Орехов, Василий Васильевич

	Василий Васильевич Орехов
Дата рождения	17 (29) сентября 1896
Место рождения	Российская империя, Орловская губерния, Мценский уезд, имение «Гостинное»
Дата смерти	6 июля 1990 (93 года)
Место смерти	Бельгия, Брюссель
Принадлежность	Российская империя ; Российская республика ; Белое движение
Род войск	пехота ; железнодорожные войска
Годы службы	1914—1920
Звание	капитан (1920)
Сражения/войны	Восточный фронт Первой мировой войны: Восточно-Прусская операция; Июньское наступление; и другие; Южный фронт Гражданской войны в России

В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Орехов.

Василий Васильевич Орехов (17 (29) сентября 1896(18960929), имение «Гостинное», Мценский уезд, Орловская губерния — 6 июля 1990, Брюссель) — русский зарубежный военный и общественный деятель, публицист, издатель журнала «Часовой», член Русского Обще-воинского союза (РОВС), основатель «Русского Национального Объединения» (РНО).

Биография

Происхождение

Василий Васильевич Орехов происходил из древнего дворянского рода. Родоначальником рода Ореховых был качук (татарский дворянский титул) Орхат-Урба, прибывший на Русь в качестве баскака (посла) хана Золотой Орды в XIV столетии. Став близким человеком к великому князю Дмитрию Донскому, он, приняв в 1381 году православие, женился на его племяннице, княжне Ольге Симеоновне Луговой. Крестным отцом его был сам великий князь Дмитрий Донской, из-за чего Орхат-Урба получил имя Василий Дмитриевич Орехов. Великий князь дал ему в наследство фамилию и земли угасшего тогда рода Ореховых, на которые имела косвенные права его супруга, княжна Луговая.

Отец В. В. Орехова, Василий Дмитриевич Орехов (1863—1933), служил в Министерстве путей сообщения, был сперва начальником эксплуатации Фастовской железной дороги, затем помощником начальника Риго-Орловской железной дороги. Мать В. В. Орехова, София Карловна Орехова, урожд. Строн-Строновская, происходила из старого дворянского рода Подольской губернии.

Жизнь в России

Орехов вырос в родовом имении «Гостинная», недалеко от уездного города Мценска, который был тесно связан с семьей Ореховых и долгое время управлялся Ореховыми, которые неизменно были то предводителями дворянства, то начальниками уезда.

Он учился сперва в Орловской гимназии (попав сразу же в третий класс), а затем в политехническом институте в Киеве.

Начало Первой мировой войны в 1914 году застало его, когда он был в Либаве (ныне — Лиепая) в гостях у своего брата, отбывавшего там воинскую повинность. Хотя В. В. Орехов в то время был ещё несовершеннолетним, он добился согласия родителей вступить добровольцем в армию и был принят в Старорусский 113-й пехотный полк.

В боях в Восточной Пруссии он был тяжело ранен. За храбрость он был награждён Георгиевским оружием. После излечения он был назначен в II железнодорожный батальон. Поскольку технически образованных офицеров нехватало, он быстро дошел до командования железнодорожной ротой, а позже был назначен командующим вновь образованного полевого бронепоезда. После Февральской Революции он воевал в 15-м Ударном батальоне, сформированном из верных солдат и офицеров, и во время наступления в районе города Сморгонь опять был ранен.

После большевистского переворота Ударный батальон соединился с 1-м Польским корпусом (Русской армии) генерала И. Р. Довбор-Мусницкого. Затем Орехов пробился к Добровольческой армии и стал участником Гражданской войны. Сперва он командовал бронепоездом «За честь Родины», затем отдельной железнодорожной ротой.

После временного интернирования поляками Орехов через Балканы отправился в Крым к генералу П. Н. Врангелю, который его назначил старшим офицером 1-й Железнодорожной роты генерала Маркова. 8 июля 1920 года Орехов был произведён в капитаны. Орехов участвовал в боях в Таврии.

Жизнь в эмиграции

В ноябре 1920 года Орехов со своей ротой из Феодосии эвакуировался в Константинополь. Затем он находился в лагере в Галлиполи, где издавал журнал «Галлиполи» и был одним из инициаторов создания «Общества Галлиполийцев».

После закрытия лагеря в Галлиполи Орехов сперва работал в строительном предприятии в Болгарии, потом переехал в Париж, где участвовал в создании «Галлиполийского собрания».

В 1930 году Орехов в Париже женился на Маргарите Владимировне Петровой (19 марта (1 апреля) 1909 — 16 сентября 1990), дочери полковника Генерального штаба и одного из первых русских военных лётчиков.

По приказу генерала Врангеля Орехов в 1929 году, уже после смерти генерала, начал издавать журнал «Часовой», в редакции которого состояли также Е. В. Тарусский и С. К. Терещенко. Этот журнал стал органом связи членов РОВС и вообще русской военной эмиграции. После начала гражданской войны в Испании социалистическое правительство Франции начало производить сильное давление на редакцию журнала, вставшего однозначно на сторону генерала Франко, из-за чего Орехов в 1936 году вынужден был переселиться в Брюссель, где он продолжал издавать журнал и основал «Русское национальное объединение» (РНО).

