Революционный военный совет (Гренада)
| Революционный военный совет | |
Общая информация | |
|---|---|
| Страна | |
| Предшествующее ведомство | |
| Дата упразднения | |
| Заменено на |
Временный консультативный совет |
| Штаб-квартира | |
| Председатель | |
Революционный военный совет (англ. Revolutionary Military Council) — высший орган власти Гренады 19—25 октября 1983 года. Создан чинами гренадских вооружённых сил после отстранения от власти и убийства Мориса Бишопа с его ближайшими сторонниками. Фактически являлся органом военной диктатуры. Свергнут интервенцией США.
Содержание
Партийный раскол и кровопролитие
В 1979 году на Гренаде был совершён государственный переворот, к власти пришла марксистская партия Новое движение ДЖУЭЛ во главе с Морисом Бишопом. Был установлен режим по типу «реального социализма», тесно связанный с Кубой и СССР.
К осени 1983 усугубились социально-экономические трудности и обострились противоречия в руководстве Нового движения ДЖУЭЛ. Премьер-министр Морис Бишоп и его сторонники склонялись к нормализации отношений с США. Радикальные коммунисты во главе с Бернардом Кордом (заместитель премьер-министра, главный партийный идеолог и экономист) и Хадсоном Остином (командующий Народно-революционной армией) выступали категорически против.
12 октября 1983 Морис Бишоп был смещён со всех постов и на следующий день взят под домашний арест. Народно-Революционное Правительство Гренады (PRG) фактически возглавил Бернард Корд. На острове начались столкновения между сторонниками Бишопа и правительственными силовиками. 19 октября 1983 сторонники Бишопа во главе с министром иностранных дел Юнисоном Уайтменом освободили экс-премьера. Они захватили Форт Руперт — главную базу гренадской армии. Правительственные силы атаковали Форт Руперт, захватили Бишопа и семерых его сторонников, в том числе Уайтмена и министра образования Жаклин Крефт. Все они были убиты на месте. (При этом считается, что Крефт находилась в состоянии беременности, хотя на это не было официального подтверждения.)
Совет и правительство
Вечером 19 октября по гренадскому радио выступил генерал Хадсон Остин. В своей речи (начатой словами «Братья и сёстры!», что создавало известную аллюзию) Остин обвинил Бишопа в «связях с контрреволюционерами» и намерении «уничтожить руководство партии», сообщил о его расстреле, объявил о роспуске PRG и создании Революционного военного совета (RMC), который сформирует правительство. Главной задачей этого органа Остин назвал «защиту от империалистического нападения»[1].
В состав Революционного военного совета входили:
председатель —
- генерал Хадсон Остин
заместители председателя —
- подполковник Эварт Лэйн
- подполковник Лиэм Джеймс
члены —
- майор Леон Корнуолл
- майор Кристофер Страуд
- майор Бэйзил Гахагэн
- майор Кит Робертс
- майор Ян Сент-Бернард
- майор Дэйв Бартоломью
- майор Джон Венту
- капитан Лестер Редхед
- капитан Хью Ромэйн
- капитан Фрэнсис Гилл
- лейтенант Каллистус Бернард
- лейтенант Рудольф Огилви
- лейтенант Эшли Фолкс
- лейтенант Сесил Прайм
- лейтенант Винсент Робертс
- второй лейтенант Кендрик Фрейзер
- второй лейтенант Рейборн Нельсон
Генерал Остин, командующий армией и член Политбюро Нового движения ДЖУЭЛ, принадлежал к высшему партийно-государственному руководству. Подполковники Лэйн, Джеймс и майор Венту были членами Политбюро. Майоры Корнуолл (начальник армейского полутправления), Бартоломью, Сент-Бернард состояли в ЦК партии. Капитан Гилл руководил Народно-революционной милицией. Лейтенант Фолкс возглавлял службу безопасности премьер-министра. Лейтенант Бернард командовал штурмом Форт Руперта и расстрелом Бишопа. В совокупности названные лица составляли командование вооружённых сил.
