Хлодерих
| Хлодерих фр. Clodéric | ||
| ||
|---|---|---|
| 507 — 508 | ||
| Предшественник: | Сигиберт Хромой | |
| Преемник: | Хлодвиг I | |
| Рождение: | до 485 неизвестно | |
| Смерть: | 508 Кёльн | |
| Род: | Меровинги | |
| Отец: | Сигиберт Хромой | |
| Мать: | неизвестно | |
| Супруга: | из рода Агилульфингов | |
| Дети: | сын: Мундерих дочери: святая Дода, неизвестная по имени дочь — мать Агиульфа Мецкого | |
Хлодерих[1] (фр. Clodéric; ранее 485 — 508) — король рипуарских франков (Рейн) в Кёльне, правил в 507 — 508 годах. Сын короля Сигиберта Хромого.
Биография
Правление
Григорий Турский в своей «Истории франков» рассказывал, что в 507 году король Сигиберт Хромой посылал часть своих войск, ведомых его сыном Хлодерихом, в помощь Хлодвигу I, воевавшему с вестготским королём Аларихом II, который был в итоге разбит франками в битве при Вуйе (недалеко от Пуатье) в Аквитании. В конце этого похода Хлодвиг побудил Хлодерика умертвить своего отца, при этом обещая Хлодериху королевство рипуарских франков и свою дружбу. Убийство Сигиберта произошло на охоте в Буконском лесу в том же году. Вскоре после убийства отца Хлодерих сообщил о случившемся Хлодвигу и предложил прислать к нему людей, чтобы они получили часть сокровищ Сигиберта. Хлодвиг послал людей, но с другой целью: во время осмотра казны убитого Сигиберта один из них поднял секиру и рассёк Хлодериху голову. Таким образом, Хлодвиг устранил двух рипуарских королей одного за другим и вскоре присоединил их королевство к своим землям.
Однако в наши дни Жорж Бордоне находит не соответствия в этом рассказе. Он замечает, что Хлодвиг пользовался для устранения ближайших родственников совсем другими средствами. Он напал на Харариха, захватил его в плен вместе с сыном и насильно остриг им волосы, объявив отца священником, а сына диаконом, однако затем, опасаясь мятежа, приказал убить их. На Рагнахара, короля в Камбре, он напал открыто, предварительно подкупив часть его войска. Захватив в плен Рагнахара и его брата Рихера, он приказал их убить. Затем по его приказу убили в Ле-Мане другого брата Рагнахара, Ригномера. Если против Харариха и Рагнахара у Хлодвига имелись причины для мести, то относительно Хлодериха, сына Харариха, Рихара и Ригномера Григорий Турский не называет никаких причин для убийства.
После смерти Хлодериха рипуарские франки избрали своим королём Хлодвига и проявили себя верными поданными сына Хлодвига, Теодориха I, после раздела королевства в 511 году, за исключением мятежа Мундериха в 534 году. Кажется сомнительным, чтобы свободные франки оказывали такую верность, если бы Хлодвиг был убийцей двух их королей.
Годфруа Курт, за кем следует Жорж Бордоне, предлагает другую интерпретацию событий: в то время как Хлодерих участвовал в кампании Хлодвига в Аквитании, его отец Сигиберт погиб, попав в засаду в Буконском лесу. Хлодерих спешно возвратился, чтобы принять власть над рипуарскими франками, но вскоре погиб, возможно, в результате смуты, случившейся после смерти его отца. Так как у него не было взрослого наследника, в Кёльне наступил период смут и безвластия. Хлодвиг направился туда, чтобы прекратить народное волнение и заставляет избрать себя королём. Для народа смерть Сигиберта стала неожиданностью, и мало кто знал её обстоятельства. Вскоре, желая объяснить насильственную смерть двух королей, родились слухи об убийстве Сигиберта сыном Хлодерихом, которого, в свою очередь, приказал убить Хлодвиг. Именно эти слухи через несколько десятилетий пересказал Григорий Турский.
Семья
Никакой документ не упоминает детей Хлодериха, но историки предполагают, что ими были:
- Мундерих, претендент на трон в Австразии. В житии (XII век) святого Гундульфа, епископа Тонгерена говорится: «Гундульф, сын Мундериха, убитого по приказу короля Австразии Теодориха I за покушение на его власть, воспитывался вместе со своим братом Бодогизелем при дворе Хлотаря I. В старости, осыпанный милостями короля Теодеберта II, он даёт наставление своему племяннику Арнульфу, сыну Бодогизеля: „Слушай меня, любимый племянник. Проклятие от Бога на наш род начались со смертью от меча Мундериха, сына отцеубийцы Хлодериха. Молись, чтобы Христос не покарал нас, ибо Бог проклял потомков Хлодериха до третьего и четвёртого колена“». Хронологически Мундерих мог быть только сыном Хлодериха.
