Трубачёв, Сергей Зосимович

Сергей Трубачёв
Основная информация
Дата рождения	26 марта 1919(1919-03-26)
Место рождения	с. Подосиновец Северо-Двинская губерния, РСФСР, СССР
Дата смерти	25 октября 1995(1995-10-25) (76 лет)
Место смерти	Сергиев Посад
Страна	СССР СССР Россия Россия
Профессии	композитор, дирижёр, педагог, Регент, диакон
Жанры	Православная музыка
Сотрудничество	Архимандрит Матфей (Мормыль)
Награды

Серге́й Зоси́мович Трубачёв (26 марта 1919, село Подосиновец, Великоустюжский уезд, Северо-Двинская губерния — 25 октября 1995, Сергиев Посад, Московская область) — советский дирижёр, педагог, церковный композитор, православный регент, диакон Русской православной церкви, заслуженный деятель искусств Карельской СССР (1957).

Биография

Родился 26 марта 1919 года в селе Подосиновец Великоустюжского уезда Северо-Двинской губернии (ныне Подосиновского района Кировской области) в семье протоиерея Зосимы Васильевича Трубачёва (1893—1938, расстрелян в Бутове, священномученик) и его супруги Клавдии Георгиевны Трубачёвой (урождённой Санковой) (1898—1982). В семье, кроме него, были ещё дети — Анастасия (1922—1985), Алексей (1924—1943), а также воспитывавшаяся вместе с ними приёмная дочь Груздева Наталия Тихоновна (1912—1984). Помогая отцу, Сергей с юных лет пел в церковном хоре и прислуживал за богослужениями в алтаре

В 1926 году вместе с отцом он совершил паломническую поездку в Саровскую обитель и Дивеево на празднование обретения мощей преподобного Серафима. Эта поездка оставила в душе мальчика неизгладимый след.

В 1932 году семья репрессированного протоиерея Зосимы поселилась у родственников в Сергиевом Посаде и с тех пор вся жизнь Сергея Трубачёва была неразрывно связана с этой твердыней русского православия. Здесь, в годы учёбы, началась его дирижёрская деятельность. Он руководил хором, созданным при оптико-механическом заводе, выступления которого были вполне на профессиональном уровне.

В 1936 году поступил в Музыкальное училище имени Гнесиных по классу фортепиано, но учёба была прервана на 3-м курсе в связи с призывом его в Красную Армию в 1940 году и советско-финской войной. Участвовал в финской войне, а во время Великой Отечественной войны воевал артиллеристом на Белорусском фронте. За боевую доблесть, участвуя в освобождении Смоленска, Минска, Витебска, штурме Кёнигсберга был награждён орденами и медалямиː «За отвагу» (3.2.1945), «За взятие Кёнигсберга» и орденом Красной Звезды (25.08.1945).

В 1946 году Сергей Трубачёв продолжил прерванное обучение и был зачислен сразу на 2-й курс историко-теоретического и композиторского факультета Музыкально-педагогического института имени Гнесиных, который окончил с отличием в 1950 году. В 1954 году, так же с отличием, окончил оперно-симфоническое отделение Московской государственной консерватории (по классу профессора А. В. Гаука).

После окончании консерватории в 1955 году приглашён на работу в Петрозаводск главным дирижёром симфонического оркестра Карельского радио и телевидения (1956—1961). Сергей Трубачёв возглавлял Карельское отделение Всероссийского хорового общества (1958), под его руководством была создана Петрозаводская народная хоровая капелла, для которой он создал хоры на слова русских поэтов. С различными музыкальными коллективами он осуществил фондовые записи произведений карельских композиторов.

В 1961 году С. З. Трубачёв возвратился в Москву и начал вести преподавательскую деятельность на кафедре оркестрового дирижирования в Государственном музыкально-педагогическом институте имени Гнесиных, а в 1967 году назначен заведующим этой кафедрой. В 1973 году ему было присвоено учёное звание доцента. За годы преподавания он воспитал многих оркестровых дирижеров, внёс ценный вклад в теоретическое обобщение педагогического опыта. Ему принадлежит целый ряд статей посвящённых дирижёрскому мастерству, теории и истории дирижерского искусства, а также учебных программ и методических пособий по дирижированию.

Как вспоминал регент и церковный композитор Геннадий Лапаев:

Только один раз я видел его в состоянии раздражения, когда один из моих коллег сдал работу практически без правки. И это было, скорее, не осуждение, а некое недоумение… От него я впервые услышал словосочетание «культура издания». Насколько было возможно, Сергей Зосимович повышал культуру тех изданий, над которыми работал. Ему были присущи ум, сдержанность, благодушие, то, что во всём мире определяется одним словом: благородство…

В 1980 году Сергей Трубачёв завершил музыкально-педагогическую деятельность, вышел на пенсию и поселился на постоянное жительство в Сергиевом Посаде рядом с Троице-Сергиевой Лаврой. Как человек глубоко верующий и больше не связанный служебным положением, но переживший и помнящий гонения на церковь, он только теперь смог свободно реализовать свои музыкальные способности и дарования и внести достойный вклад в церковную музыкальную сокровищницу.

