П-44

П-44 (разговорное — «пэшка») — типовая серия панельных домов, спроектированная в конце 1970-х годов МНИИТЭП и производящаяся на ДСК-1 с 1978 года. П-44 и разработанные на её основе (П-44Т, П-44К и другие) — самая массовая типовая серия жилых домов в Москве. Дома этих серий есть также в Ростове-на-Дону, Ярославле, Иванове, Петрозаводске, Нижневартовске, Тынде и Кривом Роге.

В отличие от большинства своих современников (например, серии 1605), П-44 не «эволюционировала» из типовых проектов более ранних лет, а была принципиально новой разработкой. Дома серии выгодно отличались улучшенной планировкой квартир, большой кухней, наличием грузового лифта, предусмотренном в холле первого этажа местом для консьержки и т. д. Наибольшее распространение получили 2- и 4-секционные (секции П-44-1) 16-этажные дома, соединенные в «угловые» поворотной секцией (П-44-4).

С начала 1980-х годов эти дома стали возводить как альтернативу брежневкам практически во всех новых районах массовой жилой застройки Москвы: Братееве, Бусиново, Крылатском, Марьино, Митино, Орехово-Борисове, Строгино и других. Дома серии П-44 производились до 2000 года. В общей сложности было построено около полутора тысяч таких домов, из них около 1200 — в Москве. По состоянию на октябрь 2015 года, достраивается дом серии П-44 в московском районе Люберецкие Поля. С каждым годом дизайн новостроек серии П-44 видоизменялся: сначала расцветка была бело-голубой, затем бело-коричневой и начиная с 1988 года, и в середине 1990-х годов — бело-оранжевой. С каждым годом менялись и окна — если с 1980-х по 1996 год окна были деревянными, то начиная с 1997 года стали устанавливать пластиковые окна. Также поменялись указатели на 1-м этаже над лифтами — если с 1980 по 1993 год (а в некоторых домах данного типа аж до 1996 года) указатели были горизонтальными со шкалой, поделённой на квадраты (до 1982 г. шкала без разделений), соответствующие числу этажей (каждый квадрат подсвечивается в соответствии с расположением лифта), и стрелками направлений по бокам (до 1985 г. без стрелок), то начиная с 1993—1994 года указатели стали электронными, также поменялись и кнопки вызова этажей внутри лифта — если с 1980 по 1985 гг. были «залипающие» кнопки (ВП-53), с 1985 по 1993 гг. кнопки были круглыми с жёлтой подсветкой (ВП-710), то начиная с 1993—1994 гг. кнопки стали квадратными с красной подсветкой в углу кнопки. Со временем менялись даже плафоны освещения внутри лифта — если в 1980-е годы в качестве плафона использовался железный щит с решётками, то начиная с 1990-х годов плафоны стали пластмассовыми. В процессе ремонта старых лифтов железные щиты также меняют на пластмассовые плафоны. В 1990-х на основе П-44 была разработана серия П-44Т. Была улучшена планировка квартир, за счёт выноса вентиляционного короба в коридор еще больше увеличена площадь кухонь, предприняты меры по улучшению пожаробезопасности. Значительно преобразился внешний вид домов: плиточная бело-голубая отделка была заменена на красную, оранжевую и желтую «под кирпич», появились эркеры. Массовое производство домов новой серии началось в 1997 году и продолжается в настоящее время. Построено около 800 домов этой серии, из них в Москве — около 600.

Основное планировочное отличие «пэшки» от «брежневки» состоит в том, что в брежневских панельках начиная со второй половины 1970-х (примерно) стали совмещать лестницу и чёрный ход, включая пожарный выход (таким образом лестница была закрыта и недоступна, а порой вообще не освещена, так как аварийное освещение мог включить лишь вахтёр). С приходом и популяризацией серии П-44 в 1980-х лестницу вернули в открытое пространство этажа.

	П-44	П-44Т	П-44К
Годы	с 1978	с 1997	с 2006
Максимальная этажность	17	25	17
Квартир на этаже	4	4	4
Высота этажа, м	2,64	2,70	2,70
Толщина наружных стен, мм	300	300	300
Толщина перекрытий, мм	140	140	140
Санузел	в 1-комнатных совмещенный	в 1-комнатных совмещенный	в 1-комнатных совмещенный

Отрывок, характеризующий П-44

Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.