ERS-1

ERS-1
European Remote-Sensing Satellite
Заказчик	ЕКА
Задачи	изучение атмосферы Земли
Спутник	Земли
Запуск	17 июля 1991 21:46:31 UTC
Ракета-носитель	Ариан-4 V44 L416a
Стартовая площадка	Куру
Длительность полёта	9 лет
Сход с орбиты	10 марта 2000 года
NSSDC ID	[nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1991-050A 1991-050A]
SCN	[www.n2yo.com/satellite/?s=21574 21574]
Технические характеристики
Масса	2 400 кг
Срок активного существования	2—3 года
Элементы орбиты
Тип орбиты	Солнечно-синхронная
Наклонение	98,5°
Период обращения	100,3 мин
Апоцентр	775 км
Перицентр	775 км
[earth.esa.int/ers/ Сайт проекта]

«ERS-1» (англ. European Remote-Sensing Satellite) — спутник дистанционного зондирования Земли, произведённый Европейским космическим агентством и предназначенный для осуществления высокоточных измерений при наблюдении за поверхностью Земли и её атмосферой.

Аппарат был запущен 17 июля 1991 года с космодрома Куру во Французской Гвиане. Несмотря на расчётный срок службы, спутник прослужил 9 лет и за время своего существования передал более 1,5 миллионов изображений (при помощи радара SAR). ERS-1 завершил свою работу 10 марта 2000 года в связи с отказом бортовой системы ориентации.

Характеристики спутника

• Масса аппарата (при старте) — 2 400 кг;
• Общая длина — 11,8 м;
  • панель солнечной батареи — 11,7 × 2,4 м;
  • SAR-антенна — 10,0 × 1,0 м;
  • диаметр антенны радиовысотомера — 1,2 м.

Параметры полёта

• Орбита:
  • Солнечно-синхронная;
  • Высота — 758 км;
  • Наклонение — 98,5°;
• Период обращения — 100,3 мин;
• Перигей — 774 км;
• Апогей — 775 км.

Оборудование

Спутник ERS-1 был оснащён следующими приборами:

• AMI (англ. Active Microwave Instrument). Объединивший в себе радиолокатор синтезированной апертуры SAR (англ. Synthetic Aperture Radar) и ветровой скаттерометр, прибор был предназначен для получения информации о погодных условиях на поверхности океана, в полярных регионах, прибрежной зоне и о состоянии суши.
• RA (англ. Radar Altimeter) — высотомер, обеспечивающий точные измерения уровня моря, различных характеристик ледяного покрова и скорости океанического ветра.
• ATSR-1 (англ. Along Track Scanning Radiometer) — прибор, предназначенный для измерения температуры морской поверхности, температуры и влажности облаков. Состоял из инфракрасного радиометра и микроволнового излучателя.
• PRARE (англ. Precise Range and Range-rate Equipment) — прибор, необходимый для точного определения координат спутника и параметров орбиты, геодезического фиксирования.
• LRR (англ. Laser Retro-reflectors) — отражатели, для определения положения спутника и его орбиты при помощи наземной лазерной станции.
• Наборы сенсоров для всепогодного и независимого от времени суток наблюдения за Землей.

Программа полёта

Исходя из конструктивного слрока службы ERS-1, была составлена программа исследования из нескольких отдельных этапов и шести основных фаз:

1. Первые две недели после запуска — сбор сведений о параметрах орбиты, включение и функциональный контроль систем;
2. 3 августа — 10 декабря 1991 года — экзаменационная фаза, полёт с повторением трассы через три дня;
3. 28 декабря 1991 года — 30 марта 1992 года — первая «ледяная» фаза (тоже с трёхдневным циклом);
4. 15 апреля 1992 года — 15 декабря 1993 года — многозадачная фаза (полёт с повторением трассы через 35 суток);
5. 1 января — 31 марта 1994 года — вторая «ледяная» фаза, с трёхдневным циклом;
6. с 15 апреля 1994 года — геодезическая фаза, полёт с повторением трассы через 176 суток.

Результаты

Полученные данные позволили обнаружить рядом с антарктической станцией «Восток» вытянутое плато с аномально малым перепадом высот. Это плато было проинтерпретировано как большое подлёдное озеро, получившее название Восток.

Ссылки

• [earth.esa.int/ers/ Страница ERS] (англ.) на сайте ЕКА.
• [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1991-050A ERS 1] (англ.) на сайте НАСА.
• [ru.euronews.net/2011/09/22/a-satellite-s-story/ История спутника ERS-2] (рус.) на сайте Euronews.

