Porcupine Tree

Porcupine Tree
Porcupine Tree на концерте в Кракове (7 июля 2007).
Основная информация
Жанры	прогрессивный рок прогрессивный метал психоделический рок (раннее) альтернативный рок
Годы	с 1987
Страна	Великобритания Великобритания
Город	Хемел-Хепмстед, Хартфордшир, Англия
Лейблы	Delerium Records Ark 21 Records Snapper Lava Roadrunner Records (кроме Сев. Америки и Японии) Atlantic Records (Сев. Америка) WHD (Япония)
Состав	Стивен Уилсон Ричард Бэрбери Колин Эдвин Гэвин Харрисон
Бывшие участники	Крис Мэйтленд
[www.porcupinetree.com cupinetree.com]

Porcupine TreePorcupine Tree

Porcupine Tree — британская прогрессивная рок-группа, основанная Стивеном Уилсоном в Хемел-Хепмстеде (Хартфордшир, Англия) в 1987 году. Уникальное звучание этой группы — результат смешения прогрессивного рока, психоделики, эмбиента и, в более поздних альбомах, метала и альтернативного рока.

История

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Группа появилась в 1987 году как сольный проект Стивена Уилсона, и в некоторой степени была ничем иным, как хобби. Уилсон занялся этим проектом, как только смог себе позволить собственную домашнюю студию. Получив собственное пространство для экспериментов, он обратился к прогрессивному року шестидесятых-семидесятых годов.

Решив продемонстрировать результаты своей работы нескольким знакомым и звукозаписывающим компаниям, Уилсон решил, что сольные записи одного человека в собственной домашней студии будут восприняты не так серьёзно, как записи настоящей группы. Поэтому к кассетам с записями он приложил собственноручно сделанный буклет, в котором описал вымышленную историю никогда не существовавшей группы. Однако люди, которым он прислал свои кассеты, восприняли их серьёзно.

К началу 1989 года Стивен создал достаточно материала, чтобы записать полноценную 80-минутную кассету под названием «Tarquin’s Seaweed Farm» (ферма водорослей Тарквина), с восьмистраничным буклетом, в котором подробно рассказывалось о членах группы, таких неординарых личностях, как Sir Tarquin Underspoon (Сэр Тарквин Подложечный), Timothy Tadpole-Jones (Головастик Тимоти Джонс), и, конечно, Linton Samuel Dawson.

Уилсон послал копии кассет нескольким людям, которые могли бы ей заинтересоваться. Один из них принёс её в андеграундный журнал Freakbeat, которым руководили Ричард Аллен и Ивор Трумэн. В это время они были заняты созданием собственной звукозаписывающей компании. И хотя обзор кассеты в журнале был не особенно тёплым, они пригласили Porcupine Tree записать композицию для их первого релиза, сборника лучших андеграундных психоделических групп. До реализации проекта оставалось 18 месяцев или около того.

В 1990 Уилсон смог сделать музыку своим основным занятием — No-Man (его совместный проект вместе с Тимом Боунесом) получил контракт от Little Indian Records. Эта группа, чей эмбиентоподобный звук был очень непохож на Porcupine Tree, получила очень тёплую реакцию прессы. Но, несмотря на коммерческий успех этого начинания, интереса к сольному проекту он не потерял.

Освободившись от повседневной рутины, Уилсон стал ещё активнее продвигать Porcupine Tree, рассылая Tarquin’s Seaweed Farm и следующую кассету, The Nostalgia Factory, сопровождая их буклетами с дезинформацией о вымышленной группе. Они подогрели интерес андеграундной публики к этому имени, ещё больше возбуждённый релизом только что появившейся Delerium Records A Psychedelic Psauna, на котором звучала песня «Linton Samuel Dawson». Delerium также переиздали первые две кассеты группы.

Вскоре после этого Стивен стал одним из первых музыкантов, подписавших контракт с Delerium. Ему предложили переиздать обе кассеты как двойные альбомы, но Стивен решил вместо это создать из лучшего материала один альбом, который получил название On The Sunday Of Life… и стал третьим релизом нового лейбла.

On The Sunday Of Life… был издан в июле 1991 малым тиражом из 500 копий. Интерес к альбому был так велик, что этот тираж был раскуплен буквально мгновенно. Среди композиций альбома присутствует классика Porcupine Tree, которая и по сей день звучит на их концертах — «Radioactive Toy». К 2000 году общие продажи On The Sunday Of Life составили 20.000 копий.

