Сражение при Нюкарлебю

Сражение при Нюкарлебю
Основной конфликт: Русско-шведская война (1808—1809)
Дата	24 (12) июня 1808 года
Место	Нюкарлебю (Финляндия)
Итог	Победа Швеции
Противники
Российская империя Российская империя Швеция Швеция
Командующие
генерал-майор Янкович-де-Мириево генерал Клингспор
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно

Сражение при Нюкарлебю состоялся 24 июня (12 июня по старому стилю) 1808 года между шведскими и русскими войсками.

Перед сражением

К началу весенней кампании 1808 года генерал Раевский был выдвинут с 5-й пехотной дивизией далеко на север Финляндии. Там он рассчитывал легко удержаться против шведской армии Клингспора на позиции у Гамлекарлебю. На деле это оказалось трудным, потому что шведы хотя и бездействовали, но финское население энергично вело партизанские действия.

С целью сокращения коммуникационной линии Раевский считал необходимым отступить на юг к Вазе. Оставленный Раевским у Нюкарлебю арьергард находился под начальством генерал-майора Янковича и состоял из частей 23-го егерского полка, Пермского и Могилёвского пехотных полков, батальона Великолуцкого полка и отряда казаков, всего около 1300 человек и 7 орудий.

Как только Янкович узнал о наступлении шведов, он вечером 23 июня отправил свой обоз к Мунсала и для встречи ожидаемаго нападения занял следующее расположение:

Для прикрытия правого фланга и узла дорог у Ютас, откуда шел путь отступления, он отрядил батальон Великолуцкаго полка, который занял позицию на лесистой вершине, непосредственно к югу от помянутого перекрестка, выдвинув передовое охранение к близлежащему казённому винному складу. В самом городе и в его непосредственной близости стоял 23-й егерский полк, под командой полковника Фролова. На левом берегу реки стоял Могилёвский полк для обороны моста через реку, а далее к северу — Пермский для охранения находившегося там брода. Близ позиций как Пермского, так и Могилевского полков, расположены были орудия.

Охраняющие части были выдвинуты частью на левый берег, к устью реки, частью на правый, вдоль грунтовой дороги из Суклота, причём с восточной стороны охранение не было выставлено. Были приняты также меры и для поджога моста через реку.

Согласно составленному в шведской главной квартире наступательному плану, по выходе 4-й бригады к Гамлекарлебю, большая доля пехоты 2-й и 3-й бригад должна была частью охватить фланги русских, особенно правый, частью попытаться отрезать им путь отступления, пока остальная пехота и вся конница с артиллерией будет отвлекать внимание противника со стороны Сундбю.

Адлеркрейц находил Нюкарлебюскую позицию слишком сильной для того, чтобы она могла быть взята только фронтальной атакой.

После того, как 4-й батальон Саволакского пехотнаго полка и 3-й батальон Саволакских егерей, с 12 драгунами и 3-мя трехфунтовыми орудиями, были отделены с 21-го числа для выполнения особой задачи, о которой речь впереди, остальная часть 4-й бригады получила приказание 22-го выступить из Химанко и 24-го войти в Гамлакарлебю. От 2-й бригады отделён был в Ковиоки 1-й батальон Эстерботнийского полка, под начальством майора фон Оттера, где ему надлежало соединиться с принадлежащим к 3-й бригаде Нюландским батальоном и продвинуться к Сорвисту для действий против пути отступления противника. Главные силы 3-й бригады, выступившие 21-го из Гамлекарлебю и долженствовавшие у Сундбю соединиться со 2-й бригадой, направлены вместе с нею для главной атаки на Нюкарлебю.

Уже с вечера 23 июня 2-я и 3-я бригады под начальством Адлеркрейца выступили и продвинулись к деревне Суклот, где отданы были ближайшие распоряжения по атаке. В силу этих распоряжений, отряд Нюландских егерей с ротой Тавастгуского полка (всего 200 человек) под командой капитана Лангеншельда, выдвинулись к деревне Стурсуклот, где весь этот отряд на девятнадцати лодках переправился на другой берег реки, близ её устья, с целью напасть на находившиеся на другом берегу русские войска, после чего, наступая к городу, Лангеншельд должен был овладеть русской батареей.

