Фантасаунд

Фантаса́унд (англ. Fantasound) — первая в мире система звукового кино с многоканальным звуковым сопровождением. Разработана инженерами киностудии Уолта Диснея и использована для создания объёмного звука мультфильма «Фантазия», вышедшего на экраны 13 ноября 1940 года.

История создания

Первые системы звукового кино с оптической совмещённой фонограммой, ставшие привычными к середине 1930-х годов, давали возможность воспроизводить единственный канал звука при помощи одного или нескольких громкоговорителей, расположенных за экраном или вблизи от него. Частотный и динамический диапазоны оптической звуковой дорожки тех лет были достаточны для воспроизведения речи, но ограничивали возможности музыкального сопровождения. Звуковая картина с единственным источником звука была слишком «плоской» и на студии Диснея под руководством главного инженера Вильяма Гэрити начались разработки принципиально новой технологии, сразу получившей рабочее название «Фантасаунд».

Главная задача, поставленная перед конструкторами, предусматривала создание иллюзии перемещения источника звука вслед за его изображением на экране. Было обнаружено, что при установке двух громкоговорителей на расстоянии 5—6 метров друг от друга возможно получение такого эффекта, но для этого недостаточно простой регулировки баланса громкости. Проблема была решена после изобретения трёхканальной системы с плавным переходом звука между левым, центральным и правым динамиками с помощью «панорамного реостата» (англ. Panoramic Potentiometer, Pan-Pot). Вторая задача, которая решалась разработчиками системы, заключалась в расширении динамического диапазона, недостаточного для качественного воспроизведения музыки. Из-за технических особенностей оптической звукозаписи, соотношение сигнал/шум не превышало для большинства фонограмм тех лет 40 децибел. Устранить проблему удалось при помощи переменного усиления при воспроизведении звуковых сигналов, которое снижалось в тихих местах, когда шумы наиболее заметны, и повышалось для громких звуков. Устройство получило название «Togad» (англ. Tone-operated Gain Adjustment). Созданием принципиально нового звучания Уолт Дисней рассчитывал возродить коммерческий успех фильмов про Микки Мауса, быстро терявшего популярность в середине 1930-х годов. В январе 1938 года была предпринята первая попытка раздельной записи инструментов симфонического оркестра с помощью нескольких микрофонов. Таким образом создавалась девятиминутная фонограмма мультфильма «Ученик Чародея» серии Silly Symphonies, состоящая из одноимённого симфонического скерцо Поля Дюка. В процессе производства был получен ценный опыт сведения разных инструментов в единую дорожку, но коммерческий успех фильма оказался под вопросом из-за расходов, достигших 125 тысяч долларов. Было решено переформатировать короткий ролик в полнометражную музыкальную ленту, получившую рабочее название «Фильм-концерт».

Сеансы записи с участием Филадельфийского оркестра начались в апреле 1939 года и продолжались 7 недель в здании Музыкальной Академии в Филадельфии. 33 микрофона, расставленные в разных местах оркестра, передавали сигнал на 8 звукозаписывающих аппаратов, установленных в подвале здания. Движение киноплёнок во всех аппаратах синхронизировалось по технологии, общепринятой для синхронной киносъёмки: за счёт общего источника переменного тока для электродвигателей. Специальные меры предосторожности были приняты для снижения риска пожара из-за легковоспламеняющейся нитроцеллюлозной подложки киноплёнки. В здании одновременно могли находиться не более 18 её рулонов, а остальной запас хранился в автофургоне, припаркованном неподалёку. Шесть аппаратов записывали звуковые дорожки отдельных секций оркестра: виолончелей и басов, скрипок, альтов, духовых и барабанов. Седьмой аппарат фиксировал суммарный сигнал первых шести, а восьмой был подключён к удалённому микрофону, записывая общую звуковую картину. Седьмой канал впоследствии использовался без изменений для получения совмещённой фонограммы обычных фильмокопий, предназначенных для основной киносети США, оснащённой монофоническим звуком. Восьмой пригодился при создании многоканальной фонограммы, как первая попытка «звукового окружения».

