Цай (царство)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Цай
царство
X в. до н.э. — 447 г. до н.э.



Столица Шанцай
К:Исчезли в 447 году до н. э.

Царство Цай (кит. трад. 蔡國, упр. 蔡国, пиньинь: Càiguó) — китайское государство эпохи династии Чжоу (1122—256 до н. э.), проявившее себя в период Чуньцю («Весна и осень». 770—476 до н. э.) и затем угасшее в период Сражающихся царств (475—221 до н. э.)





История

Основатель Чжоу У-ван предоставил титулы и земли своим младшим братьям. Однин из них, Цзи Ду, получил вотчину под названием Цай, с центром в нынешнем уезде Шанцай (буквально, «Верхний Цай»; в округе Чжумадянь провинции Хэнань), и получил имя Цай Шуду («дядя Цай»). Хотя впоследствии другие братья отняли его вотчину, его сын, Цзи Ху (Цай Чжун) смог получить её обратно.

В период Чуньцю, обладая лишь номинальной центральной властью, царство Цай вынуждено было перемещаться несколько раз после вторжения царства Чу, сперва в 531 г. до н. э. в соседний Синьцай (en:Xincai County, «Новый Цай»), а впоследствии в Чжоулай (нынешний Хуайнань) в местность, названную Сяцай («Нижний Цай»). В 447 г. до н. э. чуский царь Хуэй (惠) завоевал Цай и территория царства стала частью северной военной границы царства Чу.

Цайским правителям было позволено переселиться на юг от реки Янцзы, на территорию нынешнего округа Чандэ, и основать там поселение Гаоцай, но это карликовое государство было упразднено спустя 80 лет.

Фамилия Цай

С распространением фамилий на все социальные слои в империи Цинь, основанной в 221 г. до н. э., многие бывшие подданные царства Цай взяли себе фамилию Цай в память о бывшей родине.

После завершения истории царства Цай произошли две крупные миграции его потомков. Во время бунта Хуан Чао (875 г. н. э.) в конце правления династии Тан (618—907 гг. н. э.) клан Цай мигрировал в провинции Гуандун и Фуцзянь. Вторая крупная миграция произошла, когда в XVII в. Чжэн Чэнгун переправил военных чиновников с фамилиями Цай вместе с семьями на Тайвань. В результате фамилия Цай гораздо чаще встречается в этих областях, населённых потомками переселенцев, чем в других частях Китая.

Правящий дом царства Цай

  • Цай Шуду (Цзи Ду), младший брат У-вана.
  • Цай Чжун (Цзи Ху).
  • Цай-бо Хуан.
  • Гун-хоу.
  • Ли-хоу.
  • У-хоу. (863)-838 до н. э.
  • И-хоу. 837—810 до н. э.
  • Си-хоу Со-ши. 809—762 до н. э.
  • Гун-хоу Син. 761—760 до н. э.
  • Дай-хоу. 759—750 до н. э.
  • Сюань-хоу Цо-фу. 749—715 до н. э.
  • Хуань-хоу Фын-жэнь. 714—695 до н. э.
  • Ай-хоу Сянь-у. 694—675 до н. э.
  • Му-хоу Си. 674—646 до н. э.
  • Чжуан-хоу Цзя-у. 645—612 до н. э.
  • Вэнь-хоу Шэнь. 611—592 до н. э.
  • Цзин-хоу Гу. 591—543 до н. э.
  • Лин-хоу Бань. 542—531 до н. э.
  • Пин-хоу Лу. 530—522 до н. э.
  • Дао-хоу Дун-го. 521—519 до н. э.
  • Чжао-хоу Шэнь. 518—491 до н. э.
  • Чэн-хоу Шо. 490—472 до н. э.
  • Шэн-хоу Чань. 471—457 до н. э.
  • Юань-хоу. 456—451 до н. э.
  • Хоу Ци. 450—447 до н. э.

