Рамулт, Стефан

Стефан Рамулт
Stefan Ramułt
Дата рождения:	22 декабря 1859(1859-12-22)
Место рождения:	Лишки, Австро-Венгрия
Дата смерти:	24 декабря 1913(1913-12-24) (54 года)
Место смерти:	Краков, Австро-Венгрия
Страна:	Австро-Венгрия
Научная сфера:	лингвистика
Альма-матер:	Львовский университет

Сте́фан Ра́мулт (польск. Stefan Ramułt; 22 декабря 1859, Лишки, Австро-Венгрия — 24 декабря 1913, Краков, Австро-Венгрия) — польский лингвист, известен как составитель первого наиболее объёмного кашубского словаря, автор исследований численности кашубского населения на рубеже XIX—XX веков, один из основателей этнографического общества (Towarzystwo Ludoznawcze) во Львове, член комиссии по языку Польской академии наук.

Биография

С. Рамулт родился в 1859 году в селе Лишки под Краковом на территории Южной Польши, входившей в то время в состав Австро-Венгерской империи, в детстве жил сначала в селе Санка (Sanka), расположенном также близ Кракова, а затем в селе Слемень (Ślemień) недалеко от города Живец в Карпатских горах. Во время учёбы в гимназии (в городе Вадовице в 1871—1879 годах) С. Рамулт заинтересовался кашубским языком после того, как прочитал книги Ф. Цейновы, в дальнейшем он старался найти любую информацию, касающуюся вопросов, связанных с этнической группой кашубов и их языком. В 1879 году поступил во Львовский университет, в котором проучился 4 года. В университете С. Рамулт изучал лингвистику, посещал лекции таких известных польских учёных, как А. Калина, А. Брюкнер и других.

После окончания университета С. Рамулт несколько лет (до 1888 года) посвятил своей главной научной работе — составлению кашубского словаря. В процессе сбора кашубской лексики С. Рамулт посетил несколько сёл в Центральной Кашубии. Первая часть словаря была издана в 1893 году, до выхода в печать эта работа была выставлена на конкурс С. Б. Линде в 1889 году и получила одну из наград. Значительную часть времени С. Рамулт посвятил также исследованию численности кашубского населения, помимо своих подсчётов, сделанных во время поездок по Кашубии, он использовал ответы на анкеты и запросы, разосланные по почте во все регионы проживания кашубов. С. Рамулт переписывался со многими учёными, занимавшимися исследованиями кашубов и их языка, собирал экспонаты для будущего кашубского музея, мечтал переехать жить в Кашубию, но по совету врачей не менять климат из-за болезни, оставался жить во Львове, а в конце своей жизни — в Кракове.

С. Рамулт умер в возрасте 54 лет в 1913 году, похоронен на Раковицком кладбище в Кракове. На надгробии его могилы высечена надпись «Стефан Рамулт. Исследователь Кашубского Поморья» (Stefan Ramułt. Badacz Pomorza Kaszubskiego).

Научная деятельность

Важнейшим вкладом С. Рамулта в изучение кашубского языка является составление «Словаря поморского языка, или кашубского» (Słownik języka pomorskiego czyli kaszubskiego), включающего около 14 000 слов. Попытки составления словаря кашубского языка осуществлялись и до С. Рамулта. Первыми по нескольку десятков кашубских слов собрали гданьский священник К. Мронговиуш и российский славист П. И. Прейс. После них словари составляли А. Гильфердинг — «Сборник основных слов кашубского наречия», 1861 (около 1200 слов); Г. Поблоцкий (G. Pobłocki) Słownik kaszubski z dodatkiem idyotyzmów chełmińskich i kociewskich, 1887 (около 1700 слов); Л. Бискупский (L. Biskupski) Słownik kaszubski porównawczy, 1891 (около 3000 слов), которые были недостаточно подробными и объёмными, а также нередко содержали ошибки. Издание в 1893 году в Кракове Академией Наук первой части «Словаря поморского языка, или кашубского» стало важнейшим событием для кашубской лексикографии того времени. С. Рамулт не ограничился только теми словами, которые неизвестны польскому языку (как Г. Поблоцкий и Л. Бискупский) — он включил в словарь всю существующую на тот момент кашубскую лексику, собранную в селениях Центральной Кашубии - в Пуцком, Вейхеровском, Картузском и частично Гданьском повятах (слова соответственно представлены в словаре в центральнокашубском произношении). Словарь С. Рамулта остаётся по сей день одним из наиболее полных кашубских словарей. Издание «Словаря поморского языка, или кашубского» вызвало оживлённую дискуссию на рубеже XIX—XX веков в научных кругах, связанную с изложенной в данной работе позицией — С. Рамулт не признавал кашубский польским диалектом, а считал его отдельным славянским языком, близким полабскому (вместе с которым они составляли, по его мнению, поморскую языковую группу, противопоставленную чешско-словацкой (моравской), сербской (лужицко-сербской) и польской группам). В споре о языковом статусе кашубского приняло большое число не только лингвистов, но и людей далёких от языкознания, эти споры продолжаются и в настоящее время.

