Юлия Ливилла
| Юлия Ливилла | |
| IVLIA LIVILLA | |
| Род деятельности: |
сестра императора Калигулы |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Отец: | |
| Мать: | |
| Супруг: | |
Юлия Ливилла (лат. Julia Livilla), иногда Юлия Германика или Ливилла Германика, (18 — 41) — младшая сестра императора Калигулы, младшая дочь Германика и Агриппины Старшей.
Содержание
Детство и юность
Юлия Ливилла родилась на острове Лесбос во время путешествия Германика и Агриппины к войскам, расположенным в Сирии, после того, как Германик получил от Тиберия империй, даваший ему власть над всеми провинциями к востоку от Адриатики.
В детстве была помолвлена с Квинктилием Варом-младшим, сыном печально известного полководца Публия Квинктилия Вара и Клавдии Пульхры, но после того, как Вар был обвинён в оскорблении величия, помолвка была расторгнута. В 33 году Тиберий выдал Юлию Ливиллу за Марка Виниция, консула 30 года, блестящего оратора, происходившего из всаднического сословия. В 38-39 годах Виниций исполнял обязанности проконсула Азии и Юлия сопровождала его[1].
В античных источниках Юлию Ливиллу чаще всего называют просто Юлия. Это может быть связано с тем, что она перестала использовать свой когномен в связи с тем, что было доказано, что в 31 году Ливилла, в честь которой она его получила, была активной сторонницей Сеяна и отравила своего мужа, сына Тиберия[2].
Во времена Калигулы
Через небольшое время после прихода к власти, Калигула удостоил трёх своих сестёр — Агриппину Младшую, Юлию Друзиллу и Юлию Ливиллу особых почестей, основные из которых:
- появление трёх сестёр на монетах того времени,
- дарование сёстрам прав и свобод весталок, в том числе права просмотра игр и состязаний с лучших мест, зарезервированных для сенаторов,
- публичные клятвы приносились теперь не только во имя императора, но и во имя его сестёр,
- сенатские постановления начинались словами «Да сопутствует удача императору и его сёстрам…».
Причину такого отношения Калигулы к сёстрам крылась в тех отношениях, которые между ними существовали. Почти все древние историки практически единогласно заявляют, что Калигула предавался разврату со своими сёстрами, а также не противился их беспорядочным связям с другими мужчинами. Пиры на Палатинском холме, участницами которых обязательно были сёстры, часто заканчивались развратными оргиями. Замужество Ливиллы не являлось препятствием к той жизни, которую она вела[3].
В 39 году Юлия Ливилла была вовлечена в заговор, который ставил своей целью свержение Калигулы и передачу власти Марку Эмилию Лепиду, мужу любимой сестры Калигулы, к тому моменту умершей, и любовнику остальных сестёр. Заговор был раскрыт, Лепид казнён, а сёстры сосланы на Понтинские острова, где провели несколько лет до прихода к власти Клавдия.
Вторая ссылка и смерть
Клавдий вернул обеих сестёр из ссылки, но Юлия Ливилла впала в немилость к Мессалине, которая обвинила её в прелюбодеянии с Сенекой Младшим, после чего оба были сосланы. На этот раз Юлия Ливилла отправилась на Пандатерию, где и умерла от голода в самом конце 41 года. Позже, когда Агриппина стала женой Клавдия, ваза с прахом Юлии была перенесена в Мавзолей Августа, где и была найдена при раскопках в 20-е годы XX века. Надпись рядом с вазой гласила: «LIVILLA GERMANICI CAESARIS FILIA HIC SITA EST» («Ливилла, дочь Германика лежит здесь»)[4].
Источники
Напишите отзыв о статье "Юлия Ливилла"
Литература
- Обнорский Н. П.,. Юлия // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Отрывок, характеризующий Юлия Ливилла
– Сквег'но, – проговорил он, бросая кошелек с несколькими золотыми. – Г`остов, сочти, голубчик, сколько там осталось, да сунь кошелек под подушку, – сказал он и вышел к вахмистру.Ростов взял деньги и, машинально, откладывая и ровняя кучками старые и новые золотые, стал считать их.
– А! Телянин! Здог'ово! Вздули меня вчег'а! – послышался голос Денисова из другой комнаты.