Ключевые позиции в RMC принадлежали представителям ортодоксально-коммунистической группы OREL.
RMC как орган высшей власти назначил несколько гражданских министров «технического правительства». Этот кабинет возглавил дипломат Джордж Рэндольф Буллен. Из членов правительства Бишопа в него вошли министр здравоохранения Кристофер Де Риггс и министр туризма Лиден Рэмдханни[2].
Интересно, что ни в RMC, ни даже в техническое правительство не вошёл Бернард Корд, являвшийся главным вдохновителем и организатором переворота.
Дни правления
Создание Революционного военного совета являлось попыткой преодолеть кризис режима методами военной диктатуры. Такие действия не характерны для коммунистических режимов, в которых обычно партийный аппарат руководит вооружёнными силами (а не наоборот). Приблизительным аналогом может считаться Военный совет национального спасения ПНР (WRON). Однако WRON пришёл к власти в существенно других обстоятельствах: перед ним стояла задача подавления массового оппозиционного движения, тогда как RMC возник в результате кровавого конфликта в самой правящей партии[3].
Существует предположение, что в перевороте был заинтересован СССР, поскольку в последний период правления Бишоп стал проявлять самостоятельность и налаживать связи с Западом. В то же время Корд придерживался однозначно просоветской и прокубинской линии[4].
Революционный военный совет находился у власти менее недели. За это время его деятельность фактически свелась к введению комендантского часа, производству арестов и пропагандистским «крикам отчаяния» типа «Нет — Рейгану!», «Нет — империалистической агрессии!»[5].
Значительной поддержки в гренадском обществе RMC не имел. Даже сторонники правящего режима ориентировались в основном на Мориса Бишопа лично и были возмущены его убийством. Характерно, что 91 % опрошенных гренадцев поддержали американскую интервенцию, начавшуюся 25 октября 1983[6].
После свержения
В последних числах октября американские войска свергли режим RMC и Нового движения ДЖУЭЛ. Руководители были взяты в плен и переданы новым властям Гренады.
Хадсон Остин, Эварт Лэйн, Лиэм Джеймс, Джон Венту, Леон Корнуолл, Дэйв Бартоломью, Кристофер Страуд, Сесил Прайм, Каллистус Бернард, Рейборн Нельсон предстали перед судом по делу «Гренада 17». Все они, кроме оправданного Нельсона, были приговорены к смертной казни с последующей заменой на длительные сроки заключения.
Причастность к RMC или аффилированным структурам в современной Гренаде рассматривается как компромат. Лидер партии Национально-демократический конгресс (NDC) Назим Бёрк вынужден категорически опровергать утверждения, будто он занимал пост министра финансов в «техническом правительстве» Буллена[7]. Винсент Робертс, состоявший в RMC и ставший председателем NDC, фигурирует в политических скандалах[8] .
Напишите отзыв о статье "Революционный военный совет (Гренада)"
Примечания
- ↑ [www.thegrenadarevolutiononline.com/austinradio.html Statement by General Hudson Austin on Behalf of the Revolutionary Military Council]
- ↑ [www.spiceislandertalkshop.com/cgi-bin/talkrec.cgi?submit=lt&fid=f1&msg_num=855316 The SpiceIslander TalkShop 855316]
- ↑ [vkrizis.ru/obschestvo/30-let-spustya-chto-prihodit-vsled-za-dekabryami/ 30 лет спустя: что приходит вслед за декабрями]
- ↑ [www.temadnya.ru/spravka/17oct2003/3259.html Исторические чтения. Переворот на далеком острове]
- ↑ [www.thegrenadarevolutiononline.com/page2c.html What Was the PRA, PRAF and PRM?]