Особым желанием Сергея Зосимовича было, следуя примеру отца, служить в священном сане. В 1995 году по благословению духовника Троице-Сергиевой Лавры Кирилла (Павлова) он подал прошение Святейшему Патриарху Алексию о рукоположении его во диакона. 20 августа 1995 года в академическом храме в честь Покрова Пресвятой Богородицы ректор Московской духовной академии епископ Верейский Евгений (Решетников) совершил его хиротонию во диакона. Указом Святейшего Патриарха Алексия II диакон Сергий Трубачёв был определён «к служению в Троице-Сергиевой Лавре и её скитах сверхштатным диаконом».

Однако служение отца Сергия было недолгим. 15 октября 1995 года, в воскресенье, отец Сергий служил в последний раз в семинарском храме преподобного Иоанна Лествичника, в ночь с 19 на 20 октября его срочно госпитализировали в Сергиевопосадскую центральную больницу.

25 октября 1995 года о. Сергий скончался от обширного инфаркта миокарда.

Отпевание состоялось в Успенском соборе Троице-Сергиевой Лавры при многочисленном стечении народа. Общее руководство хорами — лаврским, академическим и Регентской школы — осуществлял архимандрит Матфей (Мормыль). Погребён диакон Сергий на сергиевопосадском «новом» кладбище близ села Благовещенского.

Семья

В 1946 году вступил в брак с дочерью священника Павла Флоренского (1882—1937) — Ольгой (1918—1998). В браке родились детиː Мария (1951), искусствовед, научный сотрудник Всероссийского художественного научно-реставрационного центра имени И. Э. Грабаря, и Александр (в монашестве Андроник, 1952), игумен, насельник Троице-Сергиевой Лавры, доцент Московской духовной академии.

Награды

• орден Отечественной войны 2-й степени (11.03.1985)
• орден Красной Звезды (25.08.1945)
• орден «Знак Почёта» (22.09.1959)
• медаль «За отвагу» (03.02.1945)
• другие медали

Сочинения

• Трубачев Сергий, диакон. Протоиерей Зосима Трубачев. Некролог-воспоминание // Журнал Московской патриархии. 1997. № 9. С. 60-67.
• Диакон Сергий Трубачёв. Избранное: Статьи и исследования / Сост. игумен Андроник (Трубачёв) и др.. — М.: Прогресс-Плеяда, 2005. — 720 с. — 2000 экз. — ISBN 5-93006-032-0.
• Трубачев Сергий, диак. Полное собрание богослужебных песнопений: в 2 т. — М.: Живоносный Источник, 2007

Литература

• Андроник (Трубачев), игумен. Диакон Сергий Трубачев // Журнал Московской патриархии. 1977. № 9. С. 58-60; а также в: Ныне и присно. Русский журнал для чтения. 2006. С. 51-53.
• Воспоминания о С.3. Трубачеве и его церковной музыке (Л. В. Шишкина, И. В. Шпиллер, Т. Г. Бострем, Н. С. Гуляницкая) // Ныне и присно. Русский журнал для чтения. 2006. № 3-4. С. 69-72.
• Гуляницкая Н. С. Поэтика музыкальной композиции. Теоретические аспекты русской духовной музыки XX века. М., 2002. С. 277—292.
• Гуляницкая Н. С. «Россия — воспряни!» (музыка С. Трубачева) // Музыкальная академия. 1999. № 3. С. 76-83.
• Ландо П. Б. С.3. Трубачев // Педагоги, работавшие на кафедре оркестрового дирижирования. / Факультет народных инструментов Российской академии музыки им. Гнесиных. М., 2000. С. 71-72.
• Мясоедов А. Н. Задачник по гармонии // Заметки о людях 20-го века / Ныне и присно. Русский журнал для чтения. 2006. № 3-4. С. 15-16.
• Нагайцева (Ергина) Т. Светлый человек в темной блузе // газета «Вперед», Краеведческий вестник (Сергиев Посад), 10 февраля. 2007. № 9. С. 8.
• Никитина-Трубачева О. С. «По праву старинной дружбы» (Мария Вениаминовна Юдина и Сергей Зосимович Трубачев) // Невельский сборник. Вып.5. СПб., 2000. С. 7-16; Вып.7. СПб., 2002. С. 71-80; Вып.8. СПб., 2003. С. 55-59; а также с названием «Сергей Зосимович Трубачев и Мария Вениаминовна Юдина» в: Ныне и присно. Русский журнал для чтения. 2006. № 3-4. С. 55-68.
• Романовский Н. В. «Хоровой словарь». — М., 2005
• Карелия: энциклопедия: в 3 т. / гл. ред. А. Ф. Титов. Т. 3: Р — Я. — Петрозаводск: ИД «ПетроПресс», 2011. — С. 186—384 с.: ил., карт. ISBN 978-5-8430-0127-8 (т. 3)

