Тель-Гезер

Древний город Тель-Гезер ивр. ‏תל גזר‏‎ <tr><td colspan="2" style="text-align:center;"> Руины города</td></tr> Страна ИзраильИзраиль Координаты 31°51′32″ с. ш. 34°55′08″ в. д.31.85889° с. ш. 34.91889° в. д. / 31.85889; 34.91889

Эта статья — об археологическом памятнике. О кибуце см. Гезер (кибуц).

Тель-Ге́зер (ивр. ‏תל גזר‏‎) — древний ханаанский город-государство и библейский город в древнем Израиле, а также место раскопок между Иерусалимом и Тель-Авивом. Ныне является национальным парком, расположенным по соседству с кибуцем Гезер.

Расположение

Гезер располагался на северной окраине местности Шефела, примерно в 30 км к западу от Иерусалима и находился на важном торговом пути из Египта в Месопотамию.

История

Первое письменное свидетельство о существовании Гезера относится ко времени правления фараона Тутмоса III (XV век до н. э.). В то время город подчинялся фараонам и платил им дань. Желая освободиться от слишком тяжёлых налогов, жители неоднократно поднимали бунты, которые вскоре подавлялись фараонами. На рельефах из храма Амона-Ра в Карнаке изображены пленники из Гезера, взятые во время похода в Сирию (1468 до н. э.). Надпись на могиле из храма Тутмоса IV гласит о пленниках из города, название которого реконстуировано как Гезер.

Согласно Библии, Гезер был покорён Иисусом Навином, когда тот убил гезерского царя Горама. Город отошёл левитам от надела колена Ефремова, которые, впрочем, не изгнали живших там ханаанеев, а мирно жили вместе с ними. Затем город снова перешёл к египтянам. Египетский фараон Сусаким (Шешонк I) передал его царю Соломону в качестве приданого своей дочери (3Цар. 9:16). Соломон укрепил полученный город, сделав его столь же укреплённым, как Хацор и Мегиддо. Вскоре после смерти Соломона Гезер был разрушен Сусакимом во время его похода против израильского царя Иеровоама в 924 году до н. э..

Во времена Римской империи Гезер был малонаселённым и оставался необитаемым до I века.

В 1177 году близ Гезера произошла битва при Монжизаре, в которой крестоносцы под предводительством Балдуина IV победили войско Салах ад-Дина.

Правители Гезера

• Milkilu (Амарнский архив, EA 267—271)
• Ba’lu-dānu (Амарнский архив, EA 293—294)
• Japahu (Амарнский архив, EA 297—300)
• Горам, современник Иисуса Навина.

Археология

Первые раскопки начал французский археолог Шарль Клермон-Ганно в 1873—1874 годах. В 1905 и 1907 годах их продолжили Робертом Макалистером от имени Палестинского исследовательского фонда. Календарь из Гезера, найденный Макалистером в 1908 году, представляет собой один из древнейших образцов палеоеврейского письма (X век до н. э.). Однако в целом исследования Макалистера в Палестине признаются неудачными, прежде всего из-за низкого уровня проведения раскопок и небрежно составленных отчётов. Макалистер был единственным профессиональным археологом на этих работах, и поэтому поиск финансирования также был практически неразрешимой задачей.

В 1957 году Игаэль Ядин определил, что Соломоновы стены и ворота в Гезере похожи на укрепления в Хацоре и Мегиддо.

В 2006 году раскопки были возобновлены под руководством Стива Ортиса и Сема Вольфа.

Галерея

• Gezer0811.jpg

  Общий вид на Тель-Гезер

• Gezer0805.jpg
• Gezer0806.jpg
• Gzezr0801.jpg
• Gezer0804.jpg
• Gezer0815.jpg
• Gezer.JPG
• Gezer0810.jpg

Литература

• William G. Dever Gezer Revisited: New Excavations of the Solomonic and Assyrian Period Defenses (англ.) // The Biblical Archaeologist. — 1984. — Vol. 47, fasc. 4. — P. 206—218.
• William G. Dever Visiting the Real Gezer: A Reply to Israel Finkelstein // Journal of the Institute of Archaeology of Tel Aviv University. — 2003. — Т. 30, вып. 2. — С. 259—282.

Ссылки

• [www.gezerproject.org/ Раскопки в Тель-Гезере]  (англ.)  (Проверено 23 апреля 2011)
• [www.kingsolomonsgate.com/ Раскопки ворот Соломона в Гезере]  (англ.)  (Проверено 23 апреля 2011)

География   Израиль   История

Отрывок, характеризующий Тель-Гезер

– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?

Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.