В процессе записи был добавлен ещё один канал с опорным сигналом, предназначенным для тайминга и фазирования рисунков художников-мультипликаторов. Каждый микрофон был подключён к центральному пульту, и в соответствии с партитурой в паузах отключался оператором для снижения количества шумов. Техники в подвале контролировали звук каждого канала в наушниках, регулируя его уровень по осциллографам. Студия стала одним из первых клиентов компании Hewlett-Packard, купив у неё 8 низкочастотных генераторов HP200A для настройки оборудования. За 42 дня было записано 483 тысячи футов (почти 150 километров) киноплёнки, которая после лабораторной обработки была отправлена в студии Диснея в Бёрбанке, где сводилась итоговая дорожка. Исходная девятиканальная фонограмма на отдельных киноплёнках трансформировалась в четырёхканальную, отпечатанную на одной общей. Речевая фонограмма, записанная в обычной тон-студии, была также распределена по трём каналам в соответствии с перемещением говорящих персонажей по экрану.

Описание системы

Система «Фантасаунд» была основана на использовании для фонограммы отдельной киноплёнки, которая в кинотеатре воспроизводилась фильмфонографом с лентопротяжным механизмом, синхронизированным с кинопроектором при помощи сельсина. Киноплёнка, заряженная в фильмфонограф, содержала четырёхканальную оптическую фонограмму переменной ширины. Четыре дорожки по очереди печатались специальным кинокопировальным аппаратом с четырёх отдельных киноплёнок, три из которых содержали раздельные каналы звукового сопровождения, полученные микшированием исходной девятиканальной студийной записи, а четвёртая — управляющий сигнал. Четырёхдорожечная фонограмма занимала всю ширину между перфорациями и при воспроизведении считывалась световым штрихом шириной 1,25 мил (около 31 микрона). Кроме звукочитающей лампы накаливания, фильмфонограф содержал оптическую систему, расщеплявшую изображение общего звукочитающего штриха на четыре частичных, соответствующих дорожкам на киноплёнке. Каждый из полученных световых пучков направлялся системой зеркал на один из четырёх отдельных фотоэлементов, преобразующих колебания освещённости в пульсирующий ток звуковой частоты.

Из полученных четырёх каналов три несли звуковую информацию, а четвёртый содержал служебный сигнал переменной частоты, который с помощью системы «Togad» управлял общей громкостью воспроизведения. Таким образом была получена возможность значительно расширить динамический диапазон по принципу, близкому к современным компандерным системам шумоподавления. Количество и размещение громкоговорителей, воспроизводивших такую фонограмму, менялись несколько раз в процессе разработки системы, продолжавшемся до конца её эксплуатации. Всего существовало 10 схем расположения динамиков. Первая из них, созданная ещё для экспериментального двухканального звука, состояла из одной заэкранной акустической системы и четырёх, расположенных по углам зала. Коммутация последних осуществлялась вручную, распределяя звучание второго «эффектного» канала.

Система Mark II была рассчитана на трёхканальную фонограмму и содержала три дополнительных громкоговорителя: два на боковых стенах и один на потолке зала. Коммутация также осуществлялась реостатом вручную. Сложности ручного микширования устранены в следующей версии Mark III, где переключение совершалось автоматически, на основе сигналов четвёртого управляющего канала. Система Mark IV была аналогична Mark II, но отличалась от неё таким же автоматическим переключением каналов, как и Mark III. Она была установлена в просмотровом зале одной из студий Диснея, а её электронная часть содержала до 400 радиоламп. Версия Mark V проработала всего один день в новой студии в Бёрбанке из-за ошибки персонала, перепутавшего соединения. Следующая система Mark VI была проще: три фронтальных канала и три управляющих. Именно она использовалась при первых попытках создания итоговой фонограммы «Фантазии».

