Аида (фильм-опера, 1953)
Поделись знанием:
К:Фильмы 1953 года
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.
Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Эта статья — о фильме. Об опере см. Аида.
| Аида | |
| Aida | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр |
Клементе Фракасси |
| Продюсер |
Грегор Рабинович |
| Автор сценария |
Карло Кастелли |
| В главных ролях | |
| Оператор |
Пьеро Порталупи |
| Композитор | |
| Кинокомпания |
Oscar Film |
| Длительность |
95 мин. |
| Страна | |
| Язык | |
| Год | |
| IMDb | |
«Аи́да» (итал. Aida) — цветной художественный кинофильм-опера режиссёра Клементе Фракасси, поставленный в 1953 году, экранизация одноимённой оперы Джузеппе Верди. Заглавную сольную вокальную партию исполняет Рената Тебальди.
Содержание
Сюжет
Кинофильм-опера является экранизацией оперы «Аида» Джузеппе Верди, написанной на либретто Антонио Гисланцони по сценарию египтолога О. Ф. Мариетта.
Изложение сюжета см. в статье «Аида».
Музыка в фильме сокращена, а для введённой сцены боя египтян с эфиопами, отсутствующей в опере, использована музыка из третьего акта.
В 1987 году фильм был показан на 40-м Каннском кинофестивале во внеконкурсной программе[1].
В ролях
| Актёр | Роль |
|---|---|
| Софи Лорен | Аи́да, эфиопская рабыня (поёт Рената Тебальди) |
| Лоис Максвелл | Амне́рис, дочь фараона (поёт Эбе Стиньяни) |
| Лучано Делла Марра | Радамес, молодой начальник дворцовой стражи (поёт Джузеппе Кампора) |
| Афро Поли | Амонасро, эфиопский царь, отец Аиды (поёт Джино Беки) |
| Антонио Кассинелли | Рамфис, верховный жрец (поёт Джулио Нери) |
| Энрико Формики | Фараон, египетский царь |
| Доменико Болини | гонец (поёт Паоло Кароли) |
Солисты в танцевальных номерах
- Альба Арнова
- Иветт Шовире
- Леонид Мясин
- Виктор Феррари
- Чиро Ди Пардо
- Балетная труппа Римского оперного театра
- Хореография Маргарет Валльманн
Музыканты
- Национальный симфонический оркестр Итальянского радио
- Дирижёр — Джузеппе Морелли
- Подготовка музыки Джузеппе Верди для фильма — Ренцо Росселлини
Съёмочная группа
- Режиссёр: Клементе Фракасси
- Продюсеры: Грегор Рабинович, Федерико Тети
- Сценаристы: Карло Кастелли (в титрах не указан), Анна Гобби (в титрах не указана), Джорджио Сальвиуччи (в титрах не указан), Клементе Фракасси по либретто оперы Антонио Гисланцони
- Композитор: Джузеппе Верди
- Оператор: Пьеро Порталупи, Паскуалино Де Сантис (помощник оператора)
- Художники: Флавио Могерини (художник-постановщик), Мария Де Маттеи (художник по костюмам)
- Монтажёр: Марио Бонотти
Релиз
Премьеры [2]
-
Италия — 23 октября 1953 года -
США — 8 октября 1954 года -
Нидерланды — 21 января 1955 года -
Великобритания — 1956 год -
Норвегия — 24 мая 1956 года -
Германия — июнь 1956 года -
Португалия — 13 сентября 1956 года -
Испания — 1957 год: 20 февраля в Мадриде, 22 февраля в Барселоне -
Финляндия — 26 марта 1957 года -
Швеция — 10 февраля 1958 года -
Франция — 19 декабря 1984 года
Напишите отзыв о статье "Аида (фильм-опера, 1953)"
Примечания
Ссылки
- Aida (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [www.citwf.com/film7917.htm Фильм-опера «Аида» (1953) на CITWF]
Отрывок, характеризующий Аида (фильм-опера, 1953)
– Мавруша, скорее, голубушка!– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.
Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