Отрывок, характеризующий Трубачёв, Сергей Зосимович

«Я вам пишу по русски, мой добрый друг, – писала Жюли, – потому что я имею ненависть ко всем французам, равно и к языку их, который я не могу слышать говорить… Мы в Москве все восторжены через энтузиазм к нашему обожаемому императору.
Бедный муж мой переносит труды и голод в жидовских корчмах; но новости, которые я имею, еще более воодушевляют меня.
Вы слышали, верно, о героическом подвиге Раевского, обнявшего двух сыновей и сказавшего: «Погибну с ними, но не поколеблемся!И действительно, хотя неприятель был вдвое сильнее нас, мы не колебнулись. Мы проводим время, как можем; но на войне, как на войне. Княжна Алина и Sophie сидят со мною целые дни, и мы, несчастные вдовы живых мужей, за корпией делаем прекрасные разговоры; только вас, мой друг, недостает… и т. д.
Преимущественно не понимала княжна Марья всего значения этой войны потому, что старый князь никогда не говорил про нее, не признавал ее и смеялся за обедом над Десалем, говорившим об этой войне. Тон князя был так спокоен и уверен, что княжна Марья, не рассуждая, верила ему.
Весь июль месяц старый князь был чрезвычайно деятелен и даже оживлен. Он заложил еще новый сад и новый корпус, строение для дворовых. Одно, что беспокоило княжну Марью, было то, что он мало спал и, изменив свою привычку спать в кабинете, каждый день менял место своих ночлегов. То он приказывал разбить свою походную кровать в галерее, то он оставался на диване или в вольтеровском кресле в гостиной и дремал не раздеваясь, между тем как не m lle Bourienne, a мальчик Петруша читал ему; то он ночевал в столовой.
Первого августа было получено второе письмо от кня зя Андрея. В первом письме, полученном вскоре после его отъезда, князь Андрей просил с покорностью прощения у своего отца за то, что он позволил себе сказать ему, и просил его возвратить ему свою милость. На это письмо старый князь отвечал ласковым письмом и после этого письма отдалил от себя француженку. Второе письмо князя Андрея, писанное из под Витебска, после того как французы заняли его, состояло из краткого описания всей кампании с планом, нарисованным в письме, и из соображений о дальнейшем ходе кампании. В письме этом князь Андрей представлял отцу неудобства его положения вблизи от театра войны, на самой линии движения войск, и советовал ехать в Москву.
За обедом в этот день на слова Десаля, говорившего о том, что, как слышно, французы уже вступили в Витебск, старый князь вспомнил о письме князя Андрея.
– Получил от князя Андрея нынче, – сказал он княжне Марье, – не читала?
– Нет, mon pere, [батюшка] – испуганно отвечала княжна. Она не могла читать письма, про получение которого она даже и не слышала.
– Он пишет про войну про эту, – сказал князь с той сделавшейся ему привычной, презрительной улыбкой, с которой он говорил всегда про настоящую войну.
– Должно быть, очень интересно, – сказал Десаль. – Князь в состоянии знать…
– Ах, очень интересно! – сказала m llе Bourienne.
– Подите принесите мне, – обратился старый князь к m llе Bourienne. – Вы знаете, на маленьком столе под пресс папье.
M lle Bourienne радостно вскочила.
– Ах нет, – нахмурившись, крикнул он. – Поди ты, Михаил Иваныч.
Михаил Иваныч встал и пошел в кабинет. Но только что он вышел, старый князь, беспокойно оглядывавшийся, бросил салфетку и пошел сам.
– Ничего то не умеют, все перепутают.
Пока он ходил, княжна Марья, Десаль, m lle Bourienne и даже Николушка молча переглядывались. Старый князь вернулся поспешным шагом, сопутствуемый Михаилом Иванычем, с письмом и планом, которые он, не давая никому читать во время обеда, положил подле себя.
Перейдя в гостиную, он передал письмо княжне Марье и, разложив пред собой план новой постройки, на который он устремил глаза, приказал ей читать вслух. Прочтя письмо, княжна Марья вопросительно взглянула на отца.
Он смотрел на план, очевидно, погруженный в свои мысли.
– Что вы об этом думаете, князь? – позволил себе Десаль обратиться с вопросом.
– Я! я!.. – как бы неприятно пробуждаясь, сказал князь, не спуская глаз с плана постройки.
– Весьма может быть, что театр войны так приблизится к нам…
– Ха ха ха! Театр войны! – сказал князь. – Я говорил и говорю, что театр войны есть Польша, и дальше Немана никогда не проникнет неприятель.
Десаль с удивлением посмотрел на князя, говорившего о Немане, когда неприятель был уже у Днепра; но княжна Марья, забывшая географическое положение Немана, думала, что то, что ее отец говорит, правда.
– При ростепели снегов потонут в болотах Польши. Они только могут не видеть, – проговорил князь, видимо, думая о кампании 1807 го года, бывшей, как казалось, так недавно. – Бенигсен должен был раньше вступить в Пруссию, дело приняло бы другой оборот…
– Но, князь, – робко сказал Десаль, – в письме говорится о Витебске…
– А, в письме, да… – недовольно проговорил князь, – да… да… – Лицо его приняло вдруг мрачное выражение. Он помолчал. – Да, он пишет, французы разбиты, при какой это реке?
Десаль опустил глаза.
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.
– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.


Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.