Герберт, Фрэнк
| Фрэнк Герберт | |
| Frank Herbert | |
 | |
| Имя при рождении: |
Франклин Патрик Герберт-мл. |
|---|---|
| Род деятельности: | |
| Годы творчества: |
1945—1986 |
| Жанр: | |
| Язык произведений: | |
| Дебют: |
«Ищешь что-то?» (англ. Looking for Something?) |
| Премии: | |
| [www.lib.ru/HERBERT/ Произведения на сайте Lib.ru] | |
Фра́нклин Па́трик Ге́рберт-младший (англ. Franklin Patrick Herbert, Jr.; 8 октября 1920 года, Такома, штат Вашингтон, США — 11 февраля 1986 года, Мэдисон, Висконсин, США) — американский писатель-фантаст, известный прежде всего как автор цикла «Хроники Дюны», в особенности первого романа из этого цикла — «Дюна».
Содержание
Биография
Фрэнк Герберт родился 8 октября 1920 года в городе Такома (штат Вашингтон), окончил Вашингтонский университет в Сиэтле. С юных лет хотел стать писателем. В 1938 году окончил школу, а в 1939, солгав о своём возрасте, поступил на работу в газету «Глендейл стар»[1]. Работал репортёром и редактором в различных газетах прежде, чем стать профессиональным писателем.
Во время Второй мировой войны Герберт был фотографом на флоте, но после 6 месяцев службы был комиссован. В 1941 году он женился на Флоре Паркинсон, но в 1945 году развёлся, в этом браке у него родилась дочь Пенни. В 1946 году он поступил в Вашингтонский университет, где встретил Беверли Энн Стюарт — она была единственным человеком на курсе кроме Герберта, у которой были опубликованные рассказы. В 1946 году они поженились, в 1947 году у них родился первый сын, а в 1951 году — второй.
Первое произведение в жанре научной фантастики — рассказ «Ищешь что-то?» (англ. Looking for Something?), который был опубликован в журнале Startling Stories (1952).
На протяжении 1950-х годов издал в журналах полтора десятка рассказов и роман «Дракон в море» (англ. The Dragon in the Sea, 1955). Этот роман позже издавался также под названием «Под давлением» (англ. Under Pressure). Однако широкую известность писатель приобрёл после публикации в 1963 году в журнале «Analog» романа «Мир Дюны» («Dune World»), который стал первой частью романа «Дюна». Позже в этом же журнале началась публикация продолжения, которое называлось «Пророк Дюны» («The Prophet of Dune»). В 1965 году эти две части были объединены в один полноценный роман, который был выпущен отдельным изданием. Произведение получило мировое признание и было удостоено таких престижных премий в области фантастической литературы, как премии «Небьюла» и «Хьюго». Роман быстро стал одним из самых популярных фантастических романов XX века. В следующие годы из-под пера Герберта выходят продолжения истории о песчаной планете — романы «Мессия Дюны» (англ. Dune Messiah, 1969), «Дети Дюны» (англ. Children of Dune, 1976), «Бог-император Дюны» (англ. God Emperor of Dune, 1981), «Еретики Дюны» (англ. Heretics of Dune, 1984) и «Капитул Дюны» (англ. Chapterhouse: Dune, 1985). Сага о Дюне, действие которой происходит в отдалённом будущем и продолжается в течение пяти тысячелетий, поднимает такие вопросы, как выживание человечества в процессе эволюции, проблемы экологии, взаимодействия религии, политики и власти. Многие ведущие критики мира[кто?] считают этот цикл классикой научной фантастики, наиболее «ярким» и «полным» представителем данного жанра[уточнить]. Сын Фрэнка Герберта, Брайан Герберт, продолжил серию романов отца о мире Дюны.