Занявшись созданием нового материала, Уилсон понял, что ему необходимо более современное звучание. Первым плодом этих экспериментов стал 30-минутный сингл Voyage 34, изданный 1992, который был похож на творчество таких ambient trance команд, как The Orb и Future Sound Of London, и при этом совмещал его с гитарным соло, исполнявшимся одновременно с речитативом из пропаганды ЛСД 60-х годов. Этот сингл стал настоящим хитом андеграунда, достиг независимой двадцатки Соединённого Королевства и стал одним из классических образцов совмещения стилей, присущего немалой части лучшей музыки девяностых.

На самом деле «Voyage 34» предназначался для двойного альбома Porcupine Tree Up The Downstair. Но как бы то ни было, к моменту выпуска альбома было решено не включать в него этот сингл, и в результате альбом вышел в стандартном формате. Альбом был встречен с восторгом, и был описан в газете «Melody Maker» как «психоделический шедевр… один из лучших альбомов года». На этом альбоме Стивен продолжил эксперименты с совмещением танцевальной музыки и рока, на нём также можно услышать двух приглашённых музыкантов, которые впоследствии стали постоянными членами группы — Ричарда Бэрбери (бывшего участника рок-группы 80-х Japan) и Колина Эдвина.

В ноябре 1993 «Voyage 34» был переиздан вместе с ремиксом Astralasia. Несмотря на то, что эта композиция не получила радио-эфира, она шесть недель держалась в инди-чарте NME и стала классическим образцом чиллаута.

Популярность Porcupine Tree доросла до того момента, когда живых выступлений избегать дольше было нельзя. В декабре 1993 состоялось их первое выступление в следующем составе: Стивен Уилсон в качестве вокалиста и ведущей гитары, Колин Эдвин на басу, Крис Мэйтленд на ударных и Ричард Бэрбери на клавишных.

Все три новых члена группы раньше работали с Уилсоном в различных проектах на протяжении прошлых лет (Бэрбери и Мэйтлент сопровождали No-Man во время тура), и все были прекрасными музыкантами, симпатизирующими звуку и направлению Porcupine Tree. Новый состав тут же дал свои плоды, что наглядно показано на альбоме Spiral Circus (издан в виниле в 1997), на котором звучат записи с их первых трёх живых выступлений, включая сессию на BBC Radio One с их ранним сторонником Марком Рэдклиффом.

Новый материал был уже на подходе. Следующий альбом группы не мог появиться раньше начала 1995, но был опережён классическим синглом Stars Die/Moonloop, последние две композиции на котором были записаны во время работы над альбомом и были первыми совместными записями обновлённой группы.

Третий номерной альбом группы, The Sky Moves Sideways вышел в свет в 1995 и получил признание многих любителей прогрессивного рока. Porcupine Tree даже называли «Pink Floyd девяностых», о чём Стивен впоследствии сожалел: «Я ничего не могу с этим поделать. Это так, в период The Sky Moves Sideways я, если можно так выразиться, немного перестарался в ублажении фанатов Pink Floyd, которые слушали нас просто потому что эта группа больше не выпускает альбомов. Сейчас я сожалею об этом.» К несчастью или нет, но после этого CD число фанатов группы значительно увеличилось.

The Sky Moves Sideways стал широким полем для экспериментов с мелодиями и эмбиентом, и с определённой точки зрения является переходной работой, наполовину записанной до формирования группы, и наполовину после. Большую часть альбома занимает тридцатипятиминутная заглавная композиция, которой изначально суждено было занять весь альбом целиком (альтернативная версия, включающая некоторые вычеркнутые фрагменты, была включена в версию 2004 года). Альбом вошёл в чарты NME, Melody Maker и Music Week. Вместе с синглом Moonloop этот альбом стал первой работой Porcupine Tree, выпущенной в США в сентябре 1995, и привлёк немалое внимание прессы как в старом, так и в новом свете. Весь год группа поддерживала альбом многими концертами.

Но сама группа осталась недовольна положением альбома, ставшим наполовину коллективным, наполовину сольным творчеством. Porcupine Tree поставили перед собой цель записать первую настоящую запись всей группы и следующий год работали над более плотным и претенциозным звуком.

Уилсон: «Ясно, что практической целью игры вживую был провокационный фактор. Но, думаю, подсознательно я также чувствовал, что я затянул сольную карьеру на слишком долгий срок, ведь мне никогда не нравилось работать с драм-машинами. На The Sky Moves Sideways есть пара треков, на которых я впервые пригласил Криса и Колина: 'Stars Die' и 'Moonloop'. И это стало поворотным моментом — я понял, что эти композиции понравились мне больше всего. Я понял, что не хочу идти назад и вновь использовать драм-машины. Но ещё мне всегда нравилась идея, ну, вы знаете, „рок-группы“. У групп есть такое обаяние, привлекательность и такая романтика, которой никогда не будет у сольного проекта».

