Мендес, Хосе

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Хосе Мендес»)
Перейти к: навигация, поиск
Хосе Мендес
Jose Mendez
Дата рождения:

1843(1843)

Место рождения:

Мадрид, Испания

Дата смерти:

1905(1905)

Место смерти:

Ницца, Франция

Профессия:

артист балета, балетмейстер, балетный педагог

Гражданство:

Театр:

Большой театр

Хосе Мендес (Иосиф, Жозеф, Джозеф Мендес, 1843, Мадрид — 1905, Ницца) — испанский танцовщик, хореограф и педагог, ученик Поля Тальони и Карло Блазиса. В 1888—1898 годах работал в Москве.





Биография

Выступал на сцене Парижской Оперы. Как танцовщик обладал виртуозной техникой и необыкновенным прыжком, благодаря которому получил прозвище «сын воздуха». Умел делать три оборота в воздухе и менять позы во время вращения. Как балетмейстер работал в каирской Хедивской опере (между 1869 и 1877), в берлинской Придворной опере и в Большом театре Варшавы. Будучи в Берлине, вместе с Полем Тальони работал над системой записи танцев.

В 1888 году приехал в Москву, где начал работать в летнем театре Лентовского «Антей» и затем в труппе Вирджинии Цукки, выступавшей в частном театре В. И. Родона. Осенью поставил там балет «Катарина, дочь разбойника»[* 1].

В следующем году был приглашён хореографом в московский Большой театр на замену ушедшего Алексея Богданова. Дирекция заключила с ним контракт в ноябре 1889 года: Мендес был обязан ставить танцы в оперных спектаклях а также обучать артистов и воспитанников московской театральной школы. Ему был предложен оклад в 6,000 рублей — в два раза больший, чем у его предшественника[1]. Балетмейстер сразу же приступил к работе. К 26 ноября он уже обновил танцы в операх «Роберт-Дьявол» и «Фауст».

Следуя европейской моде того времени, отдавал некоторые мужские партии не танцовщикам, а танцовщицам-травести — именно по этой причине была подвергнута критике лезгинка в опере «Руслан и Людимила». Куда большей удачей стала хореография оперы «Мелузина», действие которой происходило во Франции конца XI века (танцы крестьян, свиты Мелузины и сильфов).

Эстетические взгляды Мендеса принадлежали к уходящему в прошлое театру XIX века. Так, он не смог понять новаторской для своего времени музыки Вагнера и создать для неё адекватное хореографическое отображение: в сцене «грот Венеры» из оперы «Тангейзер», ставшей одной из последних его работ в Большом театре, по словам критика Кашкина он сделал
...именно то, против чего Вагнер считал излишним предостерегать, то есть зауряднейший и бесцветный балетный нумер, не имеющий в данном случае никакого смысла. Игнорируется даже такое указание партитуры, как, например, следующее: когда раздаётся пение сирен за сценой, всё движение разом останавливается и все замирают в сладострастных позах, прислушиваясь к пению. Да, впрочем, ни одно из указаний в этой сцене не выполняется.

— Н. Д. Кашкин[1]:483

В то же время, оценивая первое представление в Большом театре оперы Рубинштейна «Демон» критик поставил танцы Мендеса и Манохина даже выше сопровождавшей их музыки[1]:48.

В 1895 году при возобновлении балета «Катарина» Мендес подвёргся критике за то, что хотя на афише в качестве балетмейстера спектакля стояло его имя, многие фрагменты были поставлены Иваном Хлюстиным. Тем не менее, дирекция была довольна работой хореографа: Большой театр перезаключал с ним контракт несколько раз.

Осенью 1897 года в газетах появились сообщения об отставке Мендеса и приглашении на пост балетмейстера Джорджио Саракко. 23 января 1898 года в Москве состоялся его прощальный бенефис. 30 апреля 1898 года И. А. Всеволожский предписал «уволить Мендеса вовсе от службы дирекции»[1]:491.

Деятельность хореографа

За 9 лет своей работы в Большом театре Мендес поставил танцы для множества опер как российских, так и зарубежных композиторов. Кроме того, он работал над возобновлением популярных балетных спектаклей и сделал несколько собственных оригинальных постановок. В те годы, когда он стоял у руководства московского балета (последнее десятилетие XIX века), тот значительно отставал по своему художественному уровню от петербургского. Большой театр характеризовали отсутствие внятной репертуарной политики и оторванность от новых театральных тенденций[* 2], а отдельные выдающиеся артисты не могли полностью обеспечивать качество спектаклей[* 3].

