино
- 1924 AAF — Чакарита Хуниорс
- 1924 AAm — Экскурсионистас
- 1925 AAF — Спортиво Балькарсе
- 1925 AAm — Тальерес (Ремедиос-де-Эскалада)
- 1926 AAF — Насьональ (Андроге)
- 1926 AAm — Хонор и Патрия
- 1927 — Эль Порвенир
- 1928 — Колехиалес
- 1929 — Хонор и Патрия
- 1930 — Нуэва Чикаго
- 1931 AAF — Либераль Архентино
- 1931 LAF — Не закончен
- 1932 AAF — Спортиво Док Суд
- 1932 LAF — Не закончен
- 1933 AAF — Рамсар
- 1933 LAF — Не закончен
- 1934 AAF — Белья Виста
- 1934 LAF — Ривер Плейт II
- 1935 — Эстудиантес Ла-Плата II
- 1936 — Бока Хуниорс II
- 1937 — Альмагро
- 1938 — Архентино де Кильмес
- 1939 — Банфилд
- 1940 — Архентинос Хуниорс
- 1941 — Чакарита Хуниорс
- 1942 — Росарио Сентраль
- 1943 — Велес Сарсфилд
- 1944 — Химнасия и Эсгрима Ла-Плата
- 1945 — Тигре
- 1946 — Банфилд
- 1947 — Химнасия и Эсгрима Ла-Плата
- 1948 — Архентинос Хуниорс
(лишён титула из-за всеобщей забастовки футболистов)
División B
- 1949 — Кильмес
- 1950 — Ланус
- 1951 — Росарио Сентраль
- 1952 — Химнасия и Эсгрима Ла-Плата
- 1953 — Тигре
- 1954 — Эстудиантес Ла-Плата
- 1955 — Архентинос Хуниорс
- 1956 — Атланта
- 1957 — Сентраль Кордова (Росарио)
- 1958 — Феррокарриль Оэсте
- 1959 — Чакарита Хуниорс
- 1960 — Лос-Андес (Ломас-де-Самора)
- 1961 — Кильмес
- 1962 — Банфилд
- 1963 — Феррокарриль Оэсте
- 1964 — Ланус
- 1965 — Колон (Санта-Фе)
- 1966 — Унион (Санта-Фе)
- 1967 — Дефенсорес де Бельграно
- 1968 — Альмагро
- 1969 — Феррокарриль Оэсте
- 1970 — Феррокарриль Оэсте
- 1971 — Ланус
- 1972 — Олл Бойз
- 1973 — Банфилд
- 1974 — Темперли
- 1975 — Кильмес
- 1976 — Платенсе (1 раунд)
- 1976 — Ланус (финал)
- 1977 — Эстудиантес БА
- 1978 — Феррокарриль Оэсте
- 1979 — Тигре
- 1980 — Сармьенто (Хунин)
- 1981 — Нуэва Чикаго
- 1982 — Сан-Лоренсо де Альмагро
- 1983 — Атланта
- 1984 — Депортиво Эспаньол
- 1985 — Росарио Сентраль
- 1986 — Депортиво Итальяно (ре-квалификационный турнир)
Насьональ B
- 1986/87 — Депортиво Арменио
- 1987/88 — Депортиво Мандию
- 1988/89 — Чако Фор Эвер
- 1989/90 — Уракан
- 1990/91 — Кильмес
- 1991/92 — Ланус
- 1992/93 — Банфилд
- 1993/94 — Химнасия и Эсгрима Хухуй
- 1994/95 — Эстудиантес Ла-Плата
- 1995/96 — Уракан Корьентес
- 1996/97 — Архентинос Хуниорс
- 1997/98 — Тальерес (Кордова)
- 1998/99 — Институто
- 1999/00 — Уракан
- 2000/01 — Банфилд
- 2001/02 — Олимпо
- 2002 Ап. — Атлетико Рафаэла
- 2003 Кл. — Атлетико Рафаэла
- 2003 Ап. — Институто
- 2004 Кл. — Альмагро
- 2004 Ап. — Тиро Федераль
- 2005 Кл. — Химнасия и Эсгрима Хухуй
- 2005 Ап. — Годой Крус
- 2006 Кл. — Нуэва Чикаго
- 2006 Ап. — Олимпо
- 2007 Кл. — Олимпо
- 2007-08 — Сан-Мартин (Тукуман)
- 2008-09 — Атлетико Тукуман
- 2009/10 — Олимпо
- 2010/11 — Атлетико Рафаэла
- 2011/12 — Ривер Плейт
- 2012/13 — Росарио Сентраль
- 2013/14 — Банфилд
- 2014 — Не выявлялся[1]
Напишите отзыв о статье "Примера B Насьональ"
Примечания
- ↑ Клубы были разбиты на две группы, первые пять команд в каждой из них получили путёвки в Примеру
См. также
Ссылки
- [www.afa.org.ar/ Официальный сайт Ассоциации Футбола Аргентины] (исп.) (англ.)
- [www.rsssf.com/tablesa/arg2champ.html Список чемпионов] (англ.)
- [fwh.mybb.ru/viewtopic.php?id=29 Чемпионат Аргентины по футболу (Примера В) на «Футболе Западного Полушария»] (рус.)
|
Отрывок, характеризующий Примера B Насьональ
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
– Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.
– Руби его! Я приказываю!.. – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин.
– Сабли вон! – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю.
Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула переднии, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
– Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О господи!» – послышалось чье то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.
«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.
«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».