1-5-0

Тип 1-5-0 — паровоз с пятью движущими осями в одной жёсткой раме и одной бегунковой осью. Является дальнейшим развитием типов 1-4-0 и 0-5-0. По аналогии с американским названием данного типа, паровоз 1-5-0 часто называют Декапод (англ. Decapod, от латинского Decapoda), что в переводе означает Десятиног (больше подходит паровозам типа 0-5-0).

Методы записи для разных классификаций:

• Международная (UIC): 1E
• Американская: 2-10-0
• Испанская и французская: 150
• Российская: 1-5-0
• Швейцарская: 5/6

Паровозы данного типа больше всего были распространены на железных дорогах Европы, особенно в Германии и Советском Союзе. На самой «родине» — Соединённых Штатах, — паровозы такого типа получили несколько ограниченное распространение и использовались, в основном, на горных участках.

Наличие пяти движущих осей позволяет данным паровозам развивать большие тяговые усилия, но при этом паровоз имеет длинную жёсткую базу, что осложняет его вписывание в кривые. Помимо этого, у паровозов данного типа весьма ограничены максимальные размеры топки. Это в свою очередь связано с тем, что увеличение топки приводит к перегрузу задних движущих осей (это была основная из причин появления типа 1-5-1). Вынос же топки над движущими колёсными парами ограничивал габарит подвижного состава и диаметр колёс. Основных путей решения этой проблемы было 2: либо уменьшать объём топки и применять высококалорийное топливо (наиболее распространён, например в Германии), либо уменьшать диаметр движущих колёс и разместить топку над ними (по этому пути пошли русские инженеры). Также иногда применялась длинная узкая топка, размещённая между движущими колёсами (паровозы Фламма)

Максимальные скорости для таких паровозов составляют порядка 80 км/ч и поэтому паровозы 1-5-0 как правило грузовые, хотя в Германии и Великобритании они водили и скорые пассажирские поезда.

См. также: Категория:Паровозы типа 1-5-0

Северная Америка

Первые Декаподы появились на дороге Lehigh Valley Railroad в 1867 году. Из-за большой колёсной базы и малого поперечного разбега колёсных пар, данные паровозы плохо вписывались в кривые и расстраивали пути. В связи с этим, их вскоре переделали в тип 1-4-0. Чуть мене 19 лет спустя Northern Pacific Railway также заказала 2 паровоза типа 1-5-0, в связи с необходимостью вождения грузовых поездов через перевал Stampede Pass на период строительства основного двухмильного (3,8 км) тоннеля. Так как для вождения поездов через крутые уклоны требовалась большая сила тяги, а скорости при этом допускались небольшие, то паровозы типа 1-5-0 в тот период получили распространение в основном именно на таких участках. В течение следующих 20 лет Декаподы строились для горных дорог, но небольшими партиями, в связи с чем были менее распространены, нежели тип 1-4-0. Наиболее активно их использовала дорога Atchison, Topeka and Santa Fe Railway, однако вскоре появились более развитые паровозы типа «Santa Fe» (1-5-1), что ещё больше ограничило применение типа 1-5-0.

Новый импульс применения на американских железных дорогах паровозов типа 1-5-0 происходит когда в 1915 году Российская империя заказала американским заводам постройку паровозов серии Е (см. ниже) (стоит однако отметить, что паровозы строились по чертежам, разработанных русскими инженерами). В общей сложности было заказано около 1200 паровозов, но в 1917 году в России произошла революция, в результате которой к власти пришла партия большевиков. По политическим мотивам, американские заводы прекратили поставку паровозов в Россию (всего было отправлено свыше 8 с половиной сотен) и строительство новых. В результате на складах и в процессе постройки скопилось 200 паровозов. Тогда, по решению железнодорожной администрации США, их переделали на колею 1435 мм и передали американским железным дорогам. Относительно небольшие (по сравнению с другими аналогичными американскими паровозами) и в то же время весьма мощные паровозы, которые получили обозначение Russian Decapod (Русский Декапод), оказались весьма популярны на многих американских дорогах, в результате чего большинство из них проработали вплоть до заката эры паровозов (1960-е).

Российская империя и Советский Союз

В 1895 году на Закавказскую железную дорогу поступили из США (завод Baldwin) 2 паровоза типа 1-5-0 которым присвоили обозначение серии Д_к (декапод). Они предназначались для вождения поездов через Сурамский перевал, но из-за низкой экономичности и недостаточной силы тяги, вскоре были переведены на равнинные участки. Также в 1915—1918 и 1944—1947 гг. американские заводы ALCO, Baldwin и Canadian Locomotive Company поставили на российские и советские железные дороги около 3 тысяч паровозов серии Е самых различных модификаций: Е^а, Е^к, Е^л, Е^м, Е^мв, Е^с, Е^ф. В 1934 году советские паровозостроительные заводы начали выпускать паровозы серии СО (Серго Орджоникидзе), которые фактически представляли собою паровоз Э типа 0-5-0 с утяжелённым и удлинённым котлом увеличенной мощности, потребовавшим добавления бегунковой тележки. Паровозы СО выпускались до 1951 года, но, как и Э, имели тонкую листовую раму. В 1945 году на Коломенском заводе был создан паровоз «Победа», который в 1947 сменил обозначение серии на Л (в честь Лебедянского). Паровоз имел нагрузку на ось не более 18 тс, что позволяло эксплуатировать его на восстановленных после войны железнодорожных путях, и при этом был мощнее всех предыдущих советских паровозов типа 1-5-0. Характерной чертой «Лебедянки» стала отставленная назад для поддержания топки последняя приводная ось. Паровоз Л выпускался до 1955 года, а всего было построено 4200 локомотивов. Послужил прототипом для паровоза ЛВ типа 1-5-1. Помимо этого, в период Второй мировой войны на советские железные дороги поступили в качестве трофеев несколько сотен немецких (Kriegslokomotive тип 52, присвоено обозначение ТЭ — Трофейный, эквивалентен по мощности серии Э) и польских паровозов типа 1-5-0 (Ty23 и Ty37).