- ↑ [aim.org/publications/aim_report/1983/11b.html THE GRENADA CHASM]
- ↑ [www.spiceislandertalkshop.com/talkshop/messages/852101.html Nazim Burke said «I was never with the RMC»]
- ↑ [www.spiceislandertalkshop.com/cgi-bin/talkrec.cgi?submit=lt&fid=f1&msg_num=916258 VINCENT ROBERTS APOLOGIZES TO GREGORY BOWEN AND KEITH MITCHELL]
Отрывок, характеризующий Революционный военный совет (Гренада)
– Что князь? – спросила она.– Их сиятельство с ними в том же доме стоят.
«Стало быть, он жив», – подумала княжна и тихо спросила: что он?
– Люди сказывали, все в том же положении.
Что значило «все в том же положении», княжна не стала спрашивать и мельком только, незаметно взглянув на семилетнего Николушку, сидевшего перед нею и радовавшегося на город, опустила голову и не поднимала ее до тех пор, пока тяжелая карета, гремя, трясясь и колыхаясь, не остановилась где то. Загремели откидываемые подножки.
Отворились дверцы. Слева была вода – река большая, справа было крыльцо; на крыльце были люди, прислуга и какая то румяная, с большой черной косой, девушка, которая неприятно притворно улыбалась, как показалось княжне Марье (это была Соня). Княжна взбежала по лестнице, притворно улыбавшаяся девушка сказала: – Сюда, сюда! – и княжна очутилась в передней перед старой женщиной с восточным типом лица, которая с растроганным выражением быстро шла ей навстречу. Это была графиня. Она обняла княжну Марью и стала целовать ее.
– Mon enfant! – проговорила она, – je vous aime et vous connais depuis longtemps. [Дитя мое! я вас люблю и знаю давно.]
Несмотря на все свое волнение, княжна Марья поняла, что это была графиня и что надо было ей сказать что нибудь. Она, сама не зная как, проговорила какие то учтивые французские слова, в том же тоне, в котором были те, которые ей говорили, и спросила: что он?
– Доктор говорит, что нет опасности, – сказала графиня, но в то время, как она говорила это, она со вздохом подняла глаза кверху, и в этом жесте было выражение, противоречащее ее словам.
– Где он? Можно его видеть, можно? – спросила княжна.
– Сейчас, княжна, сейчас, мой дружок. Это его сын? – сказала она, обращаясь к Николушке, который входил с Десалем. – Мы все поместимся, дом большой. О, какой прелестный мальчик!
Графиня ввела княжну в гостиную. Соня разговаривала с m lle Bourienne. Графиня ласкала мальчика. Старый граф вошел в комнату, приветствуя княжну. Старый граф чрезвычайно переменился с тех пор, как его последний раз видела княжна. Тогда он был бойкий, веселый, самоуверенный старичок, теперь он казался жалким, затерянным человеком. Он, говоря с княжной, беспрестанно оглядывался, как бы спрашивая у всех, то ли он делает, что надобно. После разорения Москвы и его имения, выбитый из привычной колеи, он, видимо, потерял сознание своего значения и чувствовал, что ему уже нет места в жизни.
Несмотря на то волнение, в котором она находилась, несмотря на одно желание поскорее увидать брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидать его, – ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала все, что делалось вокруг нее, и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она вступала. Она знала, что все это необходимо, и ей было это трудно, но она не досадовала на них.
– Это моя племянница, – сказал граф, представляя Соню, – вы не знаете ее, княжна?
Княжна повернулась к ней и, стараясь затушить поднявшееся в ее душе враждебное чувство к этой девушке, поцеловала ее. Но ей становилось тяжело оттого, что настроение всех окружающих было так далеко от того, что было в ее душе.
– Где он? – спросила она еще раз, обращаясь ко всем.
– Он внизу, Наташа с ним, – отвечала Соня, краснея. – Пошли узнать. Вы, я думаю, устали, княжна?
У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече.
Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.
Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.
Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…
Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