В 1899 году Польской Академией наук была издана работа «Статистические данные по численности кашубского населения» (Statystyka ludności kaszubskiej), которая стала результатом масштабного исследования, проведённого С. Рамултом не только в Кашубии, но и в тех странах, куда кашубы активно эмигрировали в XIX веке (США, Канада, Бразилия и т. д.), по подсчётам С. Рамулта в Европе на 1892 год проживало 200 217 кашубов, а всего кашубов насчитывалось, включая кашубов Америки, 330 917 человек.

Кроме того кашубской проблематике С. Рамулт посвятил работу 1900 года «Несколько слов о словинцах поморских» (Kilka słów o Słowieńcach pomorskich). Помимо этого он занимался изучением малопольского говора села Слемень, где учёный провёл часть своего детства. Также С. Рамулт известен как один из основателей общества (Towarzystwo Ludoznawcze) во Львове, занимавшегося этнографией, и как член комиссии по языку Польской академии наук.

Публикации

Научные публикации С. Рамулта:

1. Ramułt S. Podania i opowieści ludu kaszubskiego. — Kraków, 1893.
2. Ramułt S. Słownik języka pomorskiego czyli kaszubskiego. — Kraków, 1893.
3. Ramułt S. Statystyka ludności kaszubskiej. — Kraków, 1899.
4. Ramułt S. Kilka słów o Słowieńcach pomorskich. — 1900.
5. Ramułt S. Słownik języka pomorskiego czyli kaszubskiego dzél II (przygotowanie i wstęp H. Horodyska). — Kraków, 1993.
6. Ramułt S. Słownik języka pomorskiego czyli kaszubskiego (scalił i znormalizował Jerzy Treder). — Gdańsk, 2003.

Ссылки

• Ramułt S. [www.rastko.net/rastko-ka/content/view/218/1/ Słownik języka pomorskiego czyli kaszubskiego (scalił i znormalizował Jerzy Treder)] (польск.). Растко-Кашуби — Rastkò-Kaszëbë — Rastko-Kaszuby (2004—2007). — Часть словаря С. Рамулта (A — Dżuk-wiwat) со вступлением 2003 года издания, подготовленного Е. Тредером. (Проверено 26 октября 2013)
• Geppert S. [www.naszekaszuby.pl/modules/myalbum/photo.php?lid=796 Kaszëbskô Jednota. Zdjęcia. Stefan Ramułt, 1859-1913, językoznawca, autor "Słownika języka pomorskiego czyli kaszubskiego", Kraków (cmentarz Rakowiecki), fot. W. Bobrowski] (польск.). Nasze Kaszuby (15.03.2004). — Могила С. Рамулта на Раковицком кладбище в Кракове. (Проверено 26 октября 2013)
• Ramułt S. [biblioteka.wejherowo.pl/dlibra/dlibra/docmetadata?id=2821&from=&dirids=1 Słownik języka pomorskiego czyli kaszubskiego] (польск.). Wejherowska Biblioteka Cyfrowa. — Словарь С. Рамулта в электронной библиотеке Вейхерова. (Проверено 26 октября 2013)

Отрывок, характеризующий Рамулт, Стефан

«Ну, за что они меня?…» думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.
– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.


Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.