Ясперс, Карл

Карл Теодор Ясперс
Karl Theodor Jaspers
Дата рождения:	23 февраля 1883(1883-02-23)
Место рождения:	Ольденбург, Германия
Дата смерти:	26 февраля 1969(1969-02-26) (86 лет)
Место смерти:	Базель, Швейцария
Страна:	Германия
Школа/традиция:	Экзистенциализм, Неокантианство
Направление:	Западная философия
Период:	Философия XX века
Основные интересы:	Психиатрия, Теология, Философия религии, Философия политики
Оказавшие влияние:	Вебер, Кант, Хайдеггер, Кьеркегор, Ницше
Испытавшие влияние:	Сартр, Камю
Награды:

Карл Теодор Ясперс (нем. Karl Theodor Jaspers; 23 февраля 1883, Ольденбург — 26 февраля 1969, Базель) — немецкий философ, психолог и психиатр, один из основных представителей экзистенциализма.

Биография

Родился в Ольденбурге в 1883 году. Его мать происходила из местных крестьян, отец был юристом, впоследствии директором банка. С ранних лет интересовался философией, однако, опыт и практика его отца в юридической системе, несомненно, оказали влияние на его решение об изучении права в университете. Проучившись некоторое время на юридическом факультете в Гейдельбергском, а затем в Мюнхенском университетах, Ясперс понял, что юриспруденция ему не нравится, и в 1902 году меняет специализацию, занявшись изучением медицины.

В 1908 году окончил медицинский факультет Гейдельбергского университета; в 1909 году получил степень доктора медицины. В 1909—1915 годах работает в психиатрической лечебнице Гейдельберга, где несколько лет до этого практиковал Эмиль Крепелин. Ясперс не удовлетворён существующими подходами к изучению психических заболеваний и ставит себе задачу по улучшению психиатрического подхода. В 1913 году Ясперс защищает докторскую диссертацию, которая впоследствии была издана в виде фундаментального труда «Общая психопатология» (был переиздан несколько раз, последний раз в 1959 году). Получив степень доктора психологии, сразу после защиты Ясперс получает временную должность преподавателя психологии в Гейдельбергском университете. Позже должность становится постоянной и он никогда больше не возвращается к практике в клинике.

В 1919 году Ясперс издаёт «Психологию мировоззрений», которая затрагивает уже философские проблемы и приносит автору широкую известность. Два года спустя Ясперс становится профессором философии в Гейдельбергском университете, где сменил в этой должности Г. Майера.

В Гейдельберге Ясперс общается с Максом Вебером и его группой, куда входят Эрнст Блох, Эмиль Ласк, Георг Зиммель и Георг Лукач. Под влиянием Вебера складываются его политические взгляды — либерализм, вера в национальное государство и демократию, управляемую элитами. На развитие Ясперса как философа оказывают влияние критика неокантианской методологии, под знаком которой проходили дискуссии Вебера и Лукача. Одним из главных мотивов теоретической деятельности Ясперса становится желание освободить философию Канта от неокантианских формализмов Риккерта и Виндельбанда. С точки зрения Ясперса, мысль Канта должна быть реконструирована не как формальная доктрина, описывающая абстрактного субъекта познания, но как анализ метафизических переживаний, спонтанно порождаемых решений и внутренней жизни субъекта.

Ещё большее влияние на Ясперса оказал Мартин Хайдеггер, однако теоретические разногласия между философами были актуализированы их политическим разрывом, связанным с симпатиями Хайдеггера к нацистам. Ясперс чувствовал личную обиду, поскольку он был женат на еврейке. Как бы то ни было, именно Хайдеггер и Ясперс вошли в историю философии как родоначальники экзистенциализма в Германии, хотя сам Хайдеггер отрицал свою принадлежность к этому течению, а Ясперс после 1933 года утверждал, что не имеет ничего общего с Хайдеггером.

В 1937 году Ясперс был лишён звания профессора и фактически постоянно находился под угрозой ареста вплоть до окончания Второй мировой войны и падения нацизма. Долгие восемь лет Ясперс продолжает работать — писать «в стол».

В 1945 году он оказался среди немецких интеллектуалов, которые не были замешаны в связях с нацистами, и начал играть большую роль в жизни германского общества. Ясперс возвращается к преподаванию — сначала в Гейдельберге, а затем, с 1947 года, — в Базельском университете. Публикуются работы: «Вопрос о вине» (1946), «Ницше и христианство» (1946), «О европейском духе» (1946), «Об истине» (1947), «Наше будущее и Гёте» (1947), «Истоки истории и её цель» (1948), «Философская вера» (1948), «Разум и анти разум в нашу эпоху» (1950), «Об условиях и возможностях нового гуманизма» (1962).

В 1959 году Карл Ясперс стал лауреатом премии Эразма.