Работа хореографа в Большом театре не была новаторской, она лежала в пределах уже найденного и закреплённого театром. В то же время он не был чужд эксперимента: так, в балете «Приключения Флика и Флока», рассчитывая на яркую индивидуальность танцовщика Николая Домашёва, Мендес поставил pas de trois, в котором соединил движения чисто классического танца с невиданными в практике конца XIX века приёмами — вплоть до подъёма танцовщика-мужчины на пуанты[1]:520.

Мендес хорошо знал практику современного ему зарубежного балета и как балетмейстер не был лишён выдумки, пытаясь внести разнообразие в кордебалетные сцены, сочиняя живописные группы и компонуя оригинальные построения исполнителей. Его хореографию отличали живописность и оригинальность самодовлеющего характера, однако цельный художественный замысел в ней отсутствовал[1]:493.

Педагогическая деятельность

Преподавал в Триесте, затем в школе театра «Ла Скала» (Милан) и в школе Большого театра (Варшава). В московском театральном училище вёл выпускные классы воспитанниц. Привнёс в московскую школу итальянскую виртуозность нового типа с её пируэтами, балансом, сильными пуантами и вниманием к отчётливой партерной технике и силе танца.

Менее чем за десять лет своей работы воспитал множество сильнейших исполнителей. Среди учениц Мендеса — его свояченица Аделина Джури, Любовь Рославлева, Екатерина Гельцер, Тихомирова.

Семья

В 1896 году дочери балетмейстера Джульетта и Анжелика были зачислены в кордебалет Большого театра. В том же году они участвовали в спектаклях Красносельского театра под Петербургом, причём критика отметила, что несмотря на молодость, они обладают замечательно сильною техникой и танцуют с большой энергией[1]:481. 19 февраля 1900 года «Московские ведомости» писали о них как о «неутомимых труженицах балета». Осенью 1900 года Джульетта Мендес была повышена до ранга солистки, а её сестра Анжелика оставила театр. Джульетта танцевала до 1918 года (среди партий — Сандрильона в балете «Волшебный башмачок»).

Солистка Большого театра Аделина Джури была свояченицей Мендеса.

Список работ

Труппа Вирджинии Цукки

Большой театр

Танцы в операх
  • 1889 — «Роберт-Дьявол» Дж. Мейербера, «Фауст» Ш. Гуно (картина «Вальпургиева ночь»)
  • 21 декабря 1890 — «Сон на Волге» А. С. Аренского
  • 1892 — «Руслан и Людмила» М. И. Глинки, «Снегурочка» Н. А. Римского-Корсакова
  • 1895 — «Мелузина» князя Трубецкого (царица сильфов — Любовь Рославлёва)
  • 2 декабря 1897 — «Песнь торжествующей любви» А. Симона (восточные танцы II действия)
  • 1898 — «Тангейзер» Р. Вагнера
  • «Фенелла» Д.-Ф. Обера, «Пророк» Дж. Мейербера, «Бал-маскарад» Дж. Верди, «Демон» А. Г. Рубинштейна
Балеты
  • 9 февраля 1890 — «Индия» на музыку Джиля Аржини и Венанси
  • 24 февраля 1891 — «Приключения Флика и Флока» на музыку П. Гертеля с отдельными номерами на музыку А. Адана и А. Тома
  • 1891 — дивертисмент «После свадьбы»
  • 16 декабря 1892 — «Кольцо любви», волшебная сказка в 3 действиях на музыку П. П. Золотаренко
  • 5 февраля 1895 — «Катарина» (возобновление балета Жюля Перро при участии Ивана Хлюстина)
  • 1896 — «Брама» на музыку И. Монплезира, «Цыганка» на музыку П. Гертеля и И. Брамса
  • 28 апреля 1896 — «Даита», одноактный балет на музыку Г. Э. Конюса
  • 20 февраля 1897 — «Фея кукол», балет в 2-х картинах на музыку Й. Байера
  • 1898 — «Шалости сверчка» на музыку А. Симона, «Фантазия» на музыку А. Штеймана
  • Возобновления постановок других балетмейстеров — «Жизель», «Эсмеральда», «Тщетная предосторожность»

Напишите отзыв о статье "Мендес, Хосе"

Примечания

Источники
  1. 1 2 3 4 5 6 7 В. М. Красовская. Русский балетный театр второй половины XIX века. — Л.: Искусство, 1963.
Комментарии
  1. По словам газеты «Московский листок» от 17 ноября 1888 года, Мендес «все танцы и группы кордебалета поставил прекрасно»
  2. Историк балета В. М. Красовская называет Мендеса невольным виновником слишком позднего появления в Москве симфонических балетов Чайковского и Глазунова
  3. в те годы печать особенно часто указывала на слабость кордебалета