В противоположном направлении, фон Дёбельн в 12:30 24 июня двинулся со всем Бьернеборгским полком (три батальона) по скверной тропе, которая выводила к городу. Он должен был пробраться к мосту, находившемуся в юго-западной части города, дабы отрезать русским отступление на правый берег реки. Только после его прибытия на место, на что рассчитывали к 4:00 и о чём условлено было оповестить звоном церковного колокола, считали возможным начать главную атаку вдоль дороги. Для ведения этой атаки должен был двинуться сам Адлеркрейц с 3-й бригадой и обеими артиллерийскими бригадами, находившимися под общим начальством майора Шарпантье.

В заключение, отряд фон Оттера, перейдя реку в 7 км южнее города, должен был «атаковать противника с тыла и овладеть батареею, которая расположена была по ту сторону Нюкарлебюского моста для его обстреливания».

Действительное выполнение этого плана не отвечало однако вполне тому, что было преднамечено.

Ход сражения

В 4 часа утра 24 июня голова главных сил столкнулась с расположенными вдоль большой дороги русскими сторожевыми постами, стоявшими несколько севернее их самой северной батареи. Прождав в течение получаса вренени условленного знака (колокольного звона), но не дождавшись его, отряд продолжал наступление. Авангард, под командой подполковника Веттергофа, в составе 1-го батальона Тавастгуского полка и нескольких драгун, сперва легко отбросил передовые посты русских; но последние скоро получили поддержку от 23-го егерского полка, устроивших засаду в лесу, к востоку от большой дороги, откуда они открыли оживленный мушкетный огонь. Два взвода, отделившиеся для прикрытия фланга, двинулись против русских, находившихся в лесу, но лишь после того, как они были поддержаны половиной остальной пехоты ававтарда, им удалось сломить сопротивление противника, и тогда наступление могло продолжаться.

В это же время и с другого берега реки русская пехота также открыла огонь, не причиняя шведам однако никакого вреда; когда же авангард проходил мимо расположенной на противоположном берегу хорошо скрытой батареи, последняя внезапно открыла сильный огонь против главных сил колонны. Огонь этот произвёл замешательство в наступлении; та часть авангарда, которая двигалась вдоль большой дороги, «расстроенными рядами» искала укрытия в придорожных канавах; но, так как стрельба русскими была ведена так плохо, что все выстрелы их перелетали через головы, то у шведов оказались всего лишь незначительные потери. Тем временем вступила в дело и шведская артиллерия. Три орудия обстреливали неприятельскую пехоту, а два отвечали на огонь русской батареи; последняя, от действия их, после 8 или 10 выстрелов, снялась с позиций и отступила, после чего шведские войска, не встречая дальнейшего сопротивления, вошли в город.

Янкович, находившийся во время только что описанного боя со своим штабом в городе, на правом берегу реки, получил вскоре донесение о вступлении шведов в ту часть его, которая расположена на левом берегу. Лангеншельду удалось, не встречая значительного сопротивления, продвинуться вдоль этого берега до тех пор, пока он несколько южнее находившейся здесь смолокурни не вынужден был вступить в бой с главными силами Пермского полка.

Янкович, признавая своевременным отступить, решил очистить правый берег, и в то самое время, как Тавастландцы ворвались в городские улицы, пробиваясь к берегу реки, дабы обстрелять находившегося надругом берегу противника, 23-й егерский полк отступал через мост, который тотчас же был охвачен дымом и пламенем.

Только теперь появилась у города голова Бьернеборгского полка. «Невзирая на все усилия», Дёбельн был задержан «неизвестною ему и свыше всяких предположений дурною и топкою дорогою», и таким образом, попытка отрезать находившиеся на правом берегу реки русские войска в количестве 400 человек с 4-мя орудиями, не удалась. Досадуя на эту задержку, Дёбельн во главе своих Бьернеборгцев бросился в воду, желая перейти вброд реку, но должен был вернуться назад, с большим трудом избавившись от опасности утонуть в быстрых и глубоких водах речки с частью своих солдат.