В 1964 году был удостоен ордена «За заслуги», вручаемого гражданским лицам, — Pour le mérite für Wissenschaften und Künste.

Именем Карла Ясперса назван Центр перспективных транскультурных исследований при Гейдельбергском университете.

Общая характеристика творчества

Ясперс начал свою академическую карьеру в качестве психолога. Профессиональный интерес к философии начал развиваться в начале 1920-х годов. Работы Ясперса оказали значительное влияние на такие области философии как эпистемология, философия религии и философия политики.

В философию истории Ясперс ввёл понятие осевое время для обозначения периода в истории человечества, во время которого на смену мифологическому мировоззрению пришло рациональное и философское (в Греции, Риме, Палестине, Индии, Китае между 800 и 200 годами до нашей эры).

Основанием философии Ясперса выступило специфическое понятие неокантианство, которое интерпретирует кантовский трансцендентализм как учение о конкретных переживаниях и спонтанной свободе, причём акцент делается на эпистемологических функциях экзистенции.

Духовная ситуация человека возникает лишь там, где он ощущает себя в пограничных ситуациях. Там он пребывает в качестве самого себя в существовании, когда оно не замыкается, а все время вновь распадается на антиномии

Ясперс стал известен не только благодаря своим теоретическим трудам, но и в связи со своей политической деятельностью после падения нацистской Германии.

Ранние философские работы

Первая работа Ясперса, в которой затрагиваются философские вопросы, — «Психология мировоззрения» (1919). Она посвящена типологии психологических установок, которые подобно веберовской модели идеальных типов в социологии, были призваны стать методологическим основанием психологии. Философский аргумент, на который опирается Ясперс в этой работе, состоит в том, что главным фактором, задающим психологическую жизнь человека, выступает субъектно-объектная оппозиция. Мировоззрение возникает в рамках этой антиномии, в нём выражается отношение между внутренними переживаниями человека и объективными феноменами. Формирование мировоззрения не является нейтральным процессом, они содержат в себе элементы патологии, а именно защитные реакции, стратегии подавления и вытеснения. При этом мировоззрение концентрируется вокруг ложных очевидностей или идеальных форм рациональности, в которых человеческий разум ищет спасения от пугающего разнообразия возможностей человеческого существования. Мировоззрение, таким образом, часто принимает форму «упаковки», в которой экзистенция закрепляет себя в борьбе против опыта, который нарушает её защитные ограничения. Задача психологического исследования, с точки зрения Ясперса, состоит в том, чтобы вывести человеческую экзистенцию за пределы ограничительных антиномий, которыми она окружает себя.

Главная публикация раннего периода творчества Ясперса — это трёхтомная книга «Философия» (1932). В этой работе он возвращается к гегельянской методологии, рассматривая формирование человеческого сознания сквозь призму «Феноменологии духа».

Сочинения

Как отмечают, вероятно самой популярной его работой является неоднократно переиздававшийся и переведенный на многие языки трактат «Вопрос о виновности. О политической ответственности Германии» (1946).

Изданные на других языках

• Психология мировоззрения (Psychologie der Weltanschauungen, 1919);
• Духовная ситуация эпохи (1931);
• Философия (Philosophie, 3 Bd., 1932);
• Экзистенциальная философия (1938);
• Проблема немецкой вины (Die Schuldfrage. Ein Beitrag zur deutschen Frage, 1946);
• Об истине (Von der Wahrheit, 1947);
• Философская вера (1948);
• Смысл и назначение истории (1949);
• Великие философы (Die grossen Philosophen, Bd. 1, 1957);
• Философия и мир (1958);
• Атомная бомба и будущее человечества (Die Atombombe und die Zukunft des Menschen, 1958);
• Философская вера и откровение (Der philosopische Glaube angesichts der Offenbarung, 1962);
• Шифры трансценденции (Chiffren der Transzendenz, 1970)

