Чермоев, Тапа Арцуевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Тапа (Абдул Меджид)
Арцуевич Чермоев
Гражданство:

Российская империя Российская империя Российская империя

Отец:

Чермоев, Арцу

Тапа́ (Абду́л Меджи́д) Арцу́евич[1] Чермо́ев (3 (15) марта 1882, Грозный, Чечня, Терская область, Российская империя — 1936 год, Париж[2], по другим данным: 28 августа 1937, Лозанна[3]) — один из политических деятелей на Северном Кавказе в 19171919 годах, нефтепромышленник, сын российского генерала Арцу Чермоева.





Биография

В 1901 году окончил Владикавказское реальное училище и Николаевское кавалерийское училище.

Указом Правительствующего Сената 23 декабря 1899 года был признан в потомственном дворянстве Российской Империи.

Служил в кавалерии, в том числе в «Собственном Е. И. В. Конвое» Николая II, имел чины хорунжий, сотник. Вышел в отставку в 1908 году.

В 1906 году он сочетался браком с княжной Хавар-Султан-Ханум (урождённой Ибрагимбековой), правнучкой Абульфат-хана Тути.

В период 1-й мировой войны (1914—1918 годы) ротмистр, адъютант в Чеченском полку «Дикой дивизии».

Это был коренастый, уже немного оплывший жиром чеченец в чине ротмистра, совершенно отвыкший от военной службы. До войны, в зависимости от продукции своих нефтяных фонтанов, он был то миллионером, то неоплатным должником; вел жизнь беспутную со своей очаровательной женой, персиянкой Хавар-Ханум. Чермоев был неглуп, держал себя всегда храбро в бою, но пользовался каждым случаем для поездок в тыл. Он был всегда окружен сонмом родственников, которые его всячески эксплуатировали. Так это было на войне, так продолжалось и в эмиграции, в Париже.
Ю.И. Лодыженский[4]

После Февральской революции 1917 стал одним из создателей «Союза объединенных горцев Кавказа» и руководителей Горской республики. В ноябре 1918 года был участником вторжения турецких войск в Дагестан. Вследствие приказа по Вооружённым силам Юга России от 25 октября 1919 года, подписанного А. И. Деникиным[5], Чермоев эмигрировал за границу, где также занимался общественно-политической деятельностью[2].

Масонство

Брат Тапы Осман 28 ноября 1925 года был принят в парижскую ложу «Золотое Руно». Осман Чермоев стал одним из основателей русскоязычной ложи «Прометей». В неё Осман Арцуевич в 1927 году привел своего брата Тапу Чермоева.

Тапа так увлекся масонством, что вскоре стал полностью содержать ложу «Прометей» на собственные средства. В 1927 году в неё были посвящены его родственники — Абубекир и Магомет Чермоевы, прибывшие в Париж из Грозного. Представители этого рода состояли в ложе «Прометей» вплоть до её закрытия[6].

Напишите отзыв о статье "Чермоев, Тапа Арцуевич"