Таким образом над следующим альбомом, Signify вела работу уже вся группа. Музыканты стали теперь полноценными соавторами, что хорошо видно на композиции «Intermediate Jesus», которая спонтанно родилась из репетиционной сессии (части этой композиции были изданы на Metanoia в 1998).

Уилсон: «Signify был довольно странным в плане записи: хотя это был альбом целой группы, мы просто физически не могли находиться одновременно в одном месте в одно и то же время и работать над альбомом вместе, так что кроме „Intermediate Jesus“, записанного снаружи, я просто делал высококачественные демо-треки с синтезированными партиями, которые остальные затем заменяли своими реальными записями. Так что можно сказать, что их вклад был не так уж и велик».

После релиза первого настоящего сингла Porcupine Tree Waiting, который попал во все английские инди-чарты, в национальный чарт Соединённого Королевства и звучал в эфире по всей Европе, Signify наконец попал на полки магазинов, в сентябре 1996.

К этому времени популярность группы выросла настолько, что Porcupine Tree могли собирать большие площадки. Например, в Риме команда выступила перед 5000-й аудиторией. На основе этого концерта был сделан альбом Coma Divine. Этот же период был ознаменован поворотом группы к песенному материалу в отличие от ранних инструменталов. Весь 98-й год музыканты провели в записи пятого студийного альбома коллектива и в марте 1999 года в свет появилась новая пластинка Stupid Dream.

Три композиции с этого альбома — Piano Lessons, Stranger By the Minute и Pure Narcotic получили большое признание среди фанатов и таблоидов. Хотя новая пластинка и отпугнула своей «попсовостью» многих старых поклонников группы, новый облик коллектива привлек новых почитателей, а уровень продаж значительно повысился.

Диск Stupid Dream сопровождался глобальными гастролями, в течение которых коллектив изъездил не только почти всю Европу, но и побывал в США. Несколько месяцев спустя группа уже была готова записать новый альбом, посвященный смене тысячелетия, который был готов к февралю 2000 года. Сделав струнные аранжировки, Porcupine Tree на новой пластинке под названием Lightbulb Sun показала всем смесь песен и роковой энергетики альбома Stupid Dream, но в более органичной и мощной форме с ещё более уверенным звуком.

Альбом был выпущен в мае 2000 года, а затем начался небольшой концертный тур по Британии, продолженный на следующий год выступлением на нескольких европейских фестивалях и большим совместным туром с Dream Theater, у которых они выступали на разогреве. Группа продолжала гастролировать вплоть до начала 2001 года, впервые посетив с крупным турне Германию. Там же, а также в Израиле вышло специальное двух-дисковое издание альбома Lightbulb Sun, а в мае того же года появился диск Recordings — компиляция, в которую вошли синглы и избранные вещи с двух предыдущих альбомов.

На следующий год, в феврале 2002 в Porcupine Tree произошла первая смена состава — группу покинул после 8-ми лет сотрудничества барабанщик Крис Мейтленд. Заменить его музыканты пригласили отличного барабанщика Гейвина Харрисона. Тем временем начались сессии для новой пластинки, в течение которых было записано примерно 30 новых песен.

Долгожданный альбом In Absentia был выпущен на Lava records в сентябре 2002 года (в Европе — в январе следующего года). Это была наиболее завершенная и законченная работа в дискографии Porcupine Tree, и, хотя некоторые композиции звучали тяжелее и жестче чем обычно, в общих чертах музыка стала утонченнее и красивей. Альбом стал бестселлером, попал в чарты многих европейских стран, а уровень продаж скоро перекрыл 100 тысяч копий.

В поддержку альбома, группа устроила гастроли по Европе и Северной Америке. Во время турне состав группы был расширен за счет появления в нём вокалиста/гитариста Джона Уэсли.

В 2003 году Porcupine Tree организовали свой небольшой лейбл Тransmission и онлайн магазин, первыми пунктами каталога стали концертные записи для радио XM в Вашингтоне. Главной целью этого лейбла стал выпуск хорошо оформленных, качественных концертных выступлений и эксклюзивных студийных записей. В 2003 году также тачалась длительная кампания по перевыпуску на двойных CD ранних альбомов группы.

В начале 2004 года Porcupine Tree начали записывать новую пластинку Deadwing. Сессии для альбома закончились в ноябре 2004 года, а общее число продаж дисков группы к тому времени превысило пол-миллиона экземпляров. Новый альбом Deadwing был запланирован к выходу весной 2005 года как в Европе, так и в США, одновременно с версией 5.1 и синглами Shallow и Lazarus в Европе.

