Рыбинский, Николай Захарович

Николай Захарович Рыбинский
Имя при рождении:	Николай Захарович Рыбинский
Дата рождения:	1888(1888)
Место рождения:	Киев, Российская империя
Дата смерти:	21 февраля 1955(1955-02-21)
Место смерти:	Нью-Йорк, США
Гражданство:	Российская империя
Род деятельности:	военный, журналист, прозаик, драматург, режиссёр, актер
Направление:	проза, драматургия
Язык произведений:	русский

Николай Захарович (Захарьевич) Рыби́нский (октябрь 1888, Киев — 21 февраля 1955, Нью-Йорк) — участник Белого движения, штабс-капитан; русский журналист, писатель, драматург, актёр, режиссёр.

Биография

Родился в октябре 1888 г. Киеве. Окончил Киевский университет Святого Владимира. В чине прапорщика участвует в Первой мировой войне. В Белом движении в чине поручика в Добровольческой армии и ВСЮР. В 1920 г. работал в крымской вечерней газете, где вел театральный отдел.

Среди русской военной эмиграции

Вместе с Русской армией генерала П. Н. Врангеля попадает в Галлиполи, где занимается общественной и литературной работой. Штабс-капитан штаба 1-го армейского корпуса, один из основателей Общества Галлиполийцев. Вместе с Марковской железнодорожной роты капитаном В. В. Ореховым, и 6-го отдельного бронепоездного артдивизиона подпоручиком, профессором В. Х. Даватцем, подал генералу от инфантерии А. П. Кутепову рапорт с предложением основать Общество Галлиполийцев. По окончании Галлиполийского сидения попадает в Болгарию, откуда в 1922 г. выслан в Королевство Сербов Хорватов и Словенцев (Югославия). В 1925 г. штабс-капитан в составе 1-й Галлиполийской роты в Югославии.

Журналистская, литературная и театральная деятельность

Впоследствии переехал в Белград, где занимался журналистской, литературной и театральной деятельностью. Вместе с В. Х. Даватцем — редактор издательского отдела Общества Галлиполийцев и белградской газеты «Новое время», вплоть до её закрытия в 1930 г. Также сотрудничал в периодических изданиях русской эмиграции: «Россия и Славянство», «Возрождение», «Иллюстрированная Россия», «Часовой», «Казачий журнал». Активно участвовал в театральной жизни русской эмиграции в Югославии: писал пьесы, как актёр и режиссёр участвовал в театральных постановках. Вот как Николай Захарович рассказал об этой стороне своей деятельности: «… Пока существует у исполнителей и у публики потребность в устройстве своих русских спектаклей, значит — существует и жажда родной, чистой речи. А это значит, что мы не обезличенная русская пыль, а русские люди, не забывшие свою родину. Ведь каждый такой спектакль на чужбине — собрание и актеров и зрителей во имя той России, которая, без деления на партии, едина для всех.»

В этот период отдельными изданиями выходят его сборник «Галлиполийские рассказы» (посвящённые пребыванию 1-го армейского корпуса в Галлиполийском лагере) и «Лиза. Маленькая повесть».

Во время и после Второй мировой войны.

В 1941 г. во время бомбардировки Белграда Н. З. Рыбинский был ранен. Выйдя из больницы, поступил на курсы церковного устава. Впоследствии, как и многие русские военные эмигранты на Балканах, вступил в «Русский Корпус», участвовал в боевых действиях против коммунистов на территории Югославии. После поражения оказался в Мюнхене, в лагере для перемещённых лиц на территории замка Шляйсхайм, где в это время находились многие деятели русской культуры, проводились встречи писателей в которых Н.З.Рыбинский принимал участие. В 1951 г переехал в Нью-Йорк, продолжал заниматься журналистикой. Печатался в «Новом русском слове», «Часовом», «Русской мысли». Скончался в Нью-Йорке 21 февраля 1955 года от сердечного приступа. Похоронен на кладбище Ново-Дивеевского монастыря.

Ссылки и источники

• Незабытые могилы. Российское зарубежье: некрологи 1917—1997 в шести томах
• Волков С. В. , Стрелянов П. Н. Чины Русского корпуса. Биографический справочник в фотографиях
• Косик В. И. Что мне до вас мостовые Белграда? Очерки русской эмиграции в Белграде (1920—1950)
• Качаки Ј. Руске избеглице у Кральевини СХС/Југославији. Библиографија радова 1920—1944. — Белград, 2003. — С. 225—226.
• Диаспора. III. Новые материалы. — Париж; СПб., 2002.
• v-timm.livejournal.com/7242.html

Библиография

• Рыбинский Н. З. [slovo1.no-ip.org/knigi/%D0%9E%D1%81%D0%BD%D0%BE%D0%B2%D0%BD%D0%BE%D0%B9_%D1%81%D0%BF%D0%B8%D1%81%D0%BE%D0%BA/%D0%A0%D1%8B%D0%B1%D0%B8%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9%20%D0%93%D0%B0%D0%BB%D0%BB%D0%B8%D0%BF%D0%BE%D0%BB%D0%B8%D0%B9%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B5%20%D1%80%D0%B0%D1%81%D1%81%D0%BA%D0%B0%D0%B7%D1%8B.pdf Галлиполийские рассказы]. — Белград: Издание Главного Правления Общества Галлиполийцев, 1926.
• Рыбинский Н. З. Лиза. Маленькая повесть. — Белград: Издание газ. «Новое время», 1928.
• Рыбинский Н. З. Наказанная добродетель. Комедия-шутка в 1 действии. Театральная библиотека. Белград: Издание Белградского Русского Художественно-драматического Общества, 1928.
• Рыбинский Н. З. В Татьянин день (Случай в «Эльдорадо»), Беженская комедия в одном действии. — Белград, 1938. — (Издание автора).

Отрывок, характеризующий Рыбинский, Николай Захарович

– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.