Примечания

  1. Встречаются разные варианты написания отчества Тапы Чермоева: 1. БСЭ, ссылаясь на работу 1969 года М. А. Абазатова «Борьба трудящихся Чечено-Ингушетии за Советскую власть (1917—1920)», указывает отчество «Орцуевич»; 2. Как офицер Конвоя Е. И. В., он значится в изданиях «Весь Петербург» за 2-ю пол. 1900-х годов: в 1905 г., отдел 1, стб. 95 — «хорунж. Чермоев Абд. Медж. Арц.» = Абдул Меджид Арцуевич; 3. То же (Арцуевич, уже в звании сотника) на 1907 год: отдел 1, стб. 106.
  2. 1 2 [bse.sci-lib.com/article121915.html Чермоев Абдул Меджид Арцуевич] // БСЭ. — М.: «Советская Энциклопедия», 1978. — Т. 29. — С. 81.
  3. Незабытые могилы, т. 6, ч. 3, стр. 193. (умер 28 августа в Лозанне, Швейцария, тело перевезено во Францию, на мусульманское кладбище пригорода Парижа — Бобиньи, где похоронен 25 сентября)
  4. Лодыженский Ю.И. От Красного Креста к борьбе с коммунистическим Интернационалом. М. : Айрис-пресс, 2007.
  5. «В июле текущего года между правительством Кубани и меджилисом горских народов заключен договор, в основу которого положена измена России и передача кубанских казачьих войск Северного Кавказа в распоряжение меджилиса, чем обрекается на гибель Терское войско. Договор подписан Бычом, Савицким, Калабуховым и Намитоковым, с одной стороны, и Чермоевым, Гайдаровым, Хадзагаровым и Бамматом, с другой. Приказываю при появлении этих лиц на территории Вооруженных сил Юга России немедленно предать их военно-полевому суду за измену» ([militera.lib.ru/h/denikin_ai2/5_10.html Деникин А. И. Очерки Русской смуты. Т. 5.]).
  6. [vlast4.ru/?option=com_content&view=article&id=127:2012-10-11-18-17-02&catid=16:-24&Itemid=2 Масоны чеченского полка]

Литература

  • Абазатов М. А. Борьба трудящихся Чечено-Ингушетии за Советскую власть (1917—1920), 2 изд. — Грозный, 1969.
  • Тимур Музаев. Тапа Чермоев // Архивный вестник : журнал. — Нальчик: ООО «Печатный двор», 2013. — 22 октября (№ 1). — С. 79-84. — ISBN 978-5-905770-24-1.

Ссылки

  • [bse.sci-lib.com/article121915.html Чермоев Абдул Меджид] в БСЭ.