Фролов, с 23-м егерским полком, поддерживаемый расположенной близ моста русской артиллерией, а с леваго фланга прикрываемый Пермским полком, который продолжал удерживать Лангеншельда, попытался было ещё в течение часа держаться на левом берегу; но, когда шведская артиллерия, два орудия которой сперва обстреливали русских с северной окранны города, с четырьмя орудиями поднялась к кирке и оттуда начала картечью обстреливать противоположный берег, Янкович отдал приказание, чтобы и последний был очищен Фроловым и русские стали отходить к Ютасу. Решение отступить было вызвано опасением русских, чтобы Дебельну не удалось перейти реку где либо южнее, например около Форсбакка, а также и сведениями, полученными со стороны Ютаса.

Здесь уже два часа тому назад фон Оттер вступил в бой с мушкетерским батальоном Великолуцкого полка. Оба Эстерботийских и Нюландских батальона 23-го достигли Сорвист, где встретили высланных из главной квартиры обер-адъютанта фон Оттера и штабс-адъютанта фон Кремера, с поручением оказать содействие начальнику отряда в руководстве предстоящим боем.

В ночь на 24 июня, фон Оттер выступил и продвинулся примерно на 3—4 мили в направлении к известному пункту дереправы Драка, стараясь насколько возможно тщательнее скрыть своё движение от казачьих патрулей. При содействии местных крестьян, собрано было 14 лодок и два небольших парома, на которых оба батальона перешли реку к трем часам утра, после чего фон Оттер, оставив 50 человек для охраны лодок близ Драка и такое же количество близ двора Рюссе, продолжал движение к северу. После четверти мили марша, он столкнулся с русскими сторожевыми частями близ казённой винокурни. Передовой отряд, ведомый прапорщиком Эстроботнийского полка Херлиным, составил цепь, выступая правым флангом, опиравшимся на речку, а левый прижав к топкому болоту в лесу, а между ними пустив сомкнутую часть, которая произвела «атаку» с «наивозможною энергиею». Русские были вынуждены податься несколько назад.

Пока часть отряда фон Оттера наступала вдоль дороги, другие части распространились по лесу в целях охвата правого фланга русского батальона. Последний, получив приказание оборонять Ютас как можно дольше, сосредоточил свою оборону на лесистой высоте южнее перекрестка, где оказал энергичное сопротивление «с выдающеюся храбростью атакуя многократно в штыки неприятеля» с фронта, причём бой на флангах прерывался.

Благодаря незначительности успеха, достигнутого фон Оттером, Янковичу удалось без значительных потерь достигнуть своего пути отступления через Ютас. Дёбельн пытался всеми силами помешать ему в этом, но это ему удалось поздно, лишь только после того как он сумел переправить через реку свою пехоту, вместе с двумя трехфунтовыми орудиями.

Затем войска Дебельна, присоединив к себе Лангеншельда, продолжали преследование. Главные силы наступали вдоль большой дороги, причём две роты пошли целиною, южнее озера Стенес к Бонес, но так как русским уже удалось укрыться, то марш был направлен к хутору Лойлакс, севернее кирки Мунсала. Такое наступление Лангеншельд продолжал только до Ютаса, а здесь он приостановился, дабы совместно с фон Оттером обеспечить левый фланг от ожидаемого нападения со стороны Юттериепо.

Фон Оттер дошёл только до Ютаса, где он ограничился занятием постоялого двора. Невзирая на то, что в течение трёхчасового боя его отряд не понес других потерь, кроме одного убитаго и двух раненых солдат, он счёл рискованным дальнейшее преследование русских. Он стал охранять горящий мост и считал своё положение небезопасным, пока не получит подкреплений с правого берега.

Итоги сражения

Все потери шведов (по шведским данным) во время столкновения у Нюкарлебю ограничивались вышеупомянутыми 1 убитым и 2 ранеными, тогда как у русских потери доходили до 63 убитых, 8 раненых и пленными 1 офицера, 1 унтер-офицера и 61 рядовых. По рапорту Янковича потери русских согласуются с данными шведской стороны, потери шведов он показывает в 10 человек.

Клингспор, лично прибывший в Нюкарлебю к концу боя, достиг теперь «овладения путями к Лаппо и Вазе». Через Вазу он ожидал прибытия из Швеции экспедиционного корпуса Бергенстроле. Отряд Янковича не оказал шведам сколько нибудь значительного противодействия и почти все пути были открыты для их дальнейшего движения, так как русские войска, непосредственно после боя у Нюкарлебю, поспешно отступили к Оравайсу, а на следующий день к Веро, где заняли позицию вместе с 26-м егерским полком и еще одним батальоном Великолуцкого полка, с которыми Раевский двинулся для поддержки отступавших.

Но фельдмаршал Клингспор не нашел нужным спешить. О Бергенстроле еще ничего не было слышно; мост на реке был разрушен, что затрудняло переправу тем бригадам, которые ещё находились на правом берегу реки; из них 4-я бригада стояла еще в Гамлекарлебю, а 1-я ушла в Пихайоки. Отказавшись от преследования Янковича он вернул в Нюкарлебю 2-ю и 3-ю бригады.

Источники

• Военная энциклопедия / Под ред. В. Ф. Новицкого и др. — СПб.: т-во И. В. Сытина, 1911—1915. — С. 63—64.
• [dlib.rsl.ru/viewer/01003542959#?page=5 Михайловский-Данилевский А. И. Описание Финляндской войны на сухом пути и на море в 1808 и 1809 годах. — СПб., 1841. — С. 154—155]
• Шведская война 1808—1809 гг. Составлена военно-историческим отделом Шведского Генерального штаба. Перевод группы офицеров бывшего Финляндского военного округа под общей редакцией генерал-майора Алексеева и полковника Ниве. Часть III. — СПб., 1910. — С. 124—131.

Отрывок, характеризующий Сражение при Нюкарлебю

– Отец очень богат и скуп. Он живет в деревне. Знаете, этот известный князь Болконский, отставленный еще при покойном императоре и прозванный прусским королем. Он очень умный человек, но со странностями и тяжелый. La pauvre petite est malheureuse, comme les pierres. [Бедняжка несчастлива, как камни.] У нее брат, вот что недавно женился на Lise Мейнен, адъютант Кутузова. Он будет нынче у меня.
– Ecoutez, chere Annette, [Послушайте, милая Аннет,] – сказал князь, взяв вдруг свою собеседницу за руку и пригибая ее почему то книзу. – Arrangez moi cette affaire et je suis votre [Устройте мне это дело, и я навсегда ваш] вернейший раб a tout jamais pan , comme mon староста m'ecrit des [как пишет мне мой староста] донесенья: покой ер п!. Она хорошей фамилии и богата. Всё, что мне нужно.
И он с теми свободными и фамильярными, грациозными движениями, которые его отличали, взял за руку фрейлину, поцеловал ее и, поцеловав, помахал фрейлинскою рукой, развалившись на креслах и глядя в сторону.
– Attendez [Подождите], – сказала Анна Павловна, соображая. – Я нынче же поговорю Lise (la femme du jeune Болконский). [с Лизой (женой молодого Болконского).] И, может быть, это уладится. Ce sera dans votre famille, que je ferai mon apprentissage de vieille fille. [Я в вашем семействе начну обучаться ремеслу старой девки.]


Гостиная Анны Павловны начала понемногу наполняться. Приехала высшая знать Петербурга, люди самые разнородные по возрастам и характерам, но одинаковые по обществу, в каком все жили; приехала дочь князя Василия, красавица Элен, заехавшая за отцом, чтобы с ним вместе ехать на праздник посланника. Она была в шифре и бальном платье. Приехала и известная, как la femme la plus seduisante de Petersbourg [самая обворожительная женщина в Петербурге,], молодая, маленькая княгиня Болконская, прошлую зиму вышедшая замуж и теперь не выезжавшая в большой свет по причине своей беременности, но ездившая еще на небольшие вечера. Приехал князь Ипполит, сын князя Василия, с Мортемаром, которого он представил; приехал и аббат Морио и многие другие.
– Вы не видали еще? или: – вы не знакомы с ma tante [с моей тетушкой]? – говорила Анна Павловна приезжавшим гостям и весьма серьезно подводила их к маленькой старушке в высоких бантах, выплывшей из другой комнаты, как скоро стали приезжать гости, называла их по имени, медленно переводя глаза с гостя на ma tante [тетушку], и потом отходила.
Все гости совершали обряд приветствования никому неизвестной, никому неинтересной и ненужной тетушки. Анна Павловна с грустным, торжественным участием следила за их приветствиями, молчаливо одобряя их. Ma tante каждому говорила в одних и тех же выражениях о его здоровье, о своем здоровье и о здоровье ее величества, которое нынче было, слава Богу, лучше. Все подходившие, из приличия не выказывая поспешности, с чувством облегчения исполненной тяжелой обязанности отходили от старушки, чтобы уж весь вечер ни разу не подойти к ней.
Молодая княгиня Болконская приехала с работой в шитом золотом бархатном мешке. Ее хорошенькая, с чуть черневшимися усиками верхняя губка была коротка по зубам, но тем милее она открывалась и тем еще милее вытягивалась иногда и опускалась на нижнюю. Как это всегда бывает у вполне привлекательных женщин, недостаток ее – короткость губы и полуоткрытый рот – казались ее особенною, собственно ее красотой. Всем было весело смотреть на эту, полную здоровья и живости, хорошенькую будущую мать, так легко переносившую свое положение. Старикам и скучающим, мрачным молодым людям, смотревшим на нее, казалось, что они сами делаются похожи на нее, побыв и поговорив несколько времени с ней. Кто говорил с ней и видел при каждом слове ее светлую улыбочку и блестящие белые зубы, которые виднелись беспрестанно, тот думал, что он особенно нынче любезен. И это думал каждый.
Маленькая княгиня, переваливаясь, маленькими быстрыми шажками обошла стол с рабочею сумочкою на руке и, весело оправляя платье, села на диван, около серебряного самовара, как будто всё, что она ни делала, было part de plaisir [развлечением] для нее и для всех ее окружавших.
– J'ai apporte mon ouvrage [Я захватила работу], – сказала она, развертывая свой ридикюль и обращаясь ко всем вместе.
– Смотрите, Annette, ne me jouez pas un mauvais tour, – обратилась она к хозяйке. – Vous m'avez ecrit, que c'etait une toute petite soiree; voyez, comme je suis attifee. [Не сыграйте со мной дурной шутки; вы мне писали, что у вас совсем маленький вечер. Видите, как я одета дурно.]
И она развела руками, чтобы показать свое, в кружевах, серенькое изящное платье, немного ниже грудей опоясанное широкою лентой.
– Soyez tranquille, Lise, vous serez toujours la plus jolie [Будьте спокойны, вы всё будете лучше всех], – отвечала Анна Павловна.
– Vous savez, mon mari m'abandonne, – продолжала она тем же тоном, обращаясь к генералу, – il va se faire tuer. Dites moi, pourquoi cette vilaine guerre, [Вы знаете, мой муж покидает меня. Идет на смерть. Скажите, зачем эта гадкая война,] – сказала она князю Василию и, не дожидаясь ответа, обратилась к дочери князя Василия, к красивой Элен.
– Quelle delicieuse personne, que cette petite princesse! [Что за прелестная особа эта маленькая княгиня!] – сказал князь Василий тихо Анне Павловне.
Вскоре после маленькой княгини вошел массивный, толстый молодой человек с стриженою головой, в очках, светлых панталонах по тогдашней моде, с высоким жабо и в коричневом фраке. Этот толстый молодой человек был незаконный сын знаменитого Екатерининского вельможи, графа Безухого, умиравшего теперь в Москве. Он нигде не служил еще, только что приехал из за границы, где он воспитывался, и был в первый раз в обществе. Анна Павловна приветствовала его поклоном, относящимся к людям самой низшей иерархии в ее салоне. Но, несмотря на это низшее по своему сорту приветствие, при виде вошедшего Пьера в лице Анны Павловны изобразилось беспокойство и страх, подобный тому, который выражается при виде чего нибудь слишком огромного и несвойственного месту. Хотя, действительно, Пьер был несколько больше других мужчин в комнате, но этот страх мог относиться только к тому умному и вместе робкому, наблюдательному и естественному взгляду, отличавшему его от всех в этой гостиной.
– C'est bien aimable a vous, monsieur Pierre , d'etre venu voir une pauvre malade, [Очень любезно с вашей стороны, Пьер, что вы пришли навестить бедную больную,] – сказала ему Анна Павловна, испуганно переглядываясь с тетушкой, к которой она подводила его. Пьер пробурлил что то непонятное и продолжал отыскивать что то глазами. Он радостно, весело улыбнулся, кланяясь маленькой княгине, как близкой знакомой, и подошел к тетушке. Страх Анны Павловны был не напрасен, потому что Пьер, не дослушав речи тетушки о здоровье ее величества, отошел от нее. Анна Павловна испуганно остановила его словами:
– Вы не знаете аббата Морио? он очень интересный человек… – сказала она.
– Да, я слышал про его план вечного мира, и это очень интересно, но едва ли возможно…
– Вы думаете?… – сказала Анна Павловна, чтобы сказать что нибудь и вновь обратиться к своим занятиям хозяйки дома, но Пьер сделал обратную неучтивость. Прежде он, не дослушав слов собеседницы, ушел; теперь он остановил своим разговором собеседницу, которой нужно было от него уйти. Он, нагнув голову и расставив большие ноги, стал доказывать Анне Павловне, почему он полагал, что план аббата был химера.
– Мы после поговорим, – сказала Анна Павловна, улыбаясь.
И, отделавшись от молодого человека, не умеющего жить, она возвратилась к своим занятиям хозяйки дома и продолжала прислушиваться и приглядываться, готовая подать помощь на тот пункт, где ослабевал разговор. Как хозяин прядильной мастерской, посадив работников по местам, прохаживается по заведению, замечая неподвижность или непривычный, скрипящий, слишком громкий звук веретена, торопливо идет, сдерживает или пускает его в надлежащий ход, так и Анна Павловна, прохаживаясь по своей гостиной, подходила к замолкнувшему или слишком много говорившему кружку и одним словом или перемещением опять заводила равномерную, приличную разговорную машину. Но среди этих забот всё виден был в ней особенный страх за Пьера. Она заботливо поглядывала на него в то время, как он подошел послушать то, что говорилось около Мортемара, и отошел к другому кружку, где говорил аббат. Для Пьера, воспитанного за границей, этот вечер Анны Павловны был первый, который он видел в России. Он знал, что тут собрана вся интеллигенция Петербурга, и у него, как у ребенка в игрушечной лавке, разбегались глаза. Он всё боялся пропустить умные разговоры, которые он может услыхать. Глядя на уверенные и изящные выражения лиц, собранных здесь, он всё ждал чего нибудь особенно умного. Наконец, он подошел к Морио. Разговор показался ему интересен, и он остановился, ожидая случая высказать свои мысли, как это любят молодые люди.


