Ялович, Геннадий Михайлович

Геннадий Ялович
Кадр из фильма «Слёзы капали»
Дата рождения:	18 ноября 1937(1937-11-18)
Место рождения:	Москва, СССР
Дата смерти:	6 марта 2002(2002-03-06) (64 года)
Место смерти:	Москва, Россия
Гражданство:	СССР СССР→Россия Россия
Профессия:	актёр театральный режиссёр
Карьера:	1960 — 2002

Генна́дий Миха́йлович Яло́вич (18 ноября 1937 — 6 марта 2002) — советский, российский актёр театра и кино, театральный режиссёр.

Биография

Родился 18 ноября 1937 года в г. Москва.

В 1960 году окончил актёрский факультет Школы-студии МХАТ, где учился на одном курсе с Владимиром Высоцким, Георгием Епифанцевым, Валентином Никулиным. Художественный руководитель курса П. В. Массальский. После окончания актёрского факультета поступил в аспирантуру кафедры актёрского мастерства Школы-студии МХАТ и одновременно начал преподавать. В этот же период Ялович работал также в театре «Современник», на сцене которого исполнил несколько заметных ролей.

В 1964 году вместе с сокурсниками Ялович организовал Московский молодёжный театр. В 1967 году театр был закрыт.

В 1967—70 годы по приглашению Анатолия Эфроса работал режиссёром в Московском театре «Ленком», где поставил два спектакля.

В 1970—72 годах работал в Московском театре имени А. С. Пушкина, где выпустил спектакль «Голубая жилка Афродиты» по пьесе М. Анчарова.

В 1974 году Ялович открыл театр «Мечтатель» при Центральном Доме работников искусств в Москве. Спустя короткое время все спектакли были запрещены, а театр закрыт. Одновременно с 1957 по 1984 годы Ялович руководил любительскими, экспериментальными и студенческими театрами, где поставил около пятидесяти спектаклей.

Геннадий Михайлович — соавтор сценария мюзикла «Тимур против Квакина» (сценарий написан в соавторстве с Тимуром Гайдаром).

С 1978 года Ялович работал в Московских концертных организациях, ставил эстрадные программы, кукольный спектакль «Все как у людей», завоевавший призы на фестивалях в Польше и Швеции, но запрещенный для показа в СССР. В период с 1984 по 1986 годы поставил три спектакля в МХАТе и Театре имени Пушкина. В 1991 году в Московском театре им. Станиславского Ялович играл роль Стенборга в спектакле «Фортенбрас спился» Я. Гловацкого (режиссёр Р. Козак).

С 1989 по 1991 годы Ялович являлся основателем и художественным руководителем Московского театра «Альбом», на сцене которого поставил шесть спектаклей. После закрытия театра с Геннадием Михайловичем случился инфаркт, он перенес четырнадцать клинических смертей подряд. Несмотря на это, он смог полностью восстановиться и вернуться в строй.

С 1992 года Ялович — художественный руководитель театра «Товарищество артистов МХАТ», где работал фактически до самой смерти.

Скончался 6 марта 2002 года. Похоронен на Николо-Архангельском кладбище.

Творчество

Постановки в театре

• «История одного покушения» по пьесе Лунгина и Нусинова (Театр «Ленком»)
• «Голубая жилка Афродиты» М. Л. Анчарова (Московский драматический театр имени А. С. Пушкина)
• «Человек в пейзаже» по А.Битову
• «Уроки в конце весны» О. Н. Кавуна
• «Тишайший Михаил Александрович и его домочадцы» А.Сиплярского