Отрывок, характеризующий Чермоев, Тапа Арцуевич

Несколько дней перед отъездом Ростова в соборе было назначено молебствие по случаю победы, одержанной русскими войсками, и Николай поехал к обедне. Он стал несколько позади губернатора и с служебной степенностью, размышляя о самых разнообразных предметах, выстоял службу. Когда молебствие кончилось, губернаторша подозвала его к себе.
– Ты видел княжну? – сказала она, головой указывая на даму в черном, стоявшую за клиросом.
Николай тотчас же узнал княжну Марью не столько по профилю ее, который виднелся из под шляпы, сколько по тому чувству осторожности, страха и жалости, которое тотчас же охватило его. Княжна Марья, очевидно погруженная в свои мысли, делала последние кресты перед выходом из церкви.
Николай с удивлением смотрел на ее лицо. Это было то же лицо, которое он видел прежде, то же было в нем общее выражение тонкой, внутренней, духовной работы; но теперь оно было совершенно иначе освещено. Трогательное выражение печали, мольбы и надежды было на нем. Как и прежде бывало с Николаем в ее присутствии, он, не дожидаясь совета губернаторши подойти к ней, не спрашивая себя, хорошо ли, прилично ли или нет будет его обращение к ней здесь, в церкви, подошел к ней и сказал, что он слышал о ее горе и всей душой соболезнует ему. Едва только она услыхала его голос, как вдруг яркий свет загорелся в ее лице, освещая в одно и то же время и печаль ее, и радость.
– Я одно хотел вам сказать, княжна, – сказал Ростов, – это то, что ежели бы князь Андрей Николаевич не был бы жив, то, как полковой командир, в газетах это сейчас было бы объявлено.
Княжна смотрела на него, не понимая его слов, но радуясь выражению сочувствующего страдания, которое было в его лице.
– И я столько примеров знаю, что рана осколком (в газетах сказано гранатой) бывает или смертельна сейчас же, или, напротив, очень легкая, – говорил Николай. – Надо надеяться на лучшее, и я уверен…
Княжна Марья перебила его.
– О, это было бы так ужа… – начала она и, не договорив от волнения, грациозным движением (как и все, что она делала при нем) наклонив голову и благодарно взглянув на него, пошла за теткой.
Вечером этого дня Николай никуда не поехал в гости и остался дома, с тем чтобы покончить некоторые счеты с продавцами лошадей. Когда он покончил дела, было уже поздно, чтобы ехать куда нибудь, но было еще рано, чтобы ложиться спать, и Николай долго один ходил взад и вперед по комнате, обдумывая свою жизнь, что с ним редко случалось.
Княжна Марья произвела на него приятное впечатление под Смоленском. То, что он встретил ее тогда в таких особенных условиях, и то, что именно на нее одно время его мать указывала ему как на богатую партию, сделали то, что он обратил на нее особенное внимание. В Воронеже, во время его посещения, впечатление это было не только приятное, но сильное. Николай был поражен той особенной, нравственной красотой, которую он в этот раз заметил в ней. Однако он собирался уезжать, и ему в голову не приходило пожалеть о том, что уезжая из Воронежа, он лишается случая видеть княжну. Но нынешняя встреча с княжной Марьей в церкви (Николай чувствовал это) засела ему глубже в сердце, чем он это предвидел, и глубже, чем он желал для своего спокойствия. Это бледное, тонкое, печальное лицо, этот лучистый взгляд, эти тихие, грациозные движения и главное – эта глубокая и нежная печаль, выражавшаяся во всех чертах ее, тревожили его и требовали его участия. В мужчинах Ростов терпеть не мог видеть выражение высшей, духовной жизни (оттого он не любил князя Андрея), он презрительно называл это философией, мечтательностью; но в княжне Марье, именно в этой печали, выказывавшей всю глубину этого чуждого для Николая духовного мира, он чувствовал неотразимую привлекательность.
«Чудная должна быть девушка! Вот именно ангел! – говорил он сам с собою. – Отчего я не свободен, отчего я поторопился с Соней?» И невольно ему представилось сравнение между двумя: бедность в одной и богатство в другой тех духовных даров, которых не имел Николай и которые потому он так высоко ценил. Он попробовал себе представить, что бы было, если б он был свободен. Каким образом он сделал бы ей предложение и она стала бы его женою? Нет, он не мог себе представить этого. Ему делалось жутко, и никакие ясные образы не представлялись ему. С Соней он давно уже составил себе будущую картину, и все это было просто и ясно, именно потому, что все это было выдумано, и он знал все, что было в Соне; но с княжной Марьей нельзя было себе представить будущей жизни, потому что он не понимал ее, а только любил.
Мечтания о Соне имели в себе что то веселое, игрушечное. Но думать о княжне Марье всегда было трудно и немного страшно.
«Как она молилась! – вспомнил он. – Видно было, что вся душа ее была в молитве. Да, это та молитва, которая сдвигает горы, и я уверен, что молитва ее будет исполнена. Отчего я не молюсь о том, что мне нужно? – вспомнил он. – Что мне нужно? Свободы, развязки с Соней. Она правду говорила, – вспомнил он слова губернаторши, – кроме несчастья, ничего не будет из того, что я женюсь на ней. Путаница, горе maman… дела… путаница, страшная путаница! Да я и не люблю ее. Да, не так люблю, как надо. Боже мой! выведи меня из этого ужасного, безвыходного положения! – начал он вдруг молиться. – Да, молитва сдвинет гору, но надо верить и не так молиться, как мы детьми молились с Наташей о том, чтобы снег сделался сахаром, и выбегали на двор пробовать, делается ли из снегу сахар. Нет, но я не о пустяках молюсь теперь», – сказал он, ставя в угол трубку и, сложив руки, становясь перед образом. И, умиленный воспоминанием о княжне Марье, он начал молиться так, как он давно не молился. Слезы у него были на глазах и в горле, когда в дверь вошел Лаврушка с какими то бумагами.