Пэй Вэньчжун
| Пэй Вэньчжун | |
| 裴文中 | |
 | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: |
уезд Луаньсянь |
| Дата смерти: |
18 сентября 1982 (78 лет) |
| Научная сфера: | |
| Альма-матер: |
Пекинский университет (1927) |
Пэй Вэньчжун (кит. 裴文中; 5 марта 1904 — 18 сентября 1982) — китайский палеонтолог, археолог и антрополог, академик Китайской академии наук. Он считается основоположником китайской антропологии[1][2].
Биография
Пэй Вэньчжун родился в уезде Луаньсянь (ныне район Фэннань городского округа Таншань провинции Хэбэй). Он был младшим сыном школьного учителя Пэй Тинина. В восемь лет Пэй пошёл в начальную школу, в 1916 году из-за невозможности оплатить обучение в средней школе он поступил в государственную школу, готовившую учителей. В 1919 году Пэй примкнул к Движению 4 мая и за участие в демонстрации был на короткий срок отстранён от занятий[2].
Не найдя по завершении обучения работы учителем, Пэй в 1921 году переехал в Пекин, где два следующих года обучался на подготовительных курсах Пекинского университета. Затем он поступил на геологический факультет, также посещал занятия по литературе, к которой проявлял большой интерес. Одновременно с учёбой Пэй подрабатывал заменяющим учителем в местных школах, а также писал статьи в газеты. В 1927 году он окончил университет, но смог после этого получить только работу на полставки учителем геологии и биологии[2].
В 1928 году Пэй получил работу в Геологической службе Китая и был приставлен ассистентом к палеонтологу Ян Чжуньцзяню, который вёл раскопки в Чжоукоудяне, где ранее были обнаружены зубы синантропа. В следующем году Пэй возглавил проект, когда Ян отправился в другую экспедицию. Экспедиция проходила в тяжёлых условиях — до места раскопок учёным приходилось добираться на мулах, копать приходилось на дне 40-метровой расселины при плохой погоде. 1 декабря 1929 года Пэй обнаружил и извлёк целый череп шаньдиндунского человека[1].
До 1935 году Пэй продолжал работу в Чжоукоудяне, находя всё новые фрагменты. Он стал экспертом в ведении раскопок и анализе окаменелостей, в период 1929 по 1939 год стал автором более двадцати научных публикаций, среди которых были работы о фауне млекопитающих и окаменелостях с места раскопок. В 1931 году Пэй познакомился с французским археологом Анри Брейлем, который принял участие в раскопках в Чжоукоудяне. По приглашению Брейля Пэй в 1935 году отправился в Париж и продолжил обучение в Парижском университете. В июне 1937 года Пэй защитил докторскую диссертацию[2].
Пэй вернулся в Китай в октябре 1937 года, когда в разгаре была Японо-китайская война. До декабря 1941 года он оставался в Пекине, где руководил кайнозойской лабораторией Геологической службы Китая, после этого лаборатория была закрыта, а Пэй преподавал в Яньцзинском университете и Пекинском педагогическом университете. В первые послевоенные годы Пэй вынужден был продолжить преподавательскую деятельность, поскольку финансирование раскопок в Чжоукоудяне. После провозглашения КНР в 1949 году он оставался в Пекине, продолжал руководить кайнозойской лабораторией, а в период с декабря 1949 года по декабрь 1953 года был сотрудником министерства культуры, работал с музеями и занимался вопросами сохранности древностей[2].
В 1953 году была создана лаборатория палеонтологии позвоночных при Китайской академии наук, сменившая кайнозойскую лабораторию и вскоре реструктуризованная в Институт палеонтологии позвоночных и палеоантропологии (ИППП). В 1956 году Пэй возглавил исследовательский отдел ИППП, в 1963 году был назначен директором института и проработал в нём до своей смерти в 1982 году[2]. В 1955 году Пэй был избран академиком Китайской академии наук. Он был первым председателем Китайской ассоциации музеев естественной истории и вторым директором Пекинского музея естественной истории. Пэй написал несколько книг, включая первые труды о доисторическом Китае на китайском языке[1].
Напишите отзыв о статье "Пэй Вэньчжун"
Примечания
- ↑ 1 2 3 [english.ivpp.cas.cn/pe/cm/ CAS Members] (англ.). Institute of Vertebrate Paleontology and Paleoanthropology (23 September 2015). Проверено 10 ноября 2015.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Hor, Annie Y.; Miller-Antonio, Sari. Pei Wenzhong // New Dictionary of Scientific Biography / Koertge, Noretta. — Gale, 2008. — Т. 6. — P. 56-62. — ISBN 978-0-684-31320-7.</span>
</ol>
Отрывок, характеризующий Пэй Вэньчжун
– У графини просите, а я не распоряжаюсь.– Ежели затруднительно, пожалуйста, не надо, – сказал Берг. – Мне для Верушки только очень бы хотелось.
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