- дочь, вышедшая замуж за члена семьи Ферреоли, мать Агиульфа, епископа Меца, и сенатора Ансберта. Об этом говорят многочисленные ономастические совпадения между потомками Агиульфа и Ансберта. В конце VIII века Павел Диакон писал, что Агиульф являлся сыном Хлодвига I, но Кристиан Сеттипани, учитывая также ономастические совпадения, упомянутые выше, предполагает, что Павел Диакон плохо расшифровал имеющиеся у него документы и прочитал Chlodovicus (=Clovis) вместо того, чтобы читать Chlodoricus (=Cloderic).
- святая Дода, вторая аббатиса Сен-Пьер в Реймсе, если только она не была племянницей Хлодериха. Флодоард в своей «Истории Реймсской церкви» называл имена основателей аббатства Сен-Пьер-ле-Дам: священник Балдерих, сын короля Сигиберта, и его сестра Боба (будущая святая Бева). После святой Бевы, первой аббатисой монастыря, настоятельницей стала её племянница Дода. Так как основание осуществилось при помощи святого Ремигия, этим королём не может быть Сигиберт I. Хронологически это мог быть только Сигиберт Хромой. Святая Дода могла быть дочерью Хлодериха, единственного известного нам брата Балдериха и Бобы, но также могла быть и дочерью неизвестных нам детей Сигиберта Хромого.
Кроме того, имя Агиульф (Агилульф), которое носил внук Хлодериха, указывает на родство с Агилульфингами. Предки по отцовской линии Агиульфа Мецкого исключительно галло-римского происхождения. Следственно, родство могло быть только через мать Агиульфа. На этом основании Кристиан Сеттипани предполагает, что супругой Хлодериха была двоюродная бабушка Гарибальда I, герцога Баварии, первого исторически известного Агилульфинга.
| Сигиберт Хромой († 507) король в Кёльне | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| N Агилульфинг | N Агилульфинг | Хлодерих († 508) король в Кёльне | Ne | Балдерих prêtre | святая Бева аббатиса Сен-Пьер в Реймсе | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| N Агилульфинг | Мундерих († 532) претендент | дочь жена знатного галло-римлянина | святая Дода аббатиса Сен-Пьер в Реймсе</td> | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| </td></tr> | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Гарибальд I († 592) герцог Баварии</td> | Агиульф († 591) еп. Меца</td> | Ансберт сенатор</td> | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Хлодерих
«Наташа, сестра, черные глаза. На… ташка (Вот удивится, когда я ей скажу, как я увидал государя!) Наташку… ташку возьми…» – «Поправей то, ваше благородие, а то тут кусты», сказал голос гусара, мимо которого, засыпая, проезжал Ростов. Ростов поднял голову, которая опустилась уже до гривы лошади, и остановился подле гусара. Молодой детский сон непреодолимо клонил его. «Да, бишь, что я думал? – не забыть. Как с государем говорить буду? Нет, не то – это завтра. Да, да! На ташку, наступить… тупить нас – кого? Гусаров. А гусары в усы… По Тверской ехал этот гусар с усами, еще я подумал о нем, против самого Гурьева дома… Старик Гурьев… Эх, славный малый Денисов! Да, всё это пустяки. Главное теперь – государь тут. Как он на меня смотрел, и хотелось ему что то сказать, да он не смел… Нет, это я не смел. Да это пустяки, а главное – не забывать, что я нужное то думал, да. На – ташку, нас – тупить, да, да, да. Это хорошо». – И он опять упал головой на шею лошади. Вдруг ему показалось, что в него стреляют. «Что? Что? Что!… Руби! Что?…» заговорил, очнувшись, Ростов. В то мгновение, как он открыл глаза, Ростов услыхал перед собою там, где был неприятель, протяжные крики тысячи голосов. Лошади его и гусара, стоявшего подле него, насторожили уши на эти крики. На том месте, с которого слышались крики, зажегся и потух один огонек, потом другой, и по всей линии французских войск на горе зажглись огни, и крики всё более и более усиливались. Ростов слышал звуки французских слов, но не мог их разобрать. Слишком много гудело голосов. Только слышно было: аааа! и рррр!– Что это? Ты как думаешь? – обратился Ростов к гусару, стоявшему подле него. – Ведь это у неприятеля?
Гусар ничего не ответил.
– Что ж, ты разве не слышишь? – довольно долго подождав ответа, опять спросил Ростов.
– А кто ё знает, ваше благородие, – неохотно отвечал гусар.
– По месту должно быть неприятель? – опять повторил Ростов.
– Може он, а може, и так, – проговорил гусар, – дело ночное. Ну! шали! – крикнул он на свою лошадь, шевелившуюся под ним.
Лошадь Ростова тоже торопилась, била ногой по мерзлой земле, прислушиваясь к звукам и приглядываясь к огням. Крики голосов всё усиливались и усиливались и слились в общий гул, который могла произвести только несколько тысячная армия. Огни больше и больше распространялись, вероятно, по линии французского лагеря. Ростову уже не хотелось спать. Веселые, торжествующие крики в неприятельской армии возбудительно действовали на него: Vive l'empereur, l'empereur! [Да здравствует император, император!] уже ясно слышалось теперь Ростову.
– А недалеко, – должно быть, за ручьем? – сказал он стоявшему подле него гусару.
Гусар только вздохнул, ничего не отвечая, и прокашлялся сердито. По линии гусар послышался топот ехавшего рысью конного, и из ночного тумана вдруг выросла, представляясь громадным слоном, фигура гусарского унтер офицера.
– Ваше благородие, генералы! – сказал унтер офицер, подъезжая к Ростову.
Ростов, продолжая оглядываться на огни и крики, поехал с унтер офицером навстречу нескольким верховым, ехавшим по линии. Один был на белой лошади. Князь Багратион с князем Долгоруковым и адъютантами выехали посмотреть на странное явление огней и криков в неприятельской армии. Ростов, подъехав к Багратиону, рапортовал ему и присоединился к адъютантам, прислушиваясь к тому, что говорили генералы.
– Поверьте, – говорил князь Долгоруков, обращаясь к Багратиону, – что это больше ничего как хитрость: он отступил и в арьергарде велел зажечь огни и шуметь, чтобы обмануть нас.
– Едва ли, – сказал Багратион, – с вечера я их видел на том бугре; коли ушли, так и оттуда снялись. Г. офицер, – обратился князь Багратион к Ростову, – стоят там еще его фланкёры?
– С вечера стояли, а теперь не могу знать, ваше сиятельство. Прикажите, я съезжу с гусарами, – сказал Ростов.
Багратион остановился и, не отвечая, в тумане старался разглядеть лицо Ростова.
– А что ж, посмотрите, – сказал он, помолчав немного.
– Слушаю с.
Ростов дал шпоры лошади, окликнул унтер офицера Федченку и еще двух гусар, приказал им ехать за собою и рысью поехал под гору по направлению к продолжавшимся крикам. Ростову и жутко и весело было ехать одному с тремя гусарами туда, в эту таинственную и опасную туманную даль, где никто не был прежде его. Багратион закричал ему с горы, чтобы он не ездил дальше ручья, но Ростов сделал вид, как будто не слыхал его слов, и, не останавливаясь, ехал дальше и дальше, беспрестанно обманываясь, принимая кусты за деревья и рытвины за людей и беспрестанно объясняя свои обманы. Спустившись рысью под гору, он уже не видал ни наших, ни неприятельских огней, но громче, яснее слышал крики французов. В лощине он увидал перед собой что то вроде реки, но когда он доехал до нее, он узнал проезженную дорогу. Выехав на дорогу, он придержал лошадь в нерешительности: ехать по ней, или пересечь ее и ехать по черному полю в гору. Ехать по светлевшей в тумане дороге было безопаснее, потому что скорее можно было рассмотреть людей. «Пошел за мной», проговорил он, пересек дорогу и стал подниматься галопом на гору, к тому месту, где с вечера стоял французский пикет.
– Ваше благородие, вот он! – проговорил сзади один из гусар.
И не успел еще Ростов разглядеть что то, вдруг зачерневшееся в тумане, как блеснул огонек, щелкнул выстрел, и пуля, как будто жалуясь на что то, зажужжала высоко в тумане и вылетела из слуха. Другое ружье не выстрелило, но блеснул огонек на полке. Ростов повернул лошадь и галопом поехал назад. Еще раздались в разных промежутках четыре выстрела, и на разные тоны запели пули где то в тумане. Ростов придержал лошадь, повеселевшую так же, как он, от выстрелов, и поехал шагом. «Ну ка еще, ну ка еще!» говорил в его душе какой то веселый голос. Но выстрелов больше не было.
Только подъезжая к Багратиону, Ростов опять пустил свою лошадь в галоп и, держа руку у козырька, подъехал к нему.
Долгоруков всё настаивал на своем мнении, что французы отступили и только для того, чтобы обмануть нас, разложили огни.
– Что же это доказывает? – говорил он в то время, как Ростов подъехал к ним. – Они могли отступить и оставить пикеты.
– Видно, еще не все ушли, князь, – сказал Багратион. – До завтрашнего утра, завтра всё узнаем.
– На горе пикет, ваше сиятельство, всё там же, где был с вечера, – доложил Ростов, нагибаясь вперед, держа руку у козырька и не в силах удержать улыбку веселья, вызванного в нем его поездкой и, главное, звуками пуль.
– Хорошо, хорошо, – сказал Багратион, – благодарю вас, г. офицер.
– Ваше сиятельство, – сказал Ростов, – позвольте вас просить.
– Что такое?
– Завтра эскадрон наш назначен в резервы; позвольте вас просить прикомандировать меня к 1 му эскадрону.
– Как фамилия?
– Граф Ростов.
– А, хорошо. Оставайся при мне ординарцем.
– Ильи Андреича сын? – сказал Долгоруков.
Но Ростов не отвечал ему.
– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».
Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