Германия

На территории Германии первые паровозы данного типа появились в 1915 году и ими были прусские трёхцилиндровые G 12¹ завода Henschel. Они строились до 1917 года, после чего их сменили паровозы версии G 12, которая выпускалась до 1924 года. В дальнейшем этим паровозам присвоили обозначение серии 58. С 1926 года немецкие заводы выпускали трёхцилиндровые BR 44 (1753 шт) и двухцилиндровые BR 43 (35 шт) и более массовый BR 50 (3164 шт). В период Второй мировой войны конструкция паровозов BR 44 и BR 50 была упрощена, однако их производство в условиях войны всё равно было сложным. Тогда с 1941 года немецкие заводы начали выпускать военные паровозы BR 52 (6161 шт) и BR 42 (844 шт). После окончания войны, многие из этих немецких паровозов попали на железные дороги других стран (Австрия, Бельгия, Польша, СССР, Франция и т. д.)

Польша

С 1923 году немецкий завод Шварцкопф по проекту инженера Вацлава Лопушинского начал строить для Польши паровозы серии Ty23. Впоследствии эти паровозы строились также на бельгийских и польских заводах вплоть до 1934 года, а всего было построено 612 штук. В 1937 году на основе его конструкции на заводе Fablok был создан паровоз Ty37, который строился до 1942 года (37 шт.). В период войны часть этих паровозов попала на железные дороги Германии и Советского Союза. В свою очередь, после войны на дорогах Польши оказались трофейные немецкие паровозы типа 1-5-0 серий BR 44, BR 50, BR 52, BR 58 (см. выше). С 1945 года заводы Fablok и Цегельского начали выпускать паровоз Ty45 (428 шт.), который был создан на основе конструкции Ty37 и с учётом конструкции немецкого BR 52. В 1951 году вместо него стал выпускаться паровоз Ty51, который строился до 1958 года. Также в 1947 году Польша приобрела 100 паровозов американского производства, которые получили обозначение серии Ty246

Франция

В 1918 году, после окончания Первой мировой войны и возвращением Франции территории Эльзас-Лотарингии, на французские железные дороги попало несколько десятков немецких паровозов серий G 12 и G 12¹. Помимо этого, С 1915 по 1951 гг. французскими заводами было выпущено порядка пяти сотен паровозов типа 1-5-0. В основном паровозы данного типа эксплуатировались на сети дорог в Эльзас-Лотарингии, частных железных дорогах Париж-Орлеан, Франс-де-Норд и франц-де-Ост, Восточная), а также на национальных французских железных дорогах. Паровозы немецкого и французского производства имели славу мощных и надёжных локомотивов. На горных дорогах они, помимо грузовых поездов, водили и пассажирские поезда. После окончания Второй мировой войны, на французские железные дороги поступило ещё около 200 немецких военных паровозов типа 1-5-0 (BR 50, BR 52 и BR 44). В основном эксплуатация паровозов типа 1-5-0 во Франции закончилась к концу 1960-х.

Великобритания

В Великобритании паровозы с большим числом движущих осей были редкостью и не пользовались популярностью. В результате на английских заводах паровозы типа 1-5-0 начали выпускаться лишь в период Второй мировой войны, да и то по указанию Военного департамента. Им стал паровоз Austerity типа 1-5-0 выпущенный в 1943 году на базе паровоза типа 1-4-0. Всего до 1945 года было построено 150 паровозов серии. В 1954 году на его базе был создан паровоз BR 9F, который выпускался до 1960 года. Всего был построен 251 паровоз, причём последний из них (№ 92220 «Вечерняя звезда») стал последним построенным в Великобритании паровозом.

Финляндия

В 1947 году Финские железные дороги (VR) приобрели у американских заводов ALCO и Baldwin по 10 паровозов типа S-25. Эти паровозы были ничем иным, как паровозами Е^м (см. выше), что заводы строили для СССР, но прекратили, по причине отказа последнего от дальнейших поступлений. На финских железных дорогах паровозы получили обозначение серии Tr2 (фин. Tavarajunaveturi raskas — товарный паровоз тяжёлого типа) и номера 1300—1309, после чего стали эксплуатироваться в южных областях Финляндии, водя длинные и тяжёлые грузовые поезда. В 1960-х эти паровозы были списаны и большинство из них разрезали на металлолом. Исключением стал последний паровоз серии — Tr2-1309, которому был проведён косметический ремонт, а в 1986 году паровоз стал экспонатом Финского железнодорожного музея. Из всех, когда либо эксплуатировавшихся в Финляндии паровозов, Tr2 были самыми сильными.

Литература

• В.А. Раков. Локомотивы отечественных железных дорог 1845-1955. — 2-е, переработанное и дополненное. — Москва: «Транспорт», 1995. — ISBN 5-277-00821-7.
• Техническая энциклопедия. Том 15. — Москва: ОГИЗ РСФСР, 1931.

Отрывок, характеризующий 1-5-0

– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.