Альтхайм, Франц

Франц Альтхайм
Franz Altheim
Дата рождения:	1898(1898)
Место рождения:	Франкфурт-на-Майне, Германская империя
Дата смерти:	1976(1976)
Место смерти:	Мюнстер, ФРГ
Страна:	Германская империя Веймарская республика Третий Рейх ФРГ
Научная сфера:	история, филология
Альма-матер:	Франкфуртский университет

Франц Альтхайм (нем. Franz Altheim, 6 октября 1898, Франкфурт-на-Майне, Германская империя — 17 октября 1976, Мюнстер, ФРГ) — немецкий историк и филолог, руководящий сотрудник Аненербе.

Биография

Ранние годы. Становление академической карьеры

Родился в протестантской семье скульптора, который вёл богемный образ жизни. После того как от него ушла жена, мать Франца, отец на Рождество 1914 г. покончил с собой. В 1916—1921 гг. Альтхайм изучал классическую филологию и древнюю историю во Франкфуртском университете. В 1917 г. вступил в армию в качестве переводчика, служил в Османской империи.

В декабре 1921 г. защитил кандидатскую диссертацию на тему «Структура „Политики“ Аристотеля», в 1928 г. — докторскую диссертацию на тему «Греческие боги в Древнем Риме».

Карьера при нацистах

В 1934—1936 годах состоял в СА. С 1935 г. приват-доцент, с 1936 г. экстраординарный профессор классической филологии во Франкфуртском университете, также заместитель заведующего кафедрой в Галле-Виттенбергском университете. С 1943 г. профессор.

Активно сотрудничал в Аненербе, которое финансировало его исследования, руководил в нём учебно-исследовательским отделом древней истории. В 1938 г. участвовал в экспедиции Аненербе на Ближний Восток.

После войны

В 1945 г. потерял своё профессорское место, однако вскоре был восстановлен в звании. В 1948—1950 гг. профессор древней истории в Галле, в 1950—1964 гг. заведовал кафедрой древней истории в Свободном университете Берлина. Входил в попечительский комитет журнала Nouvelle École (Новая школа), органа сообщества «Groupement de recherche et d'études pour la civilisation européenne».

Сочинения

• Griechische Götter im alten Rom. Giessen 1930. Neuausgabe 1980.
• Terra Mater. Untersuchungen zur altital. Religionsgeschichte. Töpelmann, Gießen 1931.
• Römische Religionsgeschichte. 3 Bände. de Gruyter, Berlin 1931—1933. 2. Aufl. in 2 Bänden 1956.
• Epochen der römischen Geschichte. 2 Bände. Klostermann, Frankfurt am Main 1934—1935.
• Lex sacrata. Pantheon, Amsterdam 1939.
• Die Soldatenkaiser. Klostermann, Frankfurt 1939 (Deutsches Ahnenerbe, Bd. 1).
• (mit Erika Trautmann): Vom Ursprung der Runen. Klostermann, Frankfurt 1939 (Deutsches Ahnenerbe, Bd. 3).
• (mit Erika Trautmann): Italien und die dorische Wanderung. Pantheon, Amsterdam 1940.
• Italien und Rom. 2 Bände. Pantheon, Amsterdam 1941. 3. Auflage 1944.
• Rom und der Hellenismus. Amsterdam, Pantheon 1942.
• Helios und Heliodor von Emesa. Amsterdam, Pantheon 1942.
• (mit Erika Trautmann-Nehring): Kimbern und Runen. Untersuchungen zur Ursprungsfrage der Runen. Ahnenerbe, Berlin 1942.
• Die Krise der alten Welt im 3. Jahrhundert n. Zw. und ihre Ursachen. 2 Bände. Ahnenerbe, Berlin 1943.
• Goten und Finnen im dritten und vierten Jahrhundert. Ranke, Berlin 1944.
• Weltgeschichte Asiens im griechischen Zeitalter. 2 Bände. Niemeyer, Halle 1947—1948.
• Römische Geschichte. 3 Bände. de Gruyter, Berlin 1948—1958. Weitere Ausgabe Klostermann, Frankfurt 1951—1953.
• Literatur und Gesellschaft im ausgehenden Altertum. 2 Bände. Niemeyer, Halle 1948—1950.
• Der Ursprung der Etrusker. Verlag für Kunst und Wissenschaft, Baden-Baden 1950.
• Geschichte der lateinischen Sprache. Klostermann, Frankfurt 1951.
• Aus Spätantike und Christentum. Niemeyer, Tübingen 1951.
• Attila und die Hunnen. Verlag für Kunst und Wissenschaft, Baden-Baden 1951.
• Niedergang der alten Welt. Eine Untersuchung der Ursachen. 2 Bände. Klostermann, Frankfurt 1952.
• (mit Ruth Stiehl): Asien und Rom. Neue Urkunden aus sasanidischer Frühzeit. Niemeyer, Tübingen 1952.
• Alexander und Asien. Geschichte eines geistigen Erbes. Niemeyer, Tübingen 1953.
• Gesicht vom Abend und Morgen. Von der Antike zum Mittelalter. Fischer, Frankfurt 1954.
• (mit Ruth Stiehl): Ein asiatischer Staat. Feudalismus unter den Sasaniden. Limes, Wiesbaden 1954.
• Reich gegen Mitternacht. Asiens Weg nach Europa. Rowohlt, Hamburg 1955.
• Der unbesiegte Gott. Heidentum und Christentum. Rowohlt, Hamburg 1957.
• Utopie und Wirtschaft. Eine geschichtliche Betrachtung. Klostermann, Frankfurt 1957.
• (mit Ruth Stiehl): Finanzgeschichte der Spätantike. Klostermann, Frankfurt 1957.
• (mit Ruth Stiehl): Philologia sacra. Niemeyer, Tübingen 1958.
• (mit Ruth Stiehl): Die aramäische Sprache unter den Achaimeniden. 3 Lieferungen. Klostermann, Frankfurt 1959—1963.
• Geschichte der Hunnen. 5 Bände. de Gruyter, Berlin 1959—1962.
• Zarathustra und Alexander. Eine ost-westliche Begegnung. Fischer, Frankfurt 1960.
• Entwicklungshilfe im Altertum. Die großen Reiche und ihre Nachbarn Rowohlt, Reinbek 1962.
• Die Araber in der alten Welt. 6 Bände. de Gruyter, Berlin 1964-69.
• (mit Ruth Stiehl): Geschichte Mittelasiens im Altertum. de Gruyter, Berlin 1970.
• (mit Ruth Stiehl): Christentum am Roten Meer. 2 Bände. de Gryuter, Berlin 1971—1973.