Отрывок, характеризующий Мендес, Хосе

Барклай стоит за осторожность. Цесаревич намекает на измену и требует генерального сражения. Любомирский, Браницкий, Влоцкий и тому подобные так раздувают весь этот шум, что Барклай, под предлогом доставления бумаг государю, отсылает поляков генерал адъютантов в Петербург и входит в открытую борьбу с Бенигсеном и великим князем.
В Смоленске, наконец, как ни не желал того Багратион, соединяются армии.
Багратион в карете подъезжает к дому, занимаемому Барклаем. Барклай надевает шарф, выходит навстречу v рапортует старшему чином Багратиону. Багратион, в борьбе великодушия, несмотря на старшинство чина, подчиняется Барклаю; но, подчинившись, еще меньше соглашается с ним. Багратион лично, по приказанию государя, доносит ему. Он пишет Аракчееву: «Воля государя моего, я никак вместе с министром (Барклаем) не могу. Ради бога, пошлите меня куда нибудь хотя полком командовать, а здесь быть не могу; и вся главная квартира немцами наполнена, так что русскому жить невозможно, и толку никакого нет. Я думал, истинно служу государю и отечеству, а на поверку выходит, что я служу Барклаю. Признаюсь, не хочу». Рой Браницких, Винцингероде и тому подобных еще больше отравляет сношения главнокомандующих, и выходит еще меньше единства. Сбираются атаковать французов перед Смоленском. Посылается генерал для осмотра позиции. Генерал этот, ненавидя Барклая, едет к приятелю, корпусному командиру, и, просидев у него день, возвращается к Барклаю и осуждает по всем пунктам будущее поле сражения, которого он не видал.
Пока происходят споры и интриги о будущем поле сражения, пока мы отыскиваем французов, ошибившись в их месте нахождения, французы натыкаются на дивизию Неверовского и подходят к самым стенам Смоленска.
Надо принять неожиданное сражение в Смоленске, чтобы спасти свои сообщения. Сражение дается. Убиваются тысячи с той и с другой стороны.
Смоленск оставляется вопреки воле государя и всего народа. Но Смоленск сожжен самими жителями, обманутыми своим губернатором, и разоренные жители, показывая пример другим русским, едут в Москву, думая только о своих потерях и разжигая ненависть к врагу. Наполеон идет дальше, мы отступаем, и достигается то самое, что должно было победить Наполеона.


