Эрнест Ренан (броненосный крейсер)
Броненосный крейсер «Эрнест Ренан» (фр. Ernest Renan) — боевой корабль французского флота начала XX века. Являлся развитием крейсера «Жюль Мишле». Построен в единственным экземпляре. К моменту ввода в строй морально устарел. Его дальнейшим развитием стали крейсера типа «Вальдек-Руссо».
Содержание
История
Постоянной головной болью французских инженеров, проектировавших французские броненосные крейсера, был систематический недобор кораблями проектной скорости. Рассчитанные на 23-24 узла, крейсера на практике обычно выдавали не более 21,5-22,5 узлов — данные весьма хорошие, но не выдающиеся. Французские адмиралы, рассчитывавшие на применение броненосных крейсеров как рейдеров в открытом океане, хотели, чтобы их корабли имели превосходство в скорости над потенциальным противником, и всегда могли уклониться от боя с превосходящими силами.
Известный французский кораблестроитель Эмиль Бретьен предложил добиться требуемой адмиралами 24-узловой скорости, переработав обводы пятого из планирующихся к закладке броненосных крейсеров типа «Леон Гамбетта». По проекту Бретьена, новый корабль должен был быть длиннее базового проекта и иметь на треть больше котлов. Адмиралтейство поддержало проект с некоторыми оговорками, и корабль под названием «Эрнест Ренан» был перепроектирован на стапеле под требования большей скорости.
Конструкция
Крейсер «Эрнест Ренан» был спроектирован как более быстроходная версия крейсеров типа «Леон Гамбетта», для чего обводы его корпуса были изменены. Он был длиннее исходного проекта, достигая 159 метров; ширина его равнялась 21,5 метрам, а осадка 8,4 метрам. Полное водоизмещение увеличилось до 13650 тонн.
Не считая большей длины, он, фактически, не отличался от базового проекта по основной архитектуре; высокобортный корпус с почти прямым форштевнем и протянувшимся до кормовой башни полубаком был характерен для всех французских броненосных крейсеров начиная с «Жанны Д’Арк». Однако, необходимость установки большего числа котлов, привела к увеличению числа труб корабля до шести; трубы были скомпонованы двумя группами по три. Носовая и кормовая надстройки были сделаны более высокими и просторными.
Носовая мачта крейсера была тяжелой боевой, кормовая — легкой сигнальной.
Вооружение
Вооружение «Эрнста Ренана» было разработано на основе предшествующего проекта «Жюль Мишеле». Крейсер был вооружен четырьмя 194-мм 50-калиберными орудиями образца 1902 года в носовой и кормовой двухорудийных башнях; носовая располагалась на полубаке, кормовая на верхней палубе. Однако, сами башни были нового типа, имели цилиндрическую форму и подпалубные барбеты, в отличие от предшествующих моделей.
Вспомогательное вооружение состояло из двенадцати 163-мм 45-калиберных скорострельных орудий в образца 1896 года. Восемь из них стояли в одноорудийных башнях на баковой палубе — по четыре с каждого борта — и еще четыре располагались в казематах, два в передней части на верхней палубе, и два в корме на главной палубе.
Противоминное вооружение было значительно усилено — на смену старым мелкокалиберным пушкам пришли новые 65-мм орудия. На момент закладки корабля, такое вооружение полностью соответствовало требованиям борьбы с любыми миноносцами того времени, но из-за затянувшейся постройки, к моменту вступления «Эрнста Ренана» в ряды флота, его противоминное вооружение снова устарело — новые турбинные эсминцы имели большие размеры, живучесть и скорость, а радиус действия торпед существенно увеличился. Кроме шестнадцати 65-мм орудий в казематах на верхней палубе, крейсер все еще нес восемь старых 47-мм орудий Гочкисса и две устаревшие 37-мм пятиствольные револьверные пушки Гочкисса.
Крейсер все еще имел торпедное вооружение из двух 450-мм аппаратов в центральной части корпуса, стрелявших из-под воды перпендикулярно курсу — хотя в новых условиях войны на море оно представлялось совершенно бесполезным.
Бронирование
Бронирование «Эрнста Ренана» было существенно переработано по сравнению с базовым проектом «Леон Гамбетта». Главный пояс из стали, закаленной по методу Круппа, тянулся на всю длину ватерлинии (исключая небольшой участок кормы); его высота была равна 2,6 метрам, из которых 1,3 находились под водой, а 2,3 выше ватерлинии. Толщина пояса в центре корпуса — между мачтами — составляла 150 миллиметров, в носовой оконечности утоньшаясь до 100 миллиметров и в кормовой до 75 миллиметров.
