Сражение при Мезотене

Битва при Межотне — одно из сражений периода Отечественной войны 1812 года, которое проходило на территории Прибалтийских губерний Российской империи в районе городка Мезоттен; в нём военные подразделения российской армии сражались против прусских войск, участвовавших в войне на стороне Наполеона I.

Предыстория военной операции

Расстановка и соотношение сил

В первые дни сентября 1812 года военный контингент французского императора Наполеона Первого был сосредоточен на территории поместья Руйенталь (современное название Рундале), которое функционировало в качестве летней резиденции последнего фаворита Екатерины II Платона Александровича Зубова. Осадный артиллерийский парк, состоявший из 130 орудий, был полностью размещён в захваченном Руйентале, который подвергся жестокому разорению. В это время армейский контингент российского генерала Фаддея Фёдоровича Штейнгеля, состоявший из 8 пехотных и 2 кавалерийских полков, по приказу Александра I был расквартирован в Риге и приведён в состояние повышенной боевой готовности, поскольку наполеоновская армия планировала длительную блокаду лифляндской столицы.

Перед армией Штейнгеля, которая 10 сентября после стремительного марша прибыла в Ригу из Ревеля, была поставлена задача атаковать позиции наполеоновского артиллерийского полка совместно с военными подразделениями командующего рижским гарнизоном генерала Фёдора Фёдоровича Левиза. Необходимо было осуществить полный захват артиллерийского парка французов, чтобы ликвидировать опасность долговременной и нежелательной осады города. При этом армия наполеоновского военачальника генерала Иоганна Йорка, дислоцированная под укреплённой и стратегически важной Митавой (своеобразными «ключами от Риги») насчитывала 17 тысяч человек против 17 000 солдат, размещённых в Риге с учётом прибывших из Ревеля сил генерала Штейнгеля. Генерал Йорк обязан был подчиняться командующему 10 корпуса французской армии маршалу Этьену Жаку Макдональду, однако в реальности Йорк мог действовать вполне самостоятельно, в Курляндии он пользовался полной свободой действия не без ведома верховного командования наполеоновской армии.

Начало операции

Успешное наступление генерала Штейнгеля

Вскоре российский генерал Штейнегль разошёлся во взглядах с генерал-губернатором Риги Магнусом Густавом Эссеном, который предполагал резким внезапным ударом выбить неприятельские войска из Митавы, к которой против воли Штейнгеля отправил корпус полковника Розена. Сам Штейнгель, не забывавший о цели отвоевать оккупированный Руйенталь, решил предпринять наступление через Экау по направлению к Бовску, для чего снарядил армию, состоявшую из 18 000 пехотинцев, 23 артиллерийских орудий и 1300 кавалеристов. В результате стремительного наступления войскам Штейнгеля 26 сентября удалось обратить в бегство расстроившийся корпус генерала Горна, в результате чего генерал Йорк после длительных раздумий решил сдать Митаву и организованно отступить в сторону Бауски. Войска Йорка при Экау сперва пытались оказать упорное сопротивление, что обещало долгое противостояние, но подоспевшее подкрепление русской армии обошло армию Йорка с флангов, так что отступление прусского генерала оказалось наиболее удачным и безболезненным стратегическим решением.

Взятие Митавы русской армией

После входа войск полковника Розена в Митаву в городе был обнаружен большой оружейный ресурс, который был отправлен в Ригу. Сам Эссен в сопровождении курляндского гражданского губернатора Сиверса через день вступил в освобождённую Митаву. Тем временем отступившая армия генерала Йорка 28 сентября заняла новые позиции у Руйенталя, начав готовиться к генеральному сражению за стратегическое доминирование в Курляндской губернии. Проблема также заключалась в неблагоприятной для отступавшей армии характеристике местности: с передней стороны протекала небольшая речка Ислица, а сзади примыкал парковый комплекс при Руйентальском поместье Зубова, который существенно препятствовал маневрированию военных подразделений Иоганна Йорка. С обеих сторон к месту будущих боевых действий примыкали густые леса.

Военный совет в Руйентале, наращивание сил в прусской армии

По итогам продолжительного военного совещания в замке Руйенталь офицеры прусской оккупационной армии, которая оказалась почти заблокированной, хотя у неё была возможность продолжать организованное отступление в сторону основного корпуса маршала Этьена Жака Макдональда, приняли решение защищать передвижной артиллерийский парк. Большинство участников совета, представителей военного командования высказались категорически против того, чтобы оставить бесценное вооружение на произвол судьбы. В это время Магнус Эссен затребовал у генерала Штейнгеля несколько полков для отправки в Митаву, а сами солдаты Штейнгеля, стягивавшиеся к Руйенталю, потеряли выигранный ранее темп. Слишком обременительным для них оказался непрерывный многокилометровый марш из Ревеля в Ригу, так что военные элементарно устали, не получив необходимой передышки. К войску же генерала Йорка успели присоединиться ударные части генерала Клейста и три польских батальона, что повлияло на его боеспособность.