Царство Цай в трудах основоположников конфуцианства

Государство Цай неоднократно упоминается в ранней конфуцианской литературе.[1] Однако в древности слово 蔡 (Цай) было не только названием страны, но и названием некой большой черепахи. Полагают, что княжество Цай славилось своими черепахами[2], или, по крайней мере, находилось на торговом пути, по которому в северный Китай поставлялись, в числе прочих товаров, и черепашьи панцири из долины Янцзы, ценившиеся для традиционного гадания на черепахах.[3] В связи с этим смысл некоторых цитат не является однозначным для современных исследователей. Так, Конфуций сказал (согласно переводу и интерпретации В. П. Васильева):

Цзан Вэнь-чжун (вельможа царства Лу), содержа у себя в доме большую черепаху, (для неё) на пилястрах (своего дома) изобразил горы, а на перекладинах нарисовал осоку; как после этого он умен (когда занимается такими пустяками, небрежа о делах народа)![4]

По другой интерпретации, смысл цитаты состоит в том, что Цзан Вэньчжун не отдавал себе отчета в том, что декор такого типа подобает лишь правителю страны — таким образом, он мог знать архитектуру, но не нормы поведения в феодальном обществе.[3] Слова 居蔡 (цзюй цай) в лаконичном древнекитайском тексте можно понимать, однако, не только как «держал черепаху 'цай'» но и как «жил в (княжестве) Цай». В этом случае Конфуций мог говорить о разбогатевшем торговом представителе его родного княжества Лу в соседнем княжестве Цай.[3]

Напишите отзыв о статье "Цай (царство)"

Примечания

  1. ↑ [ctext.org/confucianism?searchu=%E8%94%A1 Поиск на слово 蔡]
  2. ↑ Confucius (2009), [books.google.com/books?id=JiALtt67xicC&pg=PA179 The Confucian Analects, the Great Learning & the Doctrine of the Mean], Cosimo, Inc., с. 179, ISBN 1605206431, <books.google.com/books?id=JiALtt67xicC&pg=PA179> (Originally published 1893)
  3. ↑ 1 2 3 Brooks, A. Taeko, ed. (1998), [books.google.com/books?id=Smlfbq4oTKkC&pg=PA25 The original analects: sayings of Confucius and his successors], Translations from the Asian classics, Columbia University Press, с. 25, ISBN 0231104316, <books.google.com/books?id=Smlfbq4oTKkC&pg=PA25> 
  4. ↑ Конфуций, Беседы и суждения. Глава 5, "Гунье Чан", параграф 18. [lunyu.ru/5/18 Русские переводы] (В. П. Васильева и других). [ctext.org/analects/gong-ye-chang?searchu=%E8%94%A1&searchmode=showall#result Оригинал]
Китайские царства эпохи Чжоу

Чжоу (周) • Ци (齊) • Цинь (秦) • Чу (楚) • У (吳) • Юэ (越) • Цзинь (晉) • Вэй (Чжаньго) (魏) • Хань (Чжаньго) (韓) • Чжао (趙)
Чжэн (鄭) • Чэнь (陳) • Лу (魯) • Вэй (Чуньцю) (卫) • Янь (燕) • Цай (蔡) • Цао (曹) • Хуа (滑) • Сун (宋) • Шу (蜀)

Отрывок, характеризующий Цай (царство)

– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.


1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»
– Qu'on m'amene les boyards, [Приведите бояр.] – обратился он к свите. Генерал с блестящей свитой тотчас же поскакал за боярами.
Прошло два часа. Наполеон позавтракал и опять стоял на том же месте на Поклонной горе, ожидая депутацию. Речь его к боярам уже ясно сложилась в его воображении. Речь эта была исполнена достоинства и того величия, которое понимал Наполеон.
Тот тон великодушия, в котором намерен был действовать в Москве Наполеон, увлек его самого. Он в воображении своем назначал дни reunion dans le palais des Czars [собраний во дворце царей.], где должны были сходиться русские вельможи с вельможами французского императора. Он назначал мысленно губернатора, такого, который бы сумел привлечь к себе население. Узнав о том, что в Москве много богоугодных заведений, он в воображении своем решал, что все эти заведения будут осыпаны его милостями. Он думал, что как в Африке надо было сидеть в бурнусе в мечети, так в Москве надо было быть милостивым, как цари. И, чтобы окончательно тронуть сердца русских, он, как и каждый француз, не могущий себе вообразить ничего чувствительного без упоминания о ma chere, ma tendre, ma pauvre mere, [моей милой, нежной, бедной матери ,] он решил, что на всех этих заведениях он велит написать большими буквами: Etablissement dedie a ma chere Mere. Нет, просто: Maison de ma Mere, [Учреждение, посвященное моей милой матери… Дом моей матери.] – решил он сам с собою. «Но неужели я в Москве? Да, вот она передо мной. Но что же так долго не является депутация города?» – думал он.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Цай_(царство)&oldid=76570810»