Первой серийно выпущенной компанией RCA версией оборудования «Фантасаунд» стал тип Mark VII, дополненный выпрямителем управляющего сигнала. Окончательное микширование фонограммы «Фантазии» произошло на системе Mark VIII, снабжённой двухтактным выпрямителем. Перед премьерным показом это же оборудование было установлено в нью-йоркских кинотеатрах. После дебюта фильма и звука «Фантасаунд» были разработаны ещё два варианта оборудования. Новой звуковоспроизводящей аппаратурой было переоборудовано 14 кинотеатров сети Диснея. Остальные кинопрокатчики не спешили воспользоваться новинкой, установка которой стоила целое состояние. «Фантазия» осталась единственной картиной с многоканальной оптической фонограммой, так и не ставшей кинематографическим стандартом. Однако, работы по созданию «Фантасаунда» заложили технологическую и теоретическую основы для более успешных послевоенных разработок многоканального звука. Опробованный в системе принцип трёхканальной стереофонии с четвёртым управляющим каналом в 1953 году был использован при создании стандарта магнитной фонограммы формата CinemaScope.

См. также

• CinemaScope
• Todd AO

Литература

• Голдовский Е. М. От немого кино к панорамному / Н. Б. Прокофьева. — М.: Издательство Академии наук СССР, 1961. — 149 с.

• Bernard Happé [www.cinematechnologymagazine.com/pdf/dion%20sound.pdf The History of Sound in the Cinema] (англ.) // «Cinema Technology» : журнал. — 1998. — No. 7/8. — P. 8—13. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0995-2251&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0995-2251].

• Andrew R. Boone [books.google.ru/books?id=NicDAAAAMBAJ&pg=PA65&hl=ru#v=onepage&q&f=false Mickey Mouse Goes Classical] (англ.) // «Popular Science» : журнал. — 1941. — Январь. — P. 65—67. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0161-7370&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0161-7370].

Ссылки

• Lauren O'Connor. [ether.remap.ucla.edu/class/mias298/lauren.oconnor/?p=48 MEET THE SOUNDTRACK: FANTASOUND] (англ.). Проверено 11 октября 2015.

Отрывок, характеризующий Фантасаунд

Труды его не пропали даром. Обеды его, постный и скоромный, были великолепны, но совершенно спокоен он всё таки не мог быть до конца обеда. Он подмигивал буфетчику, шопотом приказывал лакеям, и не без волнения ожидал каждого, знакомого ему блюда. Всё было прекрасно. На втором блюде, вместе с исполинской стерлядью (увидав которую, Илья Андреич покраснел от радости и застенчивости), уже лакеи стали хлопать пробками и наливать шампанское. После рыбы, которая произвела некоторое впечатление, граф Илья Андреич переглянулся с другими старшинами. – «Много тостов будет, пора начинать!» – шепнул он и взяв бокал в руки – встал. Все замолкли и ожидали, что он скажет.
– Здоровье государя императора! – крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту же минуту заиграли: «Гром победы раздавайся».Все встали с своих мест и закричали ура! и Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из за всех 300 голосов. Он чуть не плакал. – Здоровье государя императора, – кричал он, – ура! – Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему крику переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку, лежавшую подле его тарелки и провозгласил тост за здоровье героя нашей последней кампании, князя Петра Ивановича Багратиона и опять голубые глаза графа увлажились слезами. Ура! опять закричали голоса 300 гостей, и вместо музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова.
«Тщетны россам все препоны,
Храбрость есть побед залог,
Есть у нас Багратионы,
Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.


Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.
Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.
«Да, он очень красив, думал Пьер, я знаю его. Для него была бы особенная прелесть в том, чтобы осрамить мое имя и посмеяться надо мной, именно потому, что я хлопотал за него и призрел его, помог ему. Я знаю, я понимаю, какую соль это в его глазах должно бы придавать его обману, ежели бы это была правда. Да, ежели бы это была правда; но я не верю, не имею права и не могу верить». Он вспоминал то выражение, которое принимало лицо Долохова, когда на него находили минуты жестокости, как те, в которые он связывал квартального с медведем и пускал его на воду, или когда он вызывал без всякой причины на дуэль человека, или убивал из пистолета лошадь ямщика. Это выражение часто было на лице Долохова, когда он смотрел на него. «Да, он бретёр, думал Пьер, ему ничего не значит убить человека, ему должно казаться, что все боятся его, ему должно быть приятно это. Он должен думать, что и я боюсь его. И действительно я боюсь его», думал Пьер, и опять при этих мыслях он чувствовал, как что то страшное и безобразное поднималось в его душе. Долохов, Денисов и Ростов сидели теперь против Пьера и казались очень веселы. Ростов весело переговаривался с своими двумя приятелями, из которых один был лихой гусар, другой известный бретёр и повеса, и изредка насмешливо поглядывал на Пьера, который на этом обеде поражал своей сосредоточенной, рассеянной, массивной фигурой. Ростов недоброжелательно смотрел на Пьера, во первых, потому, что Пьер в его гусарских глазах был штатский богач, муж красавицы, вообще баба; во вторых, потому, что Пьер в сосредоточенности и рассеянности своего настроения не узнал Ростова и не ответил на его поклон. Когда стали пить здоровье государя, Пьер задумавшись не встал и не взял бокала.
– Что ж вы? – закричал ему Ростов, восторженно озлобленными глазами глядя на него. – Разве вы не слышите; здоровье государя императора! – Пьер, вздохнув, покорно встал, выпил свой бокал и, дождавшись, когда все сели, с своей доброй улыбкой обратился к Ростову.
– А я вас и не узнал, – сказал он. – Но Ростову было не до этого, он кричал ура!
– Что ж ты не возобновишь знакомство, – сказал Долохов Ростову.
– Бог с ним, дурак, – сказал Ростов.
– Надо лелеять мужей хорошеньких женщин, – сказал Денисов. Пьер не слышал, что они говорили, но знал, что говорят про него. Он покраснел и отвернулся.
– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
– За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, – сказал он.
Пьер, опустив глаза, пил из своего бокала, не глядя на Долохова и не отвечая ему. Лакей, раздававший кантату Кутузова, положил листок Пьеру, как более почетному гостю. Он хотел взять его, но Долохов перегнулся, выхватил листок из его руки и стал читать. Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились: что то страшное и безобразное, мутившее его во всё время обеда, поднялось и овладело им. Он нагнулся всем тучным телом через стол: – Не смейте брать! – крикнул он.
Услыхав этот крик и увидав, к кому он относился, Несвицкий и сосед с правой стороны испуганно и поспешно обратились к Безухову.
– Полноте, полно, что вы? – шептали испуганные голоса. Долохов посмотрел на Пьера светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил: «А вот это я люблю». – Не дам, – проговорил он отчетливо.
Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.
– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»
Когда всё было готово, сабли воткнуты в снег, означая барьер, до которого следовало сходиться, и пистолеты заряжены, Несвицкий подошел к Пьеру.
– Я бы не исполнил своей обязанности, граф, – сказал он робким голосом, – и не оправдал бы того доверия и чести, которые вы мне сделали, выбрав меня своим секундантом, ежели бы я в эту важную минуту, очень важную минуту, не сказал вам всю правду. Я полагаю, что дело это не имеет достаточно причин, и что не стоит того, чтобы за него проливать кровь… Вы были неправы, не совсем правы, вы погорячились…
– Ах да, ужасно глупо… – сказал Пьер.
– Так позвольте мне передать ваше сожаление, и я уверен, что наши противники согласятся принять ваше извинение, – сказал Несвицкий (так же как и другие участники дела и как и все в подобных делах, не веря еще, чтобы дело дошло до действительной дуэли). – Вы знаете, граф, гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести дело до непоправимого. Обиды ни с одной стороны не было. Позвольте мне переговорить…
– Нет, об чем же говорить! – сказал Пьер, – всё равно… Так готово? – прибавил он. – Вы мне скажите только, как куда ходить, и стрелять куда? – сказал он, неестественно кротко улыбаясь. – Он взял в руки пистолет, стал расспрашивать о способе спуска, так как он до сих пор не держал в руках пистолета, в чем он не хотел сознаваться. – Ах да, вот так, я знаю, я забыл только, – говорил он.