– У кого? У Быкова, у крысы?… Я знал, – сказал другой тоненький голос, и вслед за тем в комнату вошел поручик Телянин, маленький офицер того же эскадрона.
Ростов кинул под подушку кошелек и пожал протянутую ему маленькую влажную руку. Телянин был перед походом за что то переведен из гвардии. Он держал себя очень хорошо в полку; но его не любили, и в особенности Ростов не мог ни преодолеть, ни скрывать своего беспричинного отвращения к этому офицеру.
– Ну, что, молодой кавалерист, как вам мой Грачик служит? – спросил он. (Грачик была верховая лошадь, подъездок, проданная Теляниным Ростову.)
Поручик никогда не смотрел в глаза человеку, с кем говорил; глаза его постоянно перебегали с одного предмета на другой.
– Я видел, вы нынче проехали…
– Да ничего, конь добрый, – отвечал Ростов, несмотря на то, что лошадь эта, купленная им за 700 рублей, не стоила и половины этой цены. – Припадать стала на левую переднюю… – прибавил он. – Треснуло копыто! Это ничего. Я вас научу, покажу, заклепку какую положить.
– Да, покажите пожалуйста, – сказал Ростов.
– Покажу, покажу, это не секрет. А за лошадь благодарить будете.
– Так я велю привести лошадь, – сказал Ростов, желая избавиться от Телянина, и вышел, чтобы велеть привести лошадь.
В сенях Денисов, с трубкой, скорчившись на пороге, сидел перед вахмистром, который что то докладывал. Увидав Ростова, Денисов сморщился и, указывая через плечо большим пальцем в комнату, в которой сидел Телянин, поморщился и с отвращением тряхнулся.
– Ох, не люблю молодца, – сказал он, не стесняясь присутствием вахмистра.
Ростов пожал плечами, как будто говоря: «И я тоже, да что же делать!» и, распорядившись, вернулся к Телянину.
Телянин сидел всё в той же ленивой позе, в которой его оставил Ростов, потирая маленькие белые руки.
«Бывают же такие противные лица», подумал Ростов, входя в комнату.
– Что же, велели привести лошадь? – сказал Телянин, вставая и небрежно оглядываясь.
– Велел.
– Да пойдемте сами. Я ведь зашел только спросить Денисова о вчерашнем приказе. Получили, Денисов?
– Нет еще. А вы куда?
– Вот хочу молодого человека научить, как ковать лошадь, – сказал Телянин.
Они вышли на крыльцо и в конюшню. Поручик показал, как делать заклепку, и ушел к себе.
Когда Ростов вернулся, на столе стояла бутылка с водкой и лежала колбаса. Денисов сидел перед столом и трещал пером по бумаге. Он мрачно посмотрел в лицо Ростову.
– Ей пишу, – сказал он.
Он облокотился на стол с пером в руке, и, очевидно обрадованный случаю быстрее сказать словом всё, что он хотел написать, высказывал свое письмо Ростову.
– Ты видишь ли, дг'уг, – сказал он. – Мы спим, пока не любим. Мы дети пг`axa… а полюбил – и ты Бог, ты чист, как в пег'вый день создания… Это еще кто? Гони его к чог'ту. Некогда! – крикнул он на Лаврушку, который, нисколько не робея, подошел к нему.
– Да кому ж быть? Сами велели. Вахмистр за деньгами пришел.
Денисов сморщился, хотел что то крикнуть и замолчал.
– Сквег'но дело, – проговорил он про себя. – Сколько там денег в кошельке осталось? – спросил он у Ростова.
– Семь новых и три старых.
– Ах,сквег'но! Ну, что стоишь, чучела, пошли вахмистг'а, – крикнул Денисов на Лаврушку.
– Пожалуйста, Денисов, возьми у меня денег, ведь у меня есть, – сказал Ростов краснея.
– Не люблю у своих занимать, не люблю, – проворчал Денисов.
– А ежели ты у меня не возьмешь деньги по товарищески, ты меня обидишь. Право, у меня есть, – повторял Ростов.
– Да нет же.
И Денисов подошел к кровати, чтобы достать из под подушки кошелек.