Deadwing — альбом с большим потенциалом, ориентированный на современный мейнстрим рок-музыки. Одни считают что это лучший альбом за всю историю, другие же относят его к некому желанию группы стать более популярной.

За выходом альбома последовал мировой тур, два концерта которого, прошедшие 11 и 12 октября 2005 года в Чикаго, стали основой для первого официального концертного DVD группы, Arriving Somewhere…, релиз которого состоялся в 2006 году.

Предпоследний альбом Fear of a Blank Planet, был выпущен в 2007 г. Стивен Уилсон упомянул, что название альбома является прямой ссылкой на альбом группы Public Enemy 1990 года Fear of a Black Planet. Он объяснил, что расовые отношения были главной проблемой того времени, и что в настоящее время он считает «проблему информационных технологий главной проблемой ХХI века». Альбом вызвал неоднозначное чувство у слушателей. Многие его обвиняют в простоте лирики и ухода от привычных тем. Другие же отмечают многоплановость композиций, сильную музыкальную составляющую альбома, на котором присутствуют и простая попсовая песня Fear Of A Blank Planet, и комплексная и монументальная Anesthetize, которую многие слушатели считают лучшей на альбоме, а также лирические и сентиментальные, как Sentimental и My Ashes.

Tour of a Blank Planet, как окрестили его менеджеры группы, стал ещё более продолжительным, во время этих продолжительных гастролей группа успела дважды обогнуть земной шар, а также посетить страны, в которых Porcupine Tree ещё никогда не выступали. Этими странами стали Австралия, где группа дала серию концертов в конце апреля 2008 года, а также Россия.

Последний на сегодняшний день альбом группы Porcupine Tree The Incident вышел в сентябре 2009 года. По словам Стивена Уилсона, альбом получился очень концептуальным. За основу были взяты криминальные инциденты из полицейских рапортов. Задача музыкантов состояла в пересказе истории инцидента от лица жертвы — поводом послужили личные ощущения лидера группы: однажды, проезжая мимо одного из домов, Стивен увидел табличку «полиция — несчастный случай», рядом с которой все машины притормаживали, а их водители всматривались и пытались понять, что же произошло. «Я подумал, что „инцидент“ — это слишком бесстрастное слово для чего-то столь разрушительного и наносящего раны», говорит Уилсон.

В 2013 году Porcupine Tree ушла в бессрочный отпуск. В интервью изданию Something Else! Reviews Стивен Уилсон сказал, что принял решение сконцентрироваться на сольной карьере:

«Быть основным автором, и рулить всей деятельностью группы, и быть инициатором всего, потому что без меня ничего не будет, — довольно проблематично. У меня нет времени одновременно и на это, и на то, чем я занимаюсь сейчас. <…> Однако, это не означает, что группа распалась или что-то такое. Всегда остается возможным, что мы вернемся вместе через год, или через пять лет, или десять».

Название группы

Отказываясь отвечать на вопросы, Стивен Уилсон породил тем самым почву для разнообразейших теорий о происхождении названия группы. Слово porcupine переводится как «дикобраз», в частности существует вид американских дикобразов североамериканский дикобраз (Erethizon dorsatum), который также называют поркупином.

Стиль

Обычно о Porcupine Tree говорят как о группе, играющей прогрессивный рок. Практически любой, знакомый с творчеством группы, даёт ему именно такое определение. В то же время Стивен Уилсон выражал некоторое недовольство такой тенденцией. Однако позднее, Стивен стал более спокойно относиться к этому термину, заявляя, что термин в последнее время стал «более широким». И, тем не менее, Уилсон продолжает выражать недовольство сравнением его группы с нео-прог-группами и названием «новый Пинк Флойд»: «Это заставляет вас жить в тени кого-то другого. Я бы не хотел быть новым кем-либо. Я бы хотел быть просто старым Porcupine Tree или новым Porcupine Tree».

Участники

Первоначально группа состояла из одного лишь Стивена Уилсона, который исполнял все партии гитары и вокала, большинство партий бас-гитары и клавишных, а также программировал драм-машину. Практически единолично Уилсон записал и выпустил под вывеской Porcupine Tree 3 альбома. Начиная с Signify Porcupine Tree имеет формат полноценной рок-группы.

Текущий состав:

• Стивен Уилсон — вокал, электрическая и акустическая гитары, банджо, клавишные, фортепиано, семплеры (с 1987 по настоящее время)
• Ричард Барбьери — клавишные, фортепиано, обработка звука (с 1993 по настоящее время)
• Колин Эдвин — бас, контрабас (с 1993 по настоящее время)
• Гевин Харрисон — ударные и перкуссия (с 2002 по настоящее время).