В 1937 году Орехов встречался с генералом Франко, с которым договорился о призыве добровольцев из рядов русской эмиграции для борьбы против республиканцев. Орехов организовал и русскоязычные передачи испанского радио. После гражданской войны генерал Франко наградил Орехова орденом «Звезда Изабеллы».

Во время германской оккупации Бельгии немцы приостановили издание журнала «Часовой», которое Орехов возобновил лишь в 1947 году. Последний номер журнала вышел в 1988 году и был посвящён тысячелетию крещения Руси.

Среди представителей Белой эмиграции Орехов десятилетиями пользовался большим уважением, о чём свидетельствует его обширная переписка, хранящаяся в семейном архиве. Долгие годы он был председателем Комитета по сохранению русского военного кладбища и часовни в Мурмелоне (Франция). В. В. Орехов принимал деятельное участие в сооружении православного храма-памятника во имя св. Иова Многострадального в Брюсселе, воздвигнутого на пожертвования эмигрантов в память о царской семье и всех вместе с ней убитых лиц.

Василий Васильевич Орехов скончался 6 июля 1990 года. Его супруга скончалась вскоре после него. Оба похоронены в Брюсселе.

Ореховы воспитали троих детей: дочерей Аллу (1931—1989), работавшую сестрой милосердия в разных частях мира и переселившуюся затем в Канаду, и Софию (род. 1932), вышедшую замуж за деятеля эмиграции Г. А. Рара, и сына Дмитрия (род. 1937), женившегося на Татьяне Скворцовой, дочери ветерана Первой мировой войны и Гражданской войны, деятеля РОВС и «Православного дела» Кузьмы Васильевича Скворцова.

Архивные материалы В. В. Орехова хранятся в Государственном архиве Российской Федерации, в фонде «Русское Зарубежье» и в Российском фонде культуры.

Награды

Георгиевское оружие
Орден св. Владимира 4-й ст. с мечами и бантом
Орден св. Анны 2-й ст.
Орден св. Станислава 2-й ст.
Орден св. Анны 3-ей ст. с мечами и бантом
Орден св. Станислава 3-ей ст. с мечами и бантом
Орден св. Анны 4-й ст. с надписью «За храбрость»
Мечи к ордену св. Анны 2-й степени
Георгиевский Крест 4-й степени
Бельгийский Королевский орден св. Леопольда 3-го класса
Звезда Изабеллы (Испания, 1939)
Крест за военные заслуги (Испания, 1947)
Нагрудный знак с надписью «Галлиполи 1920—1921»
Почётный знак 1-й степени Союза русских военных инвалидов в Бельгии

Сочинения

Стихотворение «Наступление», 1920
Стихотворение «Пусть», 1922
«Галлиполиец», Галлиполи 1921, Париж 1920-е годы
«Часовой», № 1—178, Париж 1929—1936
«Часовой», № 179—669, Брюссель 1936—1988
В. В. Орехов, Е. В. Тарусский: [archive.org/details/armiiaiflotvoenn00orie Армия и флот. Военный справочник.] Изд-во «Часовой», Париж 1931

Напишите отзыв о статье "Орехов, Василий Васильевич"

Литература

Бюллетень Российского национального объединения. — № 25.
Посев. — 1979. — № 6.
Посев. — 1990. — № 5.
Романов, Е. Р. В борьбе за Россию. Воспоминания. — М.: Голос, 1999. — ISBN 5-7117-0402-8.
Корляков, А. Русская эмиграция в фотографиях, Франция 1917—1947. — Париж, 2007.
Рар, Г. А. …И будет наше поколенье давать истории отчёт. Воспоминания. — М.: Русский путь, 2011. — ISBN 978-5-85887-382-2

Ссылки

[www.antibr.ru/albom/aa_0033.html Портрет В. В. Орехова].
[www.rusidea.org/?a=10003 Интервью с В. В. Ореховым, «Посев» № 6, 1979].
[rbr.lib.unc.edu/cm/card.html?record=s_chasovoi_03456&type=search&value=Часовой&letter=all&title=Часовой%20=%20La%20Sentinelle%20:%20%20орган%20связи%20русского%20воинства%20за%20рубежом|La%20Sentinelle%20=%20Часовой%20:%20%20орган%20связи%20русского%20воинства%20за%20рубежом&page=1 «Часовой» в Библиотеке Университета Северной Каролины].
[bse.chemport.ru/emigratsiya_belaya.shtml Упоминание в БСЭ].
[gramota.ru/lenta/news/8_385 Передача фонда В. В. Орехова в Россию].

Отрывок, характеризующий Орехов, Василий Васильевич

– Что такое? Что? – спрашивал князь Андрей.
Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.
– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.

В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала: