Вааса
Город
|
- Это статья о городе. О царе древнего Израиля см. статью Бааша (Вааса)
Ваа́са (фин. Vaasa), Ва́са (швед. Vasa), устаревший вариант Ва́за (швед. Wasa[1]) — город и муниципалитет на западе Финляндии на берегу Ботнического залива Балтики (бывший административный центр Вазаской губернии), известный также, как Николайстад (швед. Nikolaistad), Николайстадт или Николайштадт (от нем. Nikolaistadt; фин. Nikolainkaupunki, Николаинкаупунки)[1].
Население Ваасы составляет 57 501 человек (июль 2007). Город является административным центром провинции Остроботния, и шведский является родным языком для примерно 25 % населения Ваасы.
Содержание
История
Получил городской устав в 1606 году, во время царствования короля Швеции Карла IX и назван в честь Королевского Дома Васа (Ваза). Во время войны 1808—09гг. город несколько раз был взят в бою русскими войсками[1].
Расположенный первоначально на берегах бухты Ботнического залива, впоследствии, благодаря поднятию берегов, в XIX столетии находился уже на значительном расстоянии от берега и поэтому после пожара 1852 г., который совершенно его уничтожил, город был перенесен на запад, к морскому берегу[1].
Согласно сведениям Энциклопедического словаря Ф.А.Брокгауза и И.А.Ефрона, в 1887г. население достигло 8689 человек. В городе находилась резиденция губернатора и судебной палаты (Hofrätt), юрисдикция которой простиралась на Вазаскую и Улеоборгскую (Улеаборгскую) губернии Великого княжества Финляндского. Имелся классический лицей с преподаванием на шведском языке, частный классический лицей с преподаванием на финском, 4-классная финская начальная школа, шведская реальная школа и шведская женская гимназия (Fruntimmerskola). В Вазе располагались главная контора вазаского банка, учрежденного в 1879 году, и отделение финляндского государственного банка. Ваза-Таммерфорсская железная дорога уже тогда соединяла Вазу с остальной сетью железных дорог Финляндии. По данным 1886 года, в Вазе насчитывалось фабрик и мастерских 361, с 1171 рабочими и со стоимостью производства в 3709320 финских марок; особенно значительна была хлопчатобумажная мануфактура, стоимостью около 2-х миллионов марок. Ваза имела большое торговое значение для Вазаской губернии, в ней имелась торговая гавань Брендё (Brändö). Предметами вывоза были: зерновой хлеб (овес — 300000 гектолитров и рожь для посевов), живой скот (который вывозился, главным образом, в Швецию), коровье масло (миллион килограммов), смола и т.д. Сумма таможенных сборов достигала 1½ миллиона марок в год.[1]
Название
На протяжении многих лет Вааса несколько раз меняла своё имя в результате смены написания, принятия политических решений и изменения состояния языка.
Изначально город носил название Mustasaari (фин. «Чёрный остров») или Mussor (в честь деревни, на месте которой он был основан в 1606), но несколько лет спустя название было изменено на Wasa (Васа) в честь шведской королевской династии. С 1606 по 1855 город был известен как Васа. В 1855 г. в связи со смертью российского императора Николая I, носившего одновременно титул Великого князя Финляндского, город получил официальное название Николайштадт или Николайстадт (Nikolaistadt по-немецки, Nikolaistad по-шведски и Nikolainkaupunki по-фински), несмотря на это, старое название, происходящее от рода шведских королей Ваза, всё время оставалось в употреблении (в отличие от старой Вазы — Gamla Wasa, его называли Новая Ваза — Nya Wasa[1]). Начиная с 1918 года официально стал именоваться как Ваза (Vasa) (по-шведски) и Вааса (Vaasa) (по-фински).
Финское название стало основным приблизительно с 1930 года, когда говорящих по-фински стало большинство среди жителей города. Примерно с этого времени и до 1989 года название города на русскоязычных картах писалось как Васа, позднее написание было приближено к финскому названию.
География
Город расположен на побережье Ботнического залива Балтийского моря в самом узком его месте, называемом Норра-Кваркен. Расстояние до шведского берега в этом месте менее 80 км.
Города-побратимы
-
Мальмё, Швеция (1940) - Умео, Швеция (1949)
-
Харстад, Норвегия (1949) -
Хельсингёр, Дания (1949) -
Пярну, Эстония (1956) -
Шверин, Германия (1965) - Киль, Германия (1967)
-
Шумперк, Чехия (1984) -
Морогоро, Танзания (1988)
Фотографии
- Vaasa Rewell Center.jpg
- Vaasa Trinity Church.jpg
- Vaasa Wasaborg.jpg
Wasaborg
- Vaasa Town Hall.jpg
Мэрия
- Vasa universitet, huvudentrén, sommaren 2003..jpg
- Tritonia, Vasa vetenskapliga bibliotek, sommaren 2003..jpg
Библиотека университета
- Barracks building in Vaasa.JPG
Казармы
- Court of appeal in Vaasa.JPG
Апелляционный суд Ваасы
- The Market Hall in Vaasa.JPG
Kauppahalli ночью
- Vaasan vesitorni.jpg
- Orthodox Church of Vaasa.JPG
- Ruins of St. Maria Church in Vaasa.JPG
Руины церкви Св. Марии в Старом городе
</div>
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Напишите отзыв о статье "Вааса"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Ваза, город // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
См. также
- Голубая дорога (фин. Sininen tie), туристский маршрут (Норвегия-Швеция-Финляндия-Россия)
Ссылки
- [bigenc.ru/text/1893459 Вааса] / С. В. Лысых // Большой Кавказ — Великий канал. — М. : Большая Российская энциклопедия, 2006. — С. 482. — (Большая российская энциклопедия : [в 35 т.] / гл. ред. Ю. С. Осипов ; 2004—, т. 4). — ISBN 5-85270-333-8.</span>
- [www.vaasa.fi/ www.vaasa.fi] — официальный сайт города
- [nextseat.ru/vaasa Город Вааса] (рус.)
- [www.datsha.com/vaasa/rus/index.html О городе Вааса] (рус.)
- [one-in.livejournal.com/56947.html Вааса — старый шведский город в Финляндии], фотографии (рус.)
Отрывок, характеризующий Вааса
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.
Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.
Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?
В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