Отрывок, характеризующий ERS-1

Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?
Теперь он часто вспоминал свой разговор с князем Андреем и вполне соглашался с ним, только несколько иначе понимая мысль князя Андрея. Князь Андрей думал и говорил, что счастье бывает только отрицательное, но он говорил это с оттенком горечи и иронии. Как будто, говоря это, он высказывал другую мысль – о том, что все вложенные в нас стремленья к счастью положительному вложены только для того, чтобы, не удовлетворяя, мучить нас. Но Пьер без всякой задней мысли признавал справедливость этого. Отсутствие страданий, удовлетворение потребностей и вследствие того свобода выбора занятий, то есть образа жизни, представлялись теперь Пьеру несомненным и высшим счастьем человека. Здесь, теперь только, в первый раз Пьер вполне оценил наслажденье еды, когда хотелось есть, питья, когда хотелось пить, сна, когда хотелось спать, тепла, когда было холодно, разговора с человеком, когда хотелось говорить и послушать человеческий голос. Удовлетворение потребностей – хорошая пища, чистота, свобода – теперь, когда он был лишен всего этого, казались Пьеру совершенным счастием, а выбор занятия, то есть жизнь, теперь, когда выбор этот был так ограничен, казались ему таким легким делом, что он забывал то, что избыток удобств жизни уничтожает все счастие удовлетворения потребностей, а большая свобода выбора занятий, та свобода, которую ему в его жизни давали образование, богатство, положение в свете, что эта то свобода и делает выбор занятий неразрешимо трудным и уничтожает самую потребность и возможность занятия.
Все мечтания Пьера теперь стремились к тому времени, когда он будет свободен. А между тем впоследствии и во всю свою жизнь Пьер с восторгом думал и говорил об этом месяце плена, о тех невозвратимых, сильных и радостных ощущениях и, главное, о том полном душевном спокойствии, о совершенной внутренней свободе, которые он испытывал только в это время.
Когда он в первый день, встав рано утром, вышел на заре из балагана и увидал сначала темные купола, кресты Ново Девичьего монастыря, увидал морозную росу на пыльной траве, увидал холмы Воробьевых гор и извивающийся над рекою и скрывающийся в лиловой дали лесистый берег, когда ощутил прикосновение свежего воздуха и услыхал звуки летевших из Москвы через поле галок и когда потом вдруг брызнуло светом с востока и торжественно выплыл край солнца из за тучи, и купола, и кресты, и роса, и даль, и река, все заиграло в радостном свете, – Пьер почувствовал новое, не испытанное им чувство радости и крепости жизни.
И чувство это не только не покидало его во все время плена, но, напротив, возрастало в нем по мере того, как увеличивались трудности его положения.
Чувство это готовности на все, нравственной подобранности еще более поддерживалось в Пьере тем высоким мнением, которое, вскоре по его вступлении в балаган, установилось о нем между его товарищами. Пьер с своим знанием языков, с тем уважением, которое ему оказывали французы, с своей простотой, отдававший все, что у него просили (он получал офицерские три рубля в неделю), с своей силой, которую он показал солдатам, вдавливая гвозди в стену балагана, с кротостью, которую он выказывал в обращении с товарищами, с своей непонятной для них способностью сидеть неподвижно и, ничего не делая, думать, представлялся солдатам несколько таинственным и высшим существом. Те самые свойства его, которые в том свете, в котором он жил прежде, были для него если не вредны, то стеснительны – его сила, пренебрежение к удобствам жизни, рассеянность, простота, – здесь, между этими людьми, давали ему положение почти героя. И Пьер чувствовал, что этот взгляд обязывал его.


В ночь с 6 го на 7 е октября началось движение выступавших французов: ломались кухни, балаганы, укладывались повозки и двигались войска и обозы.
В семь часов утра конвой французов, в походной форме, в киверах, с ружьями, ранцами и огромными мешками, стоял перед балаганами, и французский оживленный говор, пересыпаемый ругательствами, перекатывался по всей линии.
В балагане все были готовы, одеты, подпоясаны, обуты и ждали только приказания выходить. Больной солдат Соколов, бледный, худой, с синими кругами вокруг глаз, один, не обутый и не одетый, сидел на своем месте и выкатившимися от худобы глазами вопросительно смотрел на не обращавших на него внимания товарищей и негромко и равномерно стонал. Видимо, не столько страдания – он был болен кровавым поносом, – сколько страх и горе оставаться одному заставляли его стонать.