На другой день после отъезда сына князь Николай Андреич позвал к себе княжну Марью.
– Ну что, довольна теперь? – сказал он ей, – поссорила с сыном! Довольна? Тебе только и нужно было! Довольна?.. Мне это больно, больно. Я стар и слаб, и тебе этого хотелось. Ну радуйся, радуйся… – И после этого княжна Марья в продолжение недели не видала своего отца. Он был болен и не выходил из кабинета.
К удивлению своему, княжна Марья заметила, что за это время болезни старый князь так же не допускал к себе и m lle Bourienne. Один Тихон ходил за ним.
Через неделю князь вышел и начал опять прежнюю жизнь, с особенной деятельностью занимаясь постройками и садами и прекратив все прежние отношения с m lle Bourienne. Вид его и холодный тон с княжной Марьей как будто говорил ей: «Вот видишь, ты выдумала на меня налгала князю Андрею про отношения мои с этой француженкой и поссорила меня с ним; а ты видишь, что мне не нужны ни ты, ни француженка».
Одну половину дня княжна Марья проводила у Николушки, следя за его уроками, сама давала ему уроки русского языка и музыки, и разговаривая с Десалем; другую часть дня она проводила в своей половине с книгами, старухой няней и с божьими людьми, которые иногда с заднего крыльца приходили к ней.
О войне княжна Марья думала так, как думают о войне женщины. Она боялась за брата, который был там, ужасалась, не понимая ее, перед людской жестокостью, заставлявшей их убивать друг друга; но не понимала значения этой войны, казавшейся ей такою же, как и все прежние войны. Она не понимала значения этой войны, несмотря на то, что Десаль, ее постоянный собеседник, страстно интересовавшийся ходом войны, старался ей растолковать свои соображения, и несмотря на то, что приходившие к ней божьи люди все по своему с ужасом говорили о народных слухах про нашествие антихриста, и несмотря на то, что Жюли, теперь княгиня Друбецкая, опять вступившая с ней в переписку, писала ей из Москвы патриотические письма.
«Я вам пишу по русски, мой добрый друг, – писала Жюли, – потому что я имею ненависть ко всем французам, равно и к языку их, который я не могу слышать говорить… Мы в Москве все восторжены через энтузиазм к нашему обожаемому императору.
Бедный муж мой переносит труды и голод в жидовских корчмах; но новости, которые я имею, еще более воодушевляют меня.
Вы слышали, верно, о героическом подвиге Раевского, обнявшего двух сыновей и сказавшего: «Погибну с ними, но не поколеблемся!И действительно, хотя неприятель был вдвое сильнее нас, мы не колебнулись. Мы проводим время, как можем; но на войне, как на войне. Княжна Алина и Sophie сидят со мною целые дни, и мы, несчастные вдовы живых мужей, за корпией делаем прекрасные разговоры; только вас, мой друг, недостает… и т. д.
Преимущественно не понимала княжна Марья всего значения этой войны потому, что старый князь никогда не говорил про нее, не признавал ее и смеялся за обедом над Десалем, говорившим об этой войне. Тон князя был так спокоен и уверен, что княжна Марья, не рассуждая, верила ему.
Весь июль месяц старый князь был чрезвычайно деятелен и даже оживлен. Он заложил еще новый сад и новый корпус, строение для дворовых. Одно, что беспокоило княжну Марью, было то, что он мало спал и, изменив свою привычку спать в кабинете, каждый день менял место своих ночлегов. То он приказывал разбить свою походную кровать в галерее, то он оставался на диване или в вольтеровском кресле в гостиной и дремал не раздеваясь, между тем как не m lle Bourienne, a мальчик Петруша читал ему; то он ночевал в столовой.
Первого августа было получено второе письмо от кня зя Андрея. В первом письме, полученном вскоре после его отъезда, князь Андрей просил с покорностью прощения у своего отца за то, что он позволил себе сказать ему, и просил его возвратить ему свою милость. На это письмо старый князь отвечал ласковым письмом и после этого письма отдалил от себя француженку. Второе письмо князя Андрея, писанное из под Витебска, после того как французы заняли его, состояло из краткого описания всей кампании с планом, нарисованным в письме, и из соображений о дальнейшем ходе кампании. В письме этом князь Андрей представлял отцу неудобства его положения вблизи от театра войны, на самой линии движения войск, и советовал ехать в Москву.
За обедом в этот день на слова Десаля, говорившего о том, что, как слышно, французы уже вступили в Витебск, старый князь вспомнил о письме князя Андрея.
– Получил от князя Андрея нынче, – сказал он княжне Марье, – не читала?
– Нет, mon pere, [батюшка] – испуганно отвечала княжна. Она не могла читать письма, про получение которого она даже и не слышала.
– Он пишет про войну про эту, – сказал князь с той сделавшейся ему привычной, презрительной улыбкой, с которой он говорил всегда про настоящую войну.
– Должно быть, очень интересно, – сказал Десаль. – Князь в состоянии знать…
– Ах, очень интересно! – сказала m llе Bourienne.
– Подите принесите мне, – обратился старый князь к m llе Bourienne. – Вы знаете, на маленьком столе под пресс папье.
M lle Bourienne радостно вскочила.
– Ах нет, – нахмурившись, крикнул он. – Поди ты, Михаил Иваныч.
Михаил Иваныч встал и пошел в кабинет. Но только что он вышел, старый князь, беспокойно оглядывавшийся, бросил салфетку и пошел сам.
– Ничего то не умеют, все перепутают.
Пока он ходил, княжна Марья, Десаль, m lle Bourienne и даже Николушка молча переглядывались. Старый князь вернулся поспешным шагом, сопутствуемый Михаилом Иванычем, с письмом и планом, которые он, не давая никому читать во время обеда, положил подле себя.
Перейдя в гостиную, он передал письмо княжне Марье и, разложив пред собой план новой постройки, на который он устремил глаза, приказал ей читать вслух. Прочтя письмо, княжна Марья вопросительно взглянула на отца.
Он смотрел на план, очевидно, погруженный в свои мысли.
– Что вы об этом думаете, князь? – позволил себе Десаль обратиться с вопросом.
– Я! я!.. – как бы неприятно пробуждаясь, сказал князь, не спуская глаз с плана постройки.
– Весьма может быть, что театр войны так приблизится к нам…
– Ха ха ха! Театр войны! – сказал князь. – Я говорил и говорю, что театр войны есть Польша, и дальше Немана никогда не проникнет неприятель.
Десаль с удивлением посмотрел на князя, говорившего о Немане, когда неприятель был уже у Днепра; но княжна Марья, забывшая географическое положение Немана, думала, что то, что ее отец говорит, правда.
– При ростепели снегов потонут в болотах Польши. Они только могут не видеть, – проговорил князь, видимо, думая о кампании 1807 го года, бывшей, как казалось, так недавно. – Бенигсен должен был раньше вступить в Пруссию, дело приняло бы другой оборот…