Фрэнк Герберт также написал много других произведений, среди которых можно выделить «Дракон в море» (англ. Dragon in the Sea, 1956), «Зелёный мозг» (англ. The Green Brain, 1966), «Направление — пустота» (англ. Destination: Void, 1966), «Глаза Гейзенберга» (англ. The Eyes of Heisenberg, 1966), «Создатели небес» (англ. The Heaven Makers, 1968), «Барьер Сантароги» (англ. The Santaroga Barrier, 1968), «Улей Хеллсторма» (англ. Hellstrom’s Hive, 1973), дилогия «Звезда под бичом» (англ. Whipping Star, 1970) и «Эксперимент Досади» (англ. The Dosadi Experiment, 1977).
В 2003 году Брайан Герберт выпустил книгу «Мечтатель Дюны» (англ. Dreamer of Dune) — биографию своего отца Фрэнка Герберта. Работа над этой книгой началась с того, что Брайан в течение многих лет вёл журнал, в который он заносил самые значимые события семьи Гербертов. Позже эти записи вылились в большую биографию его отца.
Библиография
| Год | Название | Оригинал |
|---|---|---|
| 1952 | На что-то напрашиваетесь? | Looking for Something? |
| 1954 | Операционный синдром | Operation Syndrome |
| 1954 | Исчезнувшие собаки | The Gone Dogs |
| 1954 | Pack Rat Planet | |
| 1955 | Крысиные гонки | Rat Race |
| 1955 | Оккупационные силы | Occupation Force |
| 1956 | The Nothing | |
| 1956 | Под давлением [ ="Дракон в море" / «Субмарина XXI века»] | Under Pressure [= «Dragon in the Sea» / «21st Century Sub»] |
| 1958 | Старый блуждающий дом | Old Rambling House |
| 1958 | You Take the High Road | |
| 1958 | A Matter of Traces | |
| 1959 | Missing Link | |
| 1959 | Operation Haystack | |
| 1960 | Haiku | |
| 1961 | Egg and Ashes | |
| 1961 | Без ограничений | A-W-F Unlimited |
| 1961 | Mating Call | |
| 1961 | Try to Remember | |
| 1962 | Mindfield! | |
| 1964 | The Mary Celeste Move | |
| 1964 | The Tactful Saboteur | |
| 1965 | Дюна | Dune |
| 1965 | Комитет всего | Committee of the Whole |
| 1965 | Эффект ГП | The G M Effect |
| 1966 | Направление — пустота [="Сон или явь?"] | Destination: Void [="Do I Wake or Dream?"] |
| 1966 | Зелёный мозг | The Green Brain |
| 1966 | The Primitives | |
| 1966 | Escape Felicity | |
| 1966 | Глаза Гейзенберга | Heisenberg’s Eyes |
| 1966 | По книге | By the Book |
| 1967 | The Featherbedders | |
| 1967 | Создатели Небес | The Heaven Makers |
| 1968 | Барьер Сантароги | The Santaroga Barrier |
| 1970 | Мессия Дюны | Dune Messiah |
| 1970 | Звезда под бичом | Whipping Star |
| 1970 | Seed Stock | |
| 1970 | Murder Will In | |
| 1972 | Ловец душ | Soul Catcher |
| 1972 | Творцы Бога [="Создатели Бога"] | The Godmakers [="The Priests of Psi"] |
| 1973 | Улей Хэллстрома | Hellstrom’s Hive [= «Project 40»] |
| 1976 | Дети Дюны | Children of Dune |
| 1977 | Эксперимент Досади | The Dosadi Experiment |
| 1978 | Come to the Party | |
| 1979 | Инцидент с Иисусом [="Ящик Пандоры"] (с Биллом Рэнсомом) | The Jesus Incident |
| 1979 | Song of a Sentient Flute | |
| 1980 | Прямой спуск | Direct Descent |
| 1981 | Бог-император Дюны | God Emperor of Dune |
| 1982 | Белая Чума | The White Plague |
| 1983 | Эффект Лазаря (с Биллом Рэнсомом) | The Lazarus Effect |
| 1984 | Еретики Дюны | Heretics of Dune |
| 1985 | Капитул Дюны | Chapter House: Dune |
| 1986 | Человек двух Миров (с Брайаном Гербертом) | Man of Two Worlds |
| 1988 | Фактор вознесения (с Биллом Рэнсомом) | The Ascension Factor |
Лауреат литературных премий
- Nebula — 1965 за роман «Дюна»;
- Hugo — 1966 за роман «Дюна»;
- Seiun — 1974 за роман «Дюна»;
- Apollo — 1978 за роман «Улей Хэллстрома»;
«Дюна» стала первым романом, удостоенным премии «Небьюла». Фрэнк Герберт и сам участвовал в жюри, определяющих победителей премий. Это было в 1975 и 1976 годах (Nebula), а также в 1986 году (Hubbard).