На русском

• Ясперс К. Смысл и назначение истории: Пер. с нем.- М.: Политиздат, 1991.-527 с (Мыслители XX в.).
• Ясперс К. Смысл и назначение истории: Пер. с нем. 2-е изд. — М.: Республика, 1994.-527 с. — (Мыслители XX в.).
• Ясперс К. [www.otrok.ru/doktor/jaspers/jaspers.htm Общая психопатология / Пер. с нем. Л.О. Акопяна]. — Москва: Практика, 1997. — 1056 с. — ISBN 5-88001-021-X. (Allgemeine Psychopathologie, 1913 [de.wikiversity.org/wiki/Benutzer:H.-P.Haack/Entwicklung_der_Psychiatrie/Jaspers_1913.])
• Ясперс К. Стринберг и Ван Гог. Опыт сравнительного патографического анализа с привлечением случаев Сведенборга и Гёльдерлина / Пер. с нем. Г. Б. Ноткина. — СПб.: Гуманитарное агентство «Академические проект», 1999.
• Ясперс К. Всемирная история философии. Введение. / Пер. К. В. Лощевской. — СПб.: Наука, 2000.
• Ясперс К. Ницше и христианство / Пер. Т. Ю. Бородай. — М.: Медиум; Моск. Филос. Фонд, 1994.
• Ясперс К. Вопрос о виновности. О политической ответственности Германии / Пер. С. Апта. — М.: Прогресс, 1999.
• Ясперс К. Введение в философию / Пер. и ред. А. А. Михайлова. — Мн.: Пропилеи, 2000.
• Ясперс К. Собрание сочинений по психопатологии. В 2 т. — М.: Изд. центр «Академия»; СПб.: Белый кролик, 1996.
• Мартин Хайдеггер / Карл Ясперс. Переписка 1920—1963. — М.: Ad Marginem, 2000.
• Ясперс К. (трёхтомная книга) Философия. Книга 1. Философское ориентирование в мире ; Философия. Книга 2. Просветление экзистенции ; Философия. Книга 3. Метафизика / Пер. с нем. А. К. Судакова — М.: Канон+РООИ «Реабилитация», 2012.
• Ясперс К. Язык. — В сб.: Философия языка и семиотика. — Иваново: ИвГУ, 1995. — С. 184—203. (перевод А. Н. Портнов, М. А. Кукарцева). — ISBN 5-230-01725-2.

Ссылки

• [lib.ru/FILOSOF/YASPERS/ Ясперс, Карл] в библиотеке Максима Мошкова
• [hpsy.ru/authors/x115.htm К.Ясперс на сайте hpsy.ru — экзистенциальная и гуманистическая психология]
• [filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000655/ Ясперс К. Смысл и назначение истории: Пер. с нем.- М.: Политиздат, 1991.-527 с (Мыслители XX в.).]
• Власова О.А. (2007). «[scientific-notes.ru/pdf/005-06.pdf Между психопатологией и философией: путь Ясперса]». Ученые записки Курского государственного университета (4).
• Водолагин А.В. (Май 2008). «[ec-dejavu.net/j/Karl_Jaspers.html Психопатология и метафизика воли (к 125-летию Карла Ясперса)]». Вопросы философии (5): 140—148.
• «Karl Jaspers — Ein Selbstportrait»/«Карл Ясперс — автопортрет» — [www.imdb.com/name/nm1747664/?ref_=fn_al_nm_1 документальный фильм]

Литература

• Богданова И. Н. [elar.urfu.ru/handle/10995/26541 В поисках адекватной формы знания] // Эпистемы: альманах. — Екатеринбург, 1998. — С. 40−45.

О Карле Теодоре Ясперсе

• Сидоренко И. Н. Карл Ясперс. — Мн.: Книжный Дом, 2008. — 224 с. — (Мыслители ХХ столетия). — ISBN 978-985-489-771-4
• Ясперс К. К. Ясперс (автобиография) / пер. Г. Лещинского. — М., 1995.

Отрывок, характеризующий Ясперс, Карл

– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.


Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».
Он был красен, весь в поту, несмотря на то, что в комнате не было жарко. И лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным.
Запись дошла до рокового числа сорока трех тысяч. Ростов приготовил карту, которая должна была итти углом от трех тысяч рублей, только что данных ему, когда Долохов, стукнув колодой, отложил ее и, взяв мел, начал быстро своим четким, крепким почерком, ломая мелок, подводить итог записи Ростова.
– Ужинать, ужинать пора! Вот и цыгане! – Действительно с своим цыганским акцентом уж входили с холода и говорили что то какие то черные мужчины и женщины. Николай понимал, что всё было кончено; но он равнодушным голосом сказал:
– Что же, не будешь еще? А у меня славная карточка приготовлена. – Как будто более всего его интересовало веселье самой игры.
«Всё кончено, я пропал! думал он. Теперь пуля в лоб – одно остается», и вместе с тем он сказал веселым голосом:
– Ну, еще одну карточку.
– Хорошо, – отвечал Долохов, окончив итог, – хорошо! 21 рубль идет, – сказал он, указывая на цифру 21, рознившую ровный счет 43 тысяч, и взяв колоду, приготовился метать. Ростов покорно отогнул угол и вместо приготовленных 6.000, старательно написал 21.
– Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку.
Долохов серьезно стал метать. О, как ненавидел Ростов в эту минуту эти руки, красноватые с короткими пальцами и с волосами, видневшимися из под рубашки, имевшие его в своей власти… Десятка была дана.
– За вами 43 тысячи, граф, – сказал Долохов и потягиваясь встал из за стола. – А устаешь однако так долго сидеть, – сказал он.
– Да, и я тоже устал, – сказал Ростов.
Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его: Когда прикажете получить деньги, граф?
Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.


Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.