Сражение при Грефентале, отступление Бельгарда

Наконец, Штейнгель, задавшись целью блокировать левый фланг неприятельской армии, отправил военное соединение генерала Бельгарда, которое состояло из полка пехотинцев и двух артиллерийских установок. Перед подразделением стояла задача перейти вброд реку Лиелупе и внезапно атаковать противника передовыми ударными силами. Но при местечке Грефенталь авангардные подразделения Бельгарда вступили в противостояние с подоспевшим на помощь прусским отрядом генерала Клейста. Сражение продолжалось около пяти часов, противники выказали невероятное упорство и силу воли; прусские солдаты не желали отступать перед неослабевавшим натиском войска Бельгарда, а последнее не находило весомых средств для принуждения отряда Клейста к отступлению. Клейст отдал приказ захватить несколько каменных жилых домов, что создало Бельгарду особые сложности и помешало ему одержать быструю и решительную победу. В итоге поздним вечером к Клейсту подошло подкрепление, посланное Йорком, и Бельгард, оказавшись прижатым к берегу реки Гарозы и не имея возможностей продолжать борьбу за этот важный форпост, вынужден был скомандовать поспешное отступление.

Бой при Мезоттене, отход армии Штейнгеля, потеря Митавы

В этот стратегически выгодный момент опытный генерал Йорк отдал приказ атаковать расстроенные и деморализованные силы генерала Штейнгеля. Сражение произошло вблизи небольшого увеселительного заведения под названием Казачья корчма; она находилась немного севернее курляндского поместья баронессы Шарлотты Карловны Ливен в Мезоттене (современный Межотне). В результате стремительного нападения прусских солдат авангард русской армии был смещён со своих первоначальных позиций. Далее бой завязался у Медвежьей корчмы; в ходе него российские армейские части ощутили количественное и тактическое превосходство прусского войска, что заставило армию Штейнгеля организовать своевременное отступление в сторону Митавы. Главные силы русской армии в Курляндии должно было прикрывать военное подразделение генерал-майора Фока, прибывшее на поле сражения и с новыми силами вступившее в бой с прусским авангардом. Эссен, ставший в условиях военного времени фактическим управляющим Митавы, решил не дожидаться отступавшей армии Штейнгеля, а счёл за благо покинуть город, бросив его на произвол судьбы. Таким образом, Митава просто оказалась перехваченной наполеоновскими войсками. Администрация русской армии сохраняла власть над Митавой только два дня. В ходе военной операции при Грефентале и Мезоттене русская армия потеряла 2500 человек убитыми и ранеными; в свою очередь, прусский армейский контингент потерял около 1000 человек.

Дальнейшее развитие событий

Несмотря на сравнительно неудачный для русской армии исход сражения при Мезоттене дальнейшие события изменили расклад сил в противостоянии Отечественной войны на Прибалтийском направлении. После того, как армия Макдональда была остановлена при Мазъюмправе, командующий французскими войсками в Курлядндии отдал приказ направить в помощь Иоганну Йорку военный контингент генерала Башелю, удерживавший плацдарм при Динабурге (Даугавпилсе), который не смог справиться с ответственностью и надолго увяз в Курляндии. 6 октября 1812 года корпус российского военчальника Петра Христиановича Витгенштейна выбил армию захватчиков из Полоцка, а военные соединения генерала Штейнгеля были призваны на помощь развивавшей успех армии Витгенштейна из Курляндии.

Отрывок, характеризующий Сражение при Мезотене

– У него их двадцать незаконных, я думаю.
Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.


Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!
– Ma chere, il y a un temps pour tout, [Милая, на все есть время,] – сказала графиня, притворяясь строгою. – Ты ее все балуешь, Elie, – прибавила она мужу.
– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.
– Видите?… Кукла… Мими… Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей всё смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
– Ну, поди, поди с своим уродом! – сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. – Это моя меньшая, – обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое нибудь участие.
– Скажите, моя милая, – сказала она, обращаясь к Наташе, – как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?
Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.
Два молодые человека, студент и офицер, друзья с детства, были одних лет и оба красивы, но не похожи друг на друга. Борис был высокий белокурый юноша с правильными тонкими чертами спокойного и красивого лица; Николай был невысокий курчавый молодой человек с открытым выражением лица. На верхней губе его уже показывались черные волосики, и во всем лице выражались стремительность и восторженность.
Николай покраснел, как только вошел в гостиную. Видно было, что он искал и не находил, что сказать; Борис, напротив, тотчас же нашелся и рассказал спокойно, шутливо, как эту Мими куклу он знал еще молодою девицей с неиспорченным еще носом, как она в пять лет на его памяти состарелась и как у ней по всему черепу треснула голова. Сказав это, он взглянул на Наташу. Наташа отвернулась от него, взглянула на младшего брата, который, зажмурившись, трясся от беззвучного смеха, и, не в силах более удерживаться, прыгнула и побежала из комнаты так скоро, как только могли нести ее быстрые ножки. Борис не рассмеялся.
– Вы, кажется, тоже хотели ехать, maman? Карета нужна? – .сказал он, с улыбкой обращаясь к матери.
– Да, поди, поди, вели приготовить, – сказала она, уливаясь.
Борис вышел тихо в двери и пошел за Наташей, толстый мальчик сердито побежал за ними, как будто досадуя на расстройство, происшедшее в его занятиях.


Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
– Да ведь война, говорят, объявлена, – сказала гостья.
– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.