Премия Локус
- 1975 1-е место в категории «Лучший научно-фантастический роман всех времён» (за роман «Дюна»);
- 1977 4-е место в категории «Лучший научно-фантастический роман всех времён» (за роман «Дети Дюны»);
- 1977 19-е место в категории «Лучший научно-фантастический писатель всех времён»;
- 1978 7-е место в категории «Лучший научно-фантастический роман всех времён» (за роман «Досадийский эксперимент»);
- 1982 6-е место в категории «Лучший научно-фантастический роман всех времён» (за роман «Бог-император Дюны»);
- 1982 26-е место в категории «Лучшая антология» за антологию «15 победителей „Небьюлы“»);
- 1983 19-е место в категории «Лучший научно-фантастический роман» (за роман «Белая чума»);
- 1985 19-е место в категории «Лучший научно-фантастический роман» (за роман «Еретики Дюны»);
- 1986 17-е место в категории «Лучший научно-фантастический роман» (за роман «Капитул Дюны»);
- 1986 20-е место в категории «Лучший сборник» (за сборник «Eye»);
- 1988 13-е место в категории «Лучше нефантастическое произведение» (за эссе «The Maker of Dune: Insights of a Maker of Science Fiction»);
- 1988 13-е место в категории «Лучший научно-фантастический писатель всех времён»;
- 1998 3-е место в категории «Лучший научно-фантастический писатель всех времён»;
- 1999 9-е место в категории «Лучший научно-фантастический писатель всех времён»;
Напишите отзыв о статье "Герберт, Фрэнк"
Примечания
- ↑ [news.google.com/newspapers?nid=1129&dat=19860213&id=gQQOAAAAIBAJ&sjid=WG4DAAAAIBAJ&pg=6996,3769073 Frank Herbert, author of sci-fi best sellers, dies], Pittsburgh Post-Gazette (13 февраля 1986). Проверено 11 февраля 2014.
Ссылки
- [www.lib.ru/HERBERT/ Герберт, Фрэнк] в библиотеке Максима Мошкова
Отрывок, характеризующий Герберт, Фрэнк
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»
Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.
Адъютант приехал сказать, что по приказанию императора двести орудий направлены на русских, но что русские все так же стоят.
– Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, – сказал адъютант.
– Ils en veulent encore!.. [Им еще хочется!..] – сказал Наполеон охриплым голосом.
– Sire? [Государь?] – повторил не расслушавший адъютант.
– Ils en veulent encore, – нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым голосом, – donnez leur en. [Еще хочется, ну и задайте им.]
И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.
И не на один только этот час и день были помрачены ум и совесть этого человека, тяжеле всех других участников этого дела носившего на себе всю тяжесть совершавшегося; но и никогда, до конца жизни, не мог понимать он ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противоположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для того чтобы он мог понимать их значение. Он не мог отречься от своих поступков, восхваляемых половиной света, и потому должен был отречься от правды и добра и всего человеческого.
Не в один только этот день, объезжая поле сражения, уложенное мертвыми и изувеченными людьми (как он думал, по его воле), он, глядя на этих людей, считал, сколько приходится русских на одного француза, и, обманывая себя, находил причины радоваться, что на одного француза приходилось пять русских. Не в один только этот день он писал в письме в Париж, что le champ de bataille a ete superbe [поле сражения было великолепно], потому что на нем было пятьдесят тысяч трупов; но и на острове Св. Елены, в тиши уединения, где он говорил, что он намерен был посвятить свои досуги изложению великих дел, которые он сделал, он писал:
