1-5-1

Тип 1-5-1 — паровоз с пятью движущими осями в одной жёсткой раме, одной бегунковой и одной поддерживающей осями. Является дальнейшим развитием типов 1-4-1 и 1-5-0. Данный тип отличается от типа 1-5-0 тем, что позволяет разместить колосниковую решётку над поддерживающей колёсной парой, позволяя увеличить её площадь, а от типа 1-4-1 большей силой тяги.

Методы записи для разных классификаций:

• Международная (UIC): 1E1
• Американская: 2-10-2
• Испанская и французская: 151
• Российская: 1-5-1
• Швейцарская: 5/7

Первый в мире паровоз с осевой формулой 1-5-1 был спроектирован и построен в Северной Америке в 1903 году, и предназначался для железной дороги Atchison, Topeka & Santa Fe. Из-за этого и появилось американское название данного типа — «Santa Fe». Паровозы типа 1-5-1 эксплуатировались во многих странах мира, но особенно массово в СССР и КНР.

См. также: Категория:Паровозы типа 1-5-1

Северная Америка

В Северной Америке паровозы данного типа выпускались относительно недолго — с 1916 по 1920 гг. Всего было построено порядка 2200 локомотивов, причём первым их серийное производство начал завод «Балдвин» для железной дороги Baltimore And Ohio. Так как нумерация этих паровозов начиналась с 6000, то за ними закрепилось прозвище «Большая шестёрка» (англ. Big sixes), а весь класс получил обозначение S. Паровозы были достаточно мощными и сильными, но вскоре их выпуск прекратили для производства более мощных и сильных паровозов с 6 движущими осями. С 1951 года началась замена паровозов тепловозами, и в 1959 году эксплуатация паровозов типа 1-5-1 была практически прекращена.

Западная Европа

Первый в Европе магистральный паровоз типа 1-5-1 был построен немецким заводом «Геншель» в 1928 году и предназначался для эксплуатации на Южноафриканской железной дороге с шириной колеи 1067 мм. При допускаемой для узкоколейной ж. д. максимальной осевой нагрузке на рельсы 19 тс, паровоз развивал силу тяги до 24 200 кгс и мог вести состав массой 1800 т на подъёме 13 ‰. Также на паровозе была применена 3-цилиндровая паровая машина, что было связано прежде всего со стеснённым габаритом дороги, а также для обеспечения более равномерной силы тяги. В 1936 году германскими заводами было выпущено (уже на европейскую колею) 28 аналогичных паровозов, которым присвоили 45-ю серию (BR45). Помимо этого, немало было построено и танк-паровозов типа 1-5-1 (например, BR84 и BR85).

Также один класс паровозов типа 1-5-1 был в Испании. Это были 22 паровоза, построенные в 1940-е заводом La Maquinista Terrestre y Marítima для RENFE (Испанские железные дороги). Паровозы предназначались для вождения тяжёлых поездов с углём. Как и у немецких паровозов, на них была применена 3-цилиндровая паровая машина. Данные паровозы были известны как «Santa Fe».

Советский Союз

Сама идея применения на русских железных дорогах паровоза типа 1-5-1 возникла впервые в 1915 г. в ходе проектирования будущего паровоза серии Е, и принадлежала Н. Л. Щукину, который ещё тогда указывал на необходимость не только поднятия веса состава поездов, но и увеличения скоростей на подъёмах, что должно было увеличить провозную способность железных дорог. В то время, однако, прогрессивная идея постройки паровозов 1-5-1 вызвала сильное противодействие со стороны консервативной группы специалистов. Единственным доводом против типа 1-5-1, имевшим тогда известные основания, была неприспособленность многих депо и поворотных кругов для паровоза со столь длинной базой. Тогда, после ряда споров, был принят тип 1-5-0.

Вновь к идее применения паровоза типа 1-5-1 вернулись в конце 1920-х, когда по заданию ОГПУ требовалось создать новый паровоз, который должен был быть настолько мощным и сильным, насколько это позволяли существующие тогда железнодорожные пути и винтовая стяжка. С учётом опыта американского и германского паровозостроения, в 1931 году конструкторами был создан совершенно новый по конструкторским и техническим параметрам (для советского паровозостроения) паровоз со сцепным весом 100 т и силой тяги 20 000 кгс, которому присвоили обозначение серии ФД («Феликс Дзержинский»). Паровозы ФД были приняты в качестве основного типа грузового локомотива, и было начато их серийное производство, которое велось на Ворошиловградском паровозостроительном заводе вплоть до 1941 года (последние паровозы в 1942 году достраивал Улан-Удэнский паровозоремонтный завод). Всего было построено 3213 паровозов этой серии. В 1958—1960 гг. около тысячи паровозов ФД были переданы в Китайскую Народную Республику, также несколько штук было передано в Северную Корею.

В 1952—1956 гг. Ворошиловградский паровозостроительный завод строил серийно паровозы серии ЛВ (Л ворошиловградской модификации), которые отличались от прототипа добавлением поддерживающей оси. Паровоз ЛВ был оборудован водоподогревателем, более совершенными топкой и паровым котлом, благодаря чему был самым экономичным советским паровозом (КПД — 9,3 %) и имел систему увеличения сцепного веса при трогании — она разгружала бегунковую и поддерживающую оси и нагружала ведущие. Всего было построено 522 паровоза этой серии, причём последний из них (ЛВ-522) стал последним построенным в СССР магистральным паровозом. Помимо этого, в 1954 году заводом было построено 2 паровоза серии ОР21, которые являлись усиленной версией паровоза ЛВ.

Китай

В китайском паровозостроении тип 1-5-1 представлен лишь одним паровозом — QJ (кит. 前进 = Qian Jin — «Прогресс»). Данный паровоз был создан в 1956 году и для КНР стал первым паровозом собственной конструкции. При его создании конструкторы учитывали и опыт советского паровозостроения, из-за чего QJ имеет сильное сходство с ЛВ. Производство QJ велось вплоть до 1988 года, всего было построено 4714 локомотивов (больше чем советских ФД и ЛВ вместе взятых). Таким образом, паровоз QJ можно считать самым массовым паровозом типа 1-5-1.

Литература

• В. А. Раков. Локомотивы отечественных железных дорог 1845—1955. — 2-е, переработанное и дополненное. — М.: Транспорт, 1995. — ISBN 5-277-00821-7.
• Техническая энциклопедия. Том 15. — М.: ОГИЗ РСФСР, 1931.

Отрывок, характеризующий 1-5-1

Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.