Бывшие участники:

• Крис Мейтленд — ударные (1993—2002).

Дополнительные участники:

• Джон Уэсли — электрическая и акустическая гитара, бэк-вокал, звукорежиссура и аранжировки струнных (с 2002 по настоящее время).

Дискография

Студийные альбомы

• 1991 — On The Sunday Of Life
• 1993 — Up The Downstair
• 1995 — The Sky Moves Sideways
• 1996 — Signify
• 1999 — Stupid Dream
• 2000 — Lightbulb Sun
• 2002 — In Absentia
• 2005 — Deadwing
• 2007 — Fear of a Blank Planet
• 2009 — The Incident (англ.)

Концертные записи

• 1997 — Coma Divine — Recorded Live in Rome
• 1997 — Spiral Circus
• 2001 — Nearfest
• 2004 — Warszawa
• 2006 — Rockpalast
• 2008 — We Lost the Skyline
• 2010 — Atlanta
• 2012 — Octane Twisted (2 CD)

DVD

• 2006 — Arriving Somewhere…
• 2010 — Anesthetize
• 2012 — Octane Twisted

Ссылки

• [www.porcupinetree.com cupinetree.com] (англ.) — официальный сайт группы
• На Викискладе есть медиафайлы по теме Porcupine Tree
• [www.last.fm/ru/music/Porcupine+Tree Профиль Porcupine Tree] на Last.fm
• [www.porcupinetree.ru Русский фанклуб Porcupine Tree и Стивена Уилсона]
• [m-music.ru/index.php?showtopic=2402 Биография и обзоры многоканальных дисков Porcupine Tree]
• [www.dprp.net/proghistory/index.php?i=1999_01 Немецкая страница о прогрессивном роке]
• [www.no-man.co.uk/ Официальная биография No-Man]
• [www.muz-prosvet.com/vb/showthread.php?t=866 Рецензия на альбом группы «The Sky Moves Sideways»]

Отрывок, характеризующий Porcupine Tree

– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.


12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.
– Ну ка, как вы из этого выйдете? – сказал он.
– Будем стараться, – отвечал Берг, дотрогиваясь до пешки и опять опуская руку.
В это время дверь отворилась.
– Вот он, наконец, – закричал Ростов. – И Берг тут! Ах ты, петизанфан, але куше дормир , [Дети, идите ложиться спать,] – закричал он, повторяя слова няньки, над которыми они смеивались когда то вместе с Борисом.
– Батюшки! как ты переменился! – Борис встал навстречу Ростову, но, вставая, не забыл поддержать и поставить на место падавшие шахматы и хотел обнять своего друга, но Николай отсторонился от него. С тем особенным чувством молодости, которая боится битых дорог, хочет, не подражая другим, по новому, по своему выражать свои чувства, только бы не так, как выражают это, часто притворно, старшие, Николай хотел что нибудь особенное сделать при свидании с другом: он хотел как нибудь ущипнуть, толкнуть Бориса, но только никак не поцеловаться, как это делали все. Борис же, напротив, спокойно и дружелюбно обнял и три раза поцеловал Ростова.
Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.
– Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие, свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, – говорил Ростов с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками, указывая на свои забрызганные грязью рейтузы.
Хозяйка немка высунулась из двери на громкий голос Ростова.
– Что, хорошенькая? – сказал он, подмигнув.
– Что ты так кричишь! Ты их напугаешь, – сказал Борис. – А я тебя не ждал нынче, – прибавил он. – Я вчера, только отдал тебе записку через одного знакомого адъютанта Кутузовского – Болконского. Я не думал, что он так скоро тебе доставит… Ну, что ты, как? Уже обстрелен? – спросил Борис.
Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга.
– Как видишь, – сказал он.
– Вот как, да, да! – улыбаясь, сказал Борис, – а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были, что за обеды, балы – я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам.
И оба приятеля рассказывали друг другу – один о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы под командою высокопоставленных лиц и т. п.
– О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином.
Борис поморщился.
– Ежели непременно хочешь, – сказал он.
И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
– Вот что, Берг милый мой, – сказал Ростов, – когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого вам захочется расспросить про всё, и я буду тут, я сейчас уйду, чтоб не мешать вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда нибудь, куда нибудь… к чорту! – крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо, видимо, стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: – вы знаете, не сердитесь; милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому.
– Ах, помилуйте, граф, я очень понимаю, – сказал Берг, вставая и говоря в себя горловым голосом.
– Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.
– Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо.
– А что?
– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?