Граймс, Тэмми

Тэмми Граймс
Tammy Grimes
Тэмми Граймс в 1966 году
Дата рождения:	30 января 1934(1934-01-30)
Место рождения:	Линн, Массачусетс, США
Дата смерти:	30 октября 2016(2016-10-30) (82 года)
Место смерти:	Энглвуд, Нью-Джерси, США
Профессия:	актриса, певица
Карьера:	1955—2007

Тэ́мми Ли Граймс (англ. Tammy Lee Grimes; 30 января 1934 — 30 октября 2016) — американская актриса и певица.

Биография

Родилась в семье натуралистки и фермера в Массачусетсе. После окончания средней и высшей школы посещала занятия актёрского мастерства и драмы в Нью-Йорке. Там же, в 1955 году, состоялся её театральный дебют на Бродвее, где она добилась большого успеха в качестве актрисы мюзиклов. В 1961 году за роль в мюзикле «Непотопляемая Молли Браун» Граймс была удостоена престижной театральной премии «Тони», а в 1970 году вновь её получила за роль в пьесе «Частные жизни». В 1955 году стартовала её карьера на телевидении, продолжавшаяся до начала 1990-х годов. За это время Граймс появилась почти в сорока телесериалах, а также была ведущей собственного комедийного шоу в 1966 году.

На большом экране она появлялась значительно реже, и среди фильмов с её участием такие картины как «И спотыкается бегущий» (1979), «Америка» (1986), «Мистер Норт» (1988) и «Высокое искусство» (1998). В 1982 году Граймс приняла участие в озвучивание мультфильма «Последний единорог», где её голосом говорила Молли Грю. В 2003 году актриса была включена в Американский театральный холл славы. За годы своей карьеры она также записала три сольных музыкальных альбома и выпустила три популярных сингла.

Личная жизнь

С 1956 по 1960 год Граймс была замужем за канадским актёром Кристофером Пламмером, от которого родила дочь Аманду Пламмер. После этого она ещё дважды выходила замуж.

Скончалась 30 октября 2016 года в Энглвуде, штат Нью-Джерси, в возрасте 82 лет.

Награды

• Тони
  • 1961 — «Лучшая актриса второго плана в мюзикле» («Непотопляемая Молли Браун»)
  • 1970 — «Лучшая актриса в пьесе» («Частные жизни»)

Отрывок, характеризующий Граймс, Тэмми

– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.


В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]