Отрывок, характеризующий Альтхайм, Франц

Несмотря на такое бедствие, солдаты и офицеры жили точно так же, как и всегда; так же и теперь, хотя и с бледными и опухлыми лицами и в оборванных мундирах, гусары строились к расчетам, ходили на уборку, чистили лошадей, амуницию, таскали вместо корма солому с крыш и ходили обедать к котлам, от которых вставали голодные, подшучивая над своею гадкой пищей и своим голодом. Также как и всегда, в свободное от службы время солдаты жгли костры, парились голые у огней, курили, отбирали и пекли проросший, прелый картофель и рассказывали и слушали рассказы или о Потемкинских и Суворовских походах, или сказки об Алеше пройдохе, и о поповом батраке Миколке.
Офицеры так же, как и обыкновенно, жили по двое, по трое, в раскрытых полуразоренных домах. Старшие заботились о приобретении соломы и картофеля, вообще о средствах пропитания людей, младшие занимались, как всегда, кто картами (денег было много, хотя провианта и не было), кто невинными играми – в свайку и городки. Об общем ходе дел говорили мало, частью оттого, что ничего положительного не знали, частью оттого, что смутно чувствовали, что общее дело войны шло плохо.
Ростов жил, попрежнему, с Денисовым, и дружеская связь их, со времени их отпуска, стала еще теснее. Денисов никогда не говорил про домашних Ростова, но по нежной дружбе, которую командир оказывал своему офицеру, Ростов чувствовал, что несчастная любовь старого гусара к Наташе участвовала в этом усилении дружбы. Денисов видимо старался как можно реже подвергать Ростова опасностям, берег его и после дела особенно радостно встречал его целым и невредимым. На одной из своих командировок Ростов нашел в заброшенной разоренной деревне, куда он приехал за провиантом, семейство старика поляка и его дочери, с грудным ребенком. Они были раздеты, голодны, и не могли уйти, и не имели средств выехать. Ростов привез их в свою стоянку, поместил в своей квартире, и несколько недель, пока старик оправлялся, содержал их. Товарищ Ростова, разговорившись о женщинах, стал смеяться Ростову, говоря, что он всех хитрее, и что ему бы не грех познакомить товарищей с спасенной им хорошенькой полькой. Ростов принял шутку за оскорбление и, вспыхнув, наговорил офицеру таких неприятных вещей, что Денисов с трудом мог удержать обоих от дуэли. Когда офицер ушел и Денисов, сам не знавший отношений Ростова к польке, стал упрекать его за вспыльчивость, Ростов сказал ему:
– Как же ты хочешь… Она мне, как сестра, и я не могу тебе описать, как это обидно мне было… потому что… ну, оттого…
Денисов ударил его по плечу, и быстро стал ходить по комнате, не глядя на Ростова, что он делывал в минуты душевного волнения.
– Экая дуг'ацкая ваша пог'ода Г'остовская, – проговорил он, и Ростов заметил слезы на глазах Денисова.


В апреле месяце войска оживились известием о приезде государя к армии. Ростову не удалось попасть на смотр который делал государь в Бартенштейне: павлоградцы стояли на аванпостах, далеко впереди Бартенштейна.
Они стояли биваками. Денисов с Ростовым жили в вырытой для них солдатами землянке, покрытой сучьями и дерном. Землянка была устроена следующим, вошедшим тогда в моду, способом: прорывалась канава в полтора аршина ширины, два – глубины и три с половиной длины. С одного конца канавы делались ступеньки, и это был сход, крыльцо; сама канава была комната, в которой у счастливых, как у эскадронного командира, в дальней, противуположной ступеням стороне, лежала на кольях, доска – это был стол. С обеих сторон вдоль канавы была снята на аршин земля, и это были две кровати и диваны. Крыша устраивалась так, что в середине можно было стоять, а на кровати даже можно было сидеть, ежели подвинуться ближе к столу. У Денисова, жившего роскошно, потому что солдаты его эскадрона любили его, была еще доска в фронтоне крыши, и в этой доске было разбитое, но склеенное стекло. Когда было очень холодно, то к ступеням (в приемную, как называл Денисов эту часть балагана), приносили на железном загнутом листе жар из солдатских костров, и делалось так тепло, что офицеры, которых много всегда бывало у Денисова и Ростова, сидели в одних рубашках.
В апреле месяце Ростов был дежурным. В 8 м часу утра, вернувшись домой, после бессонной ночи, он велел принести жару, переменил измокшее от дождя белье, помолился Богу, напился чаю, согрелся, убрал в порядок вещи в своем уголке и на столе, и с обветрившимся, горевшим лицом, в одной рубашке, лег на спину, заложив руки под голову. Он приятно размышлял о том, что на днях должен выйти ему следующий чин за последнюю рекогносцировку, и ожидал куда то вышедшего Денисова. Ростову хотелось поговорить с ним.