Ренников, Андрей Митрофанович

Андрей Ренников
Имя при рождении:	Андрей Митрофанович Селитренников
Псевдонимы:	Ренников, Антар
Место рождения:	Кутаиси, Российская империя
Место смерти:	Ницца, Франция
Род деятельности:	журналист, писатель-прозаик, драматург

Андрей Ренников (настоящее имя Андрей Митрофанович Селитренников) (1882, Кутаиси — 23 ноября 1957, Ницца) — русский писатель, журналист.

Ранние годы

Андрей Митрофанович родился в 1882 году в Кутаиси в семье присяжного поверенного Митрофана Селитренникова. Детство писателя прошло на Кавказе: сначала в Батуме, затем в Тифлисе. Он учился в пансионе 1-й тифлисской классической гимназии. Мечтая стать музыкантом, играл на скрипке и изучал теорию музыки. Поступил в Новороссийский университет в Одессе, где окончил физико-математический и историко-филологический факультеты. Сочинение Ренникова «Система философии В. Вундта» было удостоено золотой медали. После окончания университета остался на кафедре философии, работая над диссертацией и ведя преподавательскую деятельность. Занялся журналистикой, сотрудничая с газетой «Одесский листок».

Работа в «Новом Времени»

В 1912 году переехал в Санкт-Петербург и начал журналистскую деятельность в газете А. С. Суворина «Новое время», став редактором отдела «Внутренние новости». Фельетоны, рассказы и очерки Ренникова, печатавшиеся в газете, принесли ему популярность. В 1912—1913 годах издавались его сатирические романы «Сеятели вечного», «Тихая заводь» и «Разденься, человек», очерки «Самостийные украинцы», «Золото Рейна» и «В стране чудес: правда о прибалтийских немцах», сборник рассказов «Спириты, или другие юмористические рассказы». Таким образом, А. Ренников сникал известность у всей читающей публики России, однако либерально настроенные пресса и критика обходили писателя стороной (так как «Новое время» имело репутацию крайне правой газеты). В 1914-1916 годах — редактировал сатирический еженедельник «Лукоморье» . В 1915 году Ренников содействовал И. Л. Солоневичу попасть в штат редакции «Нового времени», на обзоры провинциальной печати.

Революция 1917 года и Гражданская война

Февральскую революцию и Октябрьский переворот Ренников не принял и уехал в Ростов-на-Дону, занятый Добровольческой армией, где сотрудничая с ОСВАГом, работал редактором газеты «Заря России».

Эмиграция: Белград (1920—1926)

В марте 1920 года выехал из Новороссийска в Варну, откуда уехал в Югославию. В Белграде вместе с М. А. Сувориным (сыном А. С. Суворина) издавал газету «Новое Время» (1921—1926). Параллельно Ренников занимался драматургией: в Белграде вышла пьеса о жизни эмигрантов «Тамо далеко» (1922), в Софии изданы пьеса «Галлиполи» о добровольцах Белой Армии и комедия «Беженцы всех стран» (1925). В 1925—1926 годах вышли романы «Души живые», «Диктатор мира», «За тридевять земель».

Эмиграция: Париж (1926—1940)

В 1926 году Ренников предпринимал попытки перенести «Новое Время» в Париж, но безуспешно, после чего переехал в город один. В Париже он стал сотрудником газеты «Возрождение», в которой регулярно печатались рассказы, статьи и очерки о жизни русских эмигрантов, отрывки из новых произведений в рубрике «Маленький фельетон». В Париже выходили сборник рассказов «Незваные варяги» (1929) (о находчивости русских эмигрантов на чужбине) и детективный роман «Зеленые дьяволы».

Последние годы

В 1940 году из оккупированного немцами Парижа Ренников переехал на юг Франции, продолжая писать статьи для «Возрождения», с редакцией которого продолжал сотрудничать и после войны. Печатался также в газетах «Россия» и «Русская мысль». В послевоенные годы писателем использовался также другой псевдоним — «Антар», под которым выходили произведения в сборнике «Живым и гордым», в журналах «Возрождение», «Для вас», газетах «Вечернее время», «Галлиполи», «Заря» и роман «Кавказская рапсодия» (1952 год).

Умер 23 ноября 1957 года после тяжелой продолжительной болезни в Пастеровском госпитале Ниццы и был похоронен на кладбище Кокад.

Сочинения

• Незваные варяги. Париж, 1929.
• Комедии: Сказка жизни. Пестрая семья. Чертова карусель. Золотая работница. Брак по расчету. Жених. Встреча. Париж, 1931.
• Зеленые дьяволы. Разденься, человек! — М.: Престиж-бук, 2013. — 416 стр., илл. (Серия «Ретро библиотека приключений и научной фантастики»)

Ссылки

• [cyberleninka.ru/article/n/rennikov-selitrennikov-andrey-mitrofanovich-1882-1957 Аврамченко Г. Р. Ренников (Селитренников) Андрей Митрофанович (1882—1957).]
• [www.az-libr.ru/index.shtml?Persons&000/Src/0010/9a5e610e Попов В. В. Ренников Андрей Митрофанович {род.1882 г.}.]

Отрывок, характеризующий Ренников, Андрей Митрофанович

Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
– Дуняша! – прошептала она. – Дуняша! – вскрикнула она диким голосом и, вырвавшись из тишины, побежала к девичьей, навстречу бегущим к ней няне и девушкам.


17 го августа Ростов и Ильин, сопутствуемые только что вернувшимся из плена Лаврушкой и вестовым гусаром, из своей стоянки Янково, в пятнадцати верстах от Богучарова, поехали кататься верхами – попробовать новую, купленную Ильиным лошадь и разузнать, нет ли в деревнях сена.
Богучарово находилось последние три дня между двумя неприятельскими армиями, так что так же легко мог зайти туда русский арьергард, как и французский авангард, и потому Ростов, как заботливый эскадронный командир, желал прежде французов воспользоваться тем провиантом, который оставался в Богучарове.
Ростов и Ильин были в самом веселом расположении духа. Дорогой в Богучарово, в княжеское именье с усадьбой, где они надеялись найти большую дворню и хорошеньких девушек, они то расспрашивали Лаврушку о Наполеоне и смеялись его рассказам, то перегонялись, пробуя лошадь Ильина.
Ростов и не знал и не думал, что эта деревня, в которую он ехал, была именье того самого Болконского, который был женихом его сестры.
Ростов с Ильиным в последний раз выпустили на перегонку лошадей в изволок перед Богучаровым, и Ростов, перегнавший Ильина, первый вскакал в улицу деревни Богучарова.
– Ты вперед взял, – говорил раскрасневшийся Ильин.