Вечер Анны Павловны был пущен. Веретена с разных сторон равномерно и не умолкая шумели. Кроме ma tante, около которой сидела только одна пожилая дама с исплаканным, худым лицом, несколько чужая в этом блестящем обществе, общество разбилось на три кружка. В одном, более мужском, центром был аббат; в другом, молодом, красавица княжна Элен, дочь князя Василия, и хорошенькая, румяная, слишком полная по своей молодости, маленькая княгиня Болконская. В третьем Мортемар и Анна Павловна.
Виконт был миловидный, с мягкими чертами и приемами, молодой человек, очевидно считавший себя знаменитостью, но, по благовоспитанности, скромно предоставлявший пользоваться собой тому обществу, в котором он находился. Анна Павловна, очевидно, угощала им своих гостей. Как хороший метрд`отель подает как нечто сверхъестественно прекрасное тот кусок говядины, который есть не захочется, если увидать его в грязной кухне, так в нынешний вечер Анна Павловна сервировала своим гостям сначала виконта, потом аббата, как что то сверхъестественно утонченное. В кружке Мортемара заговорили тотчас об убиении герцога Энгиенского. Виконт сказал, что герцог Энгиенский погиб от своего великодушия, и что были особенные причины озлобления Бонапарта.
– Ah! voyons. Contez nous cela, vicomte, [Расскажите нам это, виконт,] – сказала Анна Павловна, с радостью чувствуя, как чем то a la Louis XV [в стиле Людовика XV] отзывалась эта фраза, – contez nous cela, vicomte.
Виконт поклонился в знак покорности и учтиво улыбнулся. Анна Павловна сделала круг около виконта и пригласила всех слушать его рассказ.
– Le vicomte a ete personnellement connu de monseigneur, [Виконт был лично знаком с герцогом,] – шепнула Анна Павловна одному. – Le vicomte est un parfait conteur [Bиконт удивительный мастер рассказывать], – проговорила она другому. – Comme on voit l'homme de la bonne compagnie [Как сейчас виден человек хорошего общества], – сказала она третьему; и виконт был подан обществу в самом изящном и выгодном для него свете, как ростбиф на горячем блюде, посыпанный зеленью.
Виконт хотел уже начать свой рассказ и тонко улыбнулся.
– Переходите сюда, chere Helene, [милая Элен,] – сказала Анна Павловна красавице княжне, которая сидела поодаль, составляя центр другого кружка.
Княжна Элен улыбалась; она поднялась с тою же неизменяющеюся улыбкой вполне красивой женщины, с которою она вошла в гостиную. Слегка шумя своею белою бальною робой, убранною плющем и мохом, и блестя белизною плеч, глянцем волос и брильянтов, она прошла между расступившимися мужчинами и прямо, не глядя ни на кого, но всем улыбаясь и как бы любезно предоставляя каждому право любоваться красотою своего стана, полных плеч, очень открытой, по тогдашней моде, груди и спины, и как будто внося с собою блеск бала, подошла к Анне Павловне. Элен была так хороша, что не только не было в ней заметно и тени кокетства, но, напротив, ей как будто совестно было за свою несомненную и слишком сильно и победительно действующую красоту. Она как будто желала и не могла умалить действие своей красоты. Quelle belle personne! [Какая красавица!] – говорил каждый, кто ее видел.
Как будто пораженный чем то необычайным, виконт пожал плечами и о опустил глаза в то время, как она усаживалась перед ним и освещала и его всё тою же неизменною улыбкой.
– Madame, je crains pour mes moyens devant un pareil auditoire, [Я, право, опасаюсь за свои способности перед такой публикой,] сказал он, наклоняя с улыбкой голову.
Княжна облокотила свою открытую полную руку на столик и не нашла нужным что либо сказать. Она улыбаясь ждала. Во все время рассказа она сидела прямо, посматривая изредка то на свою полную красивую руку, которая от давления на стол изменила свою форму, то на еще более красивую грудь, на которой она поправляла брильянтовое ожерелье; поправляла несколько раз складки своего платья и, когда рассказ производил впечатление, оглядывалась на Анну Павловну и тотчас же принимала то самое выражение, которое было на лице фрейлины, и потом опять успокоивалась в сияющей улыбке. Вслед за Элен перешла и маленькая княгиня от чайного стола.
– Attendez moi, je vais prendre mon ouvrage, [Подождите, я возьму мою работу,] – проговорила она. – Voyons, a quoi pensez vous? – обратилась она к князю Ипполиту: – apportez moi mon ridicule. [О чем вы думаете? Принесите мой ридикюль.]