Крейсер имел две броневые палубы; нижняя, выпуклая, опиралась краями на нижнюю кромку броневого пояса, и имела толщину 40 миллиметров в центральной части, и 65 миллиметров на скосах. Поверх неё, опираясь на верхнюю кромку броневого пояса, располагалась плоска верхняя палуба толщиной в 35 миллиметров. Пространство между палубами было разделено на множество небольших герметичных отсеков, для локализации повреждений; по меркам 1910-ых такая схема бронирования уже устарела, и разумнее было бы иметь одну сплошную палубу большой толщины.
Броневые башни 194-мм орудий были защищены броней толщиной 200 миллиметров; барбеты и основания башен бронировались 100—180 мм плитами. Башни вспомогательного калибра были защищены 130—165 мм плитами, их барбеты — имели более тонкое бронирование.
Силовая установка
«Эрнст Ренан», подобно другим французским броненосным крейсерам, приводился в движение тремя вертикальными паровыми машинами тройного расширения, работающими на три вала. Его котельная установка состояла из сорока двух (!!!) котлов Никлссона, разделенных на шесть отделений, и обеспечивающих паром общую мощность в 36000 л.с. На мерной миле крейсер продемонстрировал скорость в 24,4 узла; причем его создатель, Эмиль Бретьен считал, что если бы на корабле были применены новые котлы с трубками малого диаметра, то крейсер бы развил скорость до 25 узлов. Запаса угля хватало на 18000 км экономичным 10-узловым ходом.
Служба
Первая мировая война
После войны
После войны, «Эрнест Ренан» был одним из немногих броненосных крейсеров старой постройки, еще остающихся на службе — в первую очередь, из-за своей сравнительно высокой скорости и отсутствия в составе французского флота современных легких крейсеров. В 1920—1922 он принимал участие в действиях на Черном Море, во время интервенции в охваченную гражданской войной Россию. По возвращении во Францию, корабль был модернизирован, в попытке поддерживать его боевые качества на современном уровне.
В 1927 году, старый крейсер был переведен на роль учебно-артиллерийского судна, и прослужил до 1929 года, пока не был окончательно исключен из списков флота. В 1931 году, «Эрнст Ренан» был расстрелян на учениях в качестве мишени флота.
Модернизации
В 1916 году, четыре 47-мм противоминных орудия были демонтированы, и на их месте на надстройках крейсера установлены четыре 47-миллиметровые зенитные пушки образца 1902 года. В 1919 году, зенитное вооружение было дополнено еще двумя 65-мм зенитными орудиями; кормовая мачта крейсера была демонтирована, чтобы обеспечить возможность буксировки наблюдательного змейкового аэростата.
По некоторым данным, в 1927 году, корабль предполагалось оснастить площадкой для запуска гидросамолета.
Оценка проекта
Броненосный крейсер «Эрнст Ренан» был очередной ступенькой в эволюции базового проекта «Леон Гамбетта». Основной акцент при работе над этим проектом был сделан на достижение высокой скорости, позволяющей обгонять броненосные крейсера потенциальных противников. В этом французские инженеры добились значительного успеха — «Эрнст Ренан» ходил по крайней мере на 1,5-2,5 узла быстрее существовавших на тот момент британских броненосных крейсеров что позволяло ему всегда уклониться от невыгодного для себя боя.
Боевые качества «Эрнста Ренана» находились на уровне требований времени; однако, из-за затянутой постройки, корабль вступил в строй уже устаревшим, уступая новым британским линейным крейсерам. Последние британские броненосные крейсера проекта «Уорриор» и «Минотаур» также были паритетны французскому кораблю по вооружению — британцы, наконец, преодолели слабость своих первых броненосных крейсеров. В целом, постройка «Эрнста Ренана» совпала с началом масштабного кризиса во французском военном кораблестроении, окончательно отбросившим некогда вторую морскую державу мира на третьестепенные позиции.
Напишите отзыв о статье "Эрнест Ренан (броненосный крейсер)"
Примечания
Литература
- Ненахов Ю. Ю. Энциклопедия крейсеров 1860—1910. — М: АСТ, 2006. — ISBN 5-17-030194-4.
- Conway’s All the World’s Fighting Ships, 1860—1905. — London: Conway Maritime Press, 1979. — ISBN 0-85177-133-5.
| ||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Эрнест Ренан (броненосный крейсер)
Долохов усмехнулся.– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.
Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.
– Ну, что, князь? – спросил Козловский.
– Приказано составить записку, почему нейдем вперед.
– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