Фильмография

1. 1954 — Аттестат зрелости — Гера Гражданкин, одноклассник
2. 1960 — Начало века — филер
3. 1962 — Молодо-зелено — архитектор Черномор Агеев
4. 1963 — Я шагаю по Москве — гид на Красной площади
5. 1963 — Возвращение Вероники — Сергей
6. 1965 — Тридцать три — Шереметьев
7. 1965 — Наш дом — звукооператор
8. 1965 — На завтрашней улице — сварщик
9. 1965 — Месяц май — Антон
10. 1966 — Когда играет клавесин (короткометражный)
11. 1966 — Нет и да — роль
12. 1968 — По Руси — гимназист
13. 1968 — Один шанс из тысячи — шпион
14. 1968 — Свадебные колокола — начальник
15. 1969 — Старый знакомый — Аркадий
16. 1969 — Если есть паруса — матрос
17. 1969 — Димкин петушок — отец Димки
18. 1969 — Димка рассердился — отец Димки
19. 1969 — Димка - велогонщик — отец Димки
20. 1973 — Совсем пропащий — проповедник
21. 1973 — Принц заморский — Кротов
22. 1973 — Ищу человека — брат Нины
23. 1975 — От зари до зари — официант Миша
24. 1975 — Афоня — театральный режиссёр
25. 1977 — Усатый нянь — отец Курослепова
26. 1977 — Подарок судьбы — Виктор Павлович
27. 1979 — Суета сует — мужчина в кафе на набережной, благородный отец пяти детей
28. 1979 — Прилетал марсианин в осеннюю ночь — Курнаков
29. 1979 — Приключения Электроника — Бри, гангстер в банде Стампа
30. 1979 — Москва слезам не верит — доктор наук на пикнике, друг Гоши
31. 1979 — Завтрак на траве — Филимонов, вожатый
32. 1980 — Если бы я был начальником — Пищиков
33. 1980 — Дамы приглашают кавалеров — Густав Иванович
34. 1981 — Честный, умный, неженатый… — Кашкин
35. 1981 — Чёрный треугольник — Гоша Челим
36. 1982 — Слёзы капали — Станислав Пташук
37. 1982 — Престиж — Уточкин
38. 1983 — Трест, который лопнул — Почтальон Сэм
39. 1983 — Любовью за любовь — Кизил
40. 1985 — Пять минут страха — эпизод
41. 1986 — Кин-дза-дза! — столичный эцилоп в штатском
42. 1988 — Дорогое удовольствие — интеллигент
43. 1988 — Происшествие в Утиноозёрске — главный редактор

Отрывок, характеризующий Ялович, Геннадий Михайлович

– Что? что? – спросила Наташа.
– Это то, то, вот… – сказала Соня с бледным лицом и дрожащими губами.
Наташа тихо затворила дверь и отошла с Соней к окну, не понимая еще того, что ей говорили.
– Помнишь ты, – с испуганным и торжественным лицом говорила Соня, – помнишь, когда я за тебя в зеркало смотрела… В Отрадном, на святках… Помнишь, что я видела?..
– Да, да! – широко раскрывая глаза, сказала Наташа, смутно вспоминая, что тогда Соня сказала что то о князе Андрее, которого она видела лежащим.
– Помнишь? – продолжала Соня. – Я видела тогда и сказала всем, и тебе, и Дуняше. Я видела, что он лежит на постели, – говорила она, при каждой подробности делая жест рукою с поднятым пальцем, – и что он закрыл глаза, и что он покрыт именно розовым одеялом, и что он сложил руки, – говорила Соня, убеждаясь, по мере того как она описывала виденные ею сейчас подробности, что эти самые подробности она видела тогда. Тогда она ничего не видела, но рассказала, что видела то, что ей пришло в голову; но то, что она придумала тогда, представлялось ей столь же действительным, как и всякое другое воспоминание. То, что она тогда сказала, что он оглянулся на нее и улыбнулся и был покрыт чем то красным, она не только помнила, но твердо была убеждена, что еще тогда она сказала и видела, что он был покрыт розовым, именно розовым одеялом, и что глаза его были закрыты.
– Да, да, именно розовым, – сказала Наташа, которая тоже теперь, казалось, помнила, что было сказано розовым, и в этом самом видела главную необычайность и таинственность предсказания.
– Но что же это значит? – задумчиво сказала Наташа.
– Ах, я не знаю, как все это необычайно! – сказала Соня, хватаясь за голову.
Через несколько минут князь Андрей позвонил, и Наташа вошла к нему; а Соня, испытывая редко испытанное ею волнение и умиление, осталась у окна, обдумывая всю необычайность